Ума не приложу, как мой сонный мозг выдал такую гениальную идею. Но стоило набрать полные легкие воздуха, раскрыть рот, как его тут же заткнули поцелуем. Вначале в кровати. Потом — на кухне, когда мы быстро впихивали в себя остывшую пиццу. Потом снова в коридоре, где собирали разбросанные вещи и набегу одевались.
У Басманского словно был свой собственный план. Я бы назвала его "Перехват". Каждую паузу, каждую мою попытку что-то сказать он истолковывал по-своему и пускал вход запрещенное оружие — упругие, горячие, ласковые губы.
Уже в машине от досады я готова была выпалить правду без подготовки и лишней болтовни. Меня аж потряхивало от напряжения. Но Эд так счастливо скалился, так нежно гладил мое колено…
Садик уже был виден за поворотом, когда я решилась.
— Мне нужно тебе кое в чем признаться. Обещай, что выслушаешь до конца.
Эд тревожно глянул на меня. Заглушил на стоянке возле сада машину и снова потянулся губами.
— Нет! — на этот раз я его остановила. — Пожалуйста. — Сложила молитвенно руки.
Эд потёр лоб.
— Хорошо. Хочешь здесь поговорить или выйдем? — Он указал кивком на пустую улицу.
Я дрожащими руками отстегнула ремень безопасности. Он, казалось, сдавливал так, что дышать было невозможно.
Однако без ремня легче не стало. Клаустрофобия какая-то на нервной почве.
— Давай на улице, — первой открыла дверцу и направилась в обход машины.
Эда долго ждать не пришлось. Выйдя из Порша, он сразу поставил машину на сигнализацию и протянул ко мне руки.
— Слушаю. — Ласково погладил подушечками больших пальцев по тыльным сторонам ладоней.
— Тебе, возможно, покажется это бредом или женской выдумкой… — сглотнула.
— Не волнуйся.
— Сильно заметно? Боже… Я не так все планировала.
— Я тоже, — о чем-то своем ответил Эд и сжал ладони сильнее. Не до боли, но так, что его тепло становилось моим.
— Постарайся меня понять. Возможно, это будет непросто. Только не осуждай сразу.
Басманский наклонил голову и чуть заметно кивнул.
— Я все пойму. Уверен.
— Клянусь, я ничего не знала заранее. Даже, когда начали встречаться. И предположить не могла… — Слова давались тяжело. Заготовленные фразы забылись, а от собственной косноязычности хотелось плакать. — Мы с Василием, моим бывшим мужем, прожили несколько лет вместе. Это был не самый худший брак. Во всяком случае я так думала. Но кое-что у нас все же не получилось…
Запнулась. Эд смотрел так восторженно, радостно, что язык прилип к небу.
— Все хорошо, родная. — Он поднял мои пальцы к своим губам и поцеловал.
Нежно. Сердце от этой нежности на миг замерло. А вместе с ним остановился и весь мир вокруг. Остались только я, Эд и последние слова признания.
— Несмотря на лечение и рекомендации врачей, мой бывший муж… Василий… — Я быстро вдохнула. — Он оказался…
— Басманский! — заглушая мое последнее слово, прогремело где-то рядом. — Скотина похотливая! Мерзавец! — гром приближался все ближе и ближе. — Ты не просто сволочь! Ты… Ты… Ты сделал из меня последнюю дуру.
Из-за калитки сада показалась высокая красивая женщина. Она неслась на нас как гоночный болид. Трясла руками. Размахивала сумочкой.
— Я ведь почти поверила, что ты говорил правду! — продолжал длинноногий всадник апокалипсиса. — Почти готова была раскаяться!
Следом за женщиной на улицу выбежал мальчик. Кир. За ним с криком "Подожди" грудастая няня и еще один мальчик. Даня.
— Похотливое животное! При живой жене делать детей на стороне… — Фурия затормозила возле нас. Обдала меня ядовитым как кислота взглядом. И резко повернулась к обалдело наблюдавшему за двумя пацанами Эду. — Я такое даже предположить не могла!
Я никогда не падала в обморок. Даже во время беременности. Но сейчас ноги так и подкашивались, а сознание белым парусником уплывало вдаль.
"Черт! Ну почему?! Зачем сейчас?!" — кричал в голове внутренний голос. Но сказать это вслух или произнести хоть одно слово мне, конечно же, никто не дал.
Будто не было рядом двух маленьких детей и няни, фурия орала на всю улицу.
— Какой из этих двоих мой, я знаю. Но когда ты успел сделать второго? Тварь бесчувственная! Козел!
Эпитеты для бывшего мужа у нее не заканчивались. Фантазия работала как у генератора названий. Няня то бледнела, то краснела от такого разнообразия. Но Басманский, не обращая ни на кого внимания, рассматривал мальчишек.
Совсем не та картина признания, которую я так тщательно рисовала в своем воображении. Скорее наоборот — та, которую больше всего боялась увидеть.
Кто счастливчик? Ответ был очевиден.
— Я тебя засужу! Без штанов оставлю! Узнаешь потом, как держать ширинку застегнутой! — когда закончились эпитеты, фурия перешла к угрозам.
— Так, а сейчас закрыла рот и стала подальше, чтобы я до тебя дотянуться не мог, — вдруг совершенно незнакомым тоном произнес Эд.
Я бы от этого его приказа, холодного, тихого, точно сбежала бы на соседнюю улицу. Или в другой квартал! От греха подальше. Но красотка даже не шелохнулась. Ее взгляд по-прежнему поливал кислотой все вокруг, но губы, к счастью, сомкнулись.
— Эдуард Павлович, я прошу прощения, — няня тут же воспользовалась образовавшейся паузой. — Мы не пускали эту даму в зал с группой. Ваш сын сам ее заметил, а второй мальчик пошел за ним. Мы не имеем никакого отношения…
— Помолчите, так! — даже не повернувшись в сторону няни, рыкнул Басманский.
— Но я хочу, чтобы Вы понимали, наш сад…
— Еще одно слово, и мой адвокат завтра всерьез займется садом. Начнет с Вас! С того, откуда моя бывшая жена узнала, что сын в субботу здесь, — произнес он все так же спокойно, только за этим спокойствием легко угадывалась едва сдерживаемая ярость. Мина, готовая взорваться от любого дуновения ветра.
— Вообще-то никто не лишал меня родительских прав! Я имею право знать, где находится мой сын, точно так же как и ты, — попыталась заступиться за няню красотка, и тут же получила такой взгляд, от которого отшатнулась на пару метров.
— А Вам все понятно? — Эд повернул голову к нянечке.
— Извините, — та побелела еще сильнее и ретировалась к забору. На тех же самых два метра.
— Так-то лучше.
Басманский еще раз окинул быстрым злым взглядом всех женщины. Меня в том числе. И медленно, не делая никаких резких движений, присел на корточки.
— Ну, привет… Пацаны.
— Папа, здгавстуй! — Кир с разбегу повис на отце. Крепко обнял, словно хотел укрыться от всех.
— Привет, — робко выдал мой малыш, замерев как статуя перед этими двумя.
