Книга Лунный принц, страница 59 – Екатерина Оленева

– О, именно к этому я и вёл мой длинный и нудный рассказ.

– Вовсе нет. Мне нравилось тебя слушать.

– Приятно знать.

– Продолжай. Итак, вы вместе с твоим братом Винсентом приехали в родовое фамильное гнездо. И?.. Вам понравилось?

– Сложно сказать. С одной стороны, приятно принадлежать к чему-то, похожему на тебя. Мы больше не чувствовали себя белыми воронами, чем-то уникальным В этом были свои плюсы и минусы. В доме было полно людей – родственники, прислуга. В доме было полно денег. И глядя на других, таких же, как ты, мы отчасти переживали те же чувства, что вызывали у «простых смертных», – усмехнулся Ральф. – В нас легко влюбляться. А влюбляясь, легко ранить или быть раненным.

По-своему мы с братом умели контактировать с мужской частью населения. Но девочки…девушка – они вызывали у меня ужас. Я делал всё возможное, чтобы как можно меньше с ними пересекаться.

– Почему?

– С одной стороны, они казались почти ангелами – такие светлые и нежные в своих пышных юбках и круто завитых локонах. На белом легко остаются пятна, ленты выскальзывают из волос и вот уже первоначальный образ разрушен. И ничто не вернёт прежнюю чистоту, незамутненность, свежесть…

– Словом – невинность.

– Да. Они были слишком сладкими, слишком невинными. С ними приятно было повозиться, как с куклами – потанцевать на балу, перекинуться парой острот в музыкальной комнате, придержать стремя во время охоты. Но приблизиться… во мне было слишком много тьмы и порока. Я любил боль и секс, но как разделить это с ангелом? Низводить же их в ту же пропасть? Мне этого совсем не хотелось. Кроме того, в тот период своей жизни я не мог надолго увлекаться кем-то одним. Люди были как увлекательные истории или книги – прочитаешь, поймёшь и становится скучно. Их привязанность напоминала путы, из которых, чем больше к тебе лип человек, тем сильнее хотелось вырваться. Во мне хватало эмпатии, чтобы понимать, что я причиняю людям боль, это всегда влекло за собой острое чувство вины. Поэтому я старался не приближаться к тем, кто мне по-настоящему нравился чуть больше, чем просто сексуальный объект.

К тому же, я спал с мужчинами ровно столько, сколько себя помню. Ощущения при этом были болезненными и острыми, чем-то напоминающим поединок. Никто и никого не щадил, мы «дрались» на равных. С мужчинами не приходилось притворяться нежным или ласковым, не приходилось вести неинтересных разговоров про отношения. И, кроме того, попробовав секс пару раз с женщиной, я не почувствовал ничего. Это было как бледная тень той богатой палитры ощущений, что было у меня с моими любовниками. В плане физического… боль для меня была синонимом оргазма, а с женщиной её не было. Так что всё казалось серым, скучным. Каждый раз нужно было думать о том, чтобы не сжать слишком сильно, не двигаться слишком неосторожно…

– Фарфоровую куклу легко сломать, – понимающе протянула я.

Не могу сказать, чтобы откровения Ральфа мне нравились. Но молчал он об этом или говорил, правда не переставала быть правдой.

– А девчонок, как на зло, тянуло ко мне тем больше, чем меньше я пытался заручиться их вниманием. Приходилось притворяться. В те времена о толерантности и не слышали. Содомитов ссылали на каторгу, оскопляли и всё такое прочее… Элленджайтов, это, конечно, коснуться не могло. Мы были слишком богаты, слишком имениты и стояли слишком высоко – закон был ниже нас. Но если распутство с женщинами, злоупотребления опиатами, постоянные скандалы и драки общество нам охотно прощало за нашу красоту, богатство и то, что мы снабжали всю округу бесконечно увлекательными сплетнями, то мужеложство…

Ральф развёл руками.

– Хочешь сказать, что среди Элленджайтов никто до тебя этим не занимался? – недоверчиво протянула я.

– Занимались, конечно. В порядке эксперимента, потому что в жизни нужно попробовать всё, в знак протеста, но при этом… в нашей семье мужчины любили женщин. Однополые отношения практиковались, как и саморазрушительные практики – они причиняли физическую боль, которая уменьшала боль душевную. Использование болезненных ядов, игры с колюще-режущими предметами и секс с мужчиной – всё это остро болезненно. И, когда жизнь налаживалась, отходило на второй план, как уходят агрессивные подростковые всплески после того, как уровень гормонов в крови выровняется.

В моём случае всё было не так. Мне действительно нравились мужчины. Женщины были как кукла на витрине – красиво, смотреть приятно, взять в руки и поддержать – тоже. Но ты же не станешь жить с куклой, правда? Так и я не понимал, как можно всерьёз говорить с женщиной о чём-то? Доверять ей. Мне эти фарфоровые статуэтки казались ужасно обременительными, ведь любое неосторожное слово, взгляд, действие – и случится непоправимое. Ты причинишь ей боль, моральную или физическую, ты будешь должен нести за неё ответственность, а мне… я не хотел ответственности.

– Сколько тебе было тогда лет?

– Да почти столько же, сколько и сейчас, – тихо засмеялся Ральф. – Если не считать двух сотен лет, что я проспал, будто Спящая Красавица.

– Значит, женщины тебе не нравятся и ты – стопроцентный гей? Знаешь, – поморщилась я – я бы не обиделась, если бы ты не делал для меня исключений. Какое-то оно не слишком приятное. Я не фарфоровая кукла, как твои кузины, и я в тебя не влюблена, но всё равно это как-то… неприятно.

– Не делай поспешных выводов.

– Это как понять?

– Взгляды со временем меняются.

– А вот это – вряд ли. В любом случае, не желаю быть твоей «бородой».

– Бородой?

– Девушкой для прикрытия истинной ориентации.

– Я изменил свою ориентацию задолго до встречи с тобой. Хотя… уж лучше бы не менял, – вздохнул он.

– То есть, хочешь сказать, что твой рассказ ещё не закончен?

– Да он только начат, – тихо засмеялся Ральф. – Можно сказать, что всё сказанное только присказка – сказка впереди.

– Я тебя слушаю.

– В общем, как и полагается выродку, я казался паршивой овцой даже в стаде паршивых баранов. Моя зависимость от наркотиков, боли и секса с каждым днём становилась всё более паталогической.

– Даже на фоне остальных, не слишком здоровых на голову, родственников?

– Ты удивишься, но Элленджайты вовсе не были такими уж безнравственными, как их окрестила молва. Семейный ценности в Хрустальном доме чтились свято. Создав семью, выбрав пару, никто из них практически никогда друг другу не изменял. Это было моветоном, нонсенсом. Девушки из нашего рода, если и лишались невинности до свадьбы, но обычно с теми же, за кого потом выходили замуж, от кого растили детей. Во многих случаях они вели себя куда достойнее других женщин. По крайней мере замуж они шли по любви, а не по рассчёту.

– За своих же кузенов?

– Девочек в роду всегда рождалось меньше, чем мальчиков. Так что и приток свежей крови вполне случался. Но ты права. Если мужчины и женились на женщинах не из рода, то девочки всегда выходили замуж за своих же. Это не было правилом, никто никого с детских лет друг за друга не сватал – просто так получалось. То, что кузины увлекались своими же кузенами вполне объяснимо. Какой мужчина может не потеряться на нашем фоне?