Книга Молот ведьм, страница 20 – Яцек Пекара

– Именно так, уважаемый коллега, – повторил второй медик. – Апоплексия, – возвел очи горе, а в нашем случае – к низкому каменному потолку. – Быстрая смерть.

– Так и запишем в протокол, – кивнул я. – Поскольку ни одна причина, кроме той, на которую указываете вы, ученые мужи, не приходит мне в голову.

Я вежливо попрощался с ними и подмигнул третьему из медиков. Был уверен, что он не станет тревожить коллег или кого-либо еще своими подозрениями о ведьмовском прикосновении, ведь это могло бросить тень на его репутацию.

Мне же лишь оставалось удивляться, что некоторые, веря в силу Сатаны, в то же время не верят, что Зло обладает физической манифестацией. И особенно часто подобная точка зрения распространена бывает среди людей науки – тех, кто забывает, что, кроме телесного, существует еще и духовное. И что, кроме материального, есть еще и нематериальное.

А вот бургграф Линде уже об этом узнал.

* * *

– Колдун? Здесь? В Биарритце? – Шпрингер не хотел верить собственным ушам.

– А чем этот город отличается от других? Его оберегают исключительно сильные реликвии? Или, может, истовая вера мещан? – позволил я себе поиронизировать.

– У нас есть реликвии, – сказал обиженным тоном Шпрингер. – Терние из Тернового Венца Господня и обломок Распятия.

– Когда б собрать все части Распятия, которые как реликвии хранятся в городах, оказалось бы, что Господа распинали на деревянном исполине. А Распятие было невысоким, господин Шпрингер. Писание ясно говорит, что Иисус, дабы покарать грешников, сошел с Распятия. Не спрыгнул, а сошел. Впрочем, – взмахнул я рукою, – это не важно. Даже если бы святыми реликвиями были вымощены ваши улицы, это не слишком бы вам помогло.

– Странные слова для мастера Инквизиториума, – заметил советник бургграфа.

– Трезвые, холодные и разумные, – ответил я. – Ибо верю: вы хотите знать правду, а не успокаивать себя красивыми сказочками.

Он прохрипел что-то невнятное, а потом отер ладонью лоб.

– Извините, мастер. Сам уже не знаю, что делать. Отослал гонцов с письмом к господину прево, сообщили ему о несчастном случае, а пока что я, согласно закону, исполняю здесь… – внезапно он прервал себя. – Разве что вы захотите…

– О, нет! – Я поднял руку. – Я не стану требовать права Инквизиториума, господин Шпрингер, поскольку, во-первых, тогда должен буду объясняться с епископом, а во-вторых, мне совершенно этого не хочется. Но обещаю вам: мы схватим колдуна или ведьму, кем бы те ни были. И сделаем это быстро, чтобы дело не получило огласки. По крайней мере – пока не добьемся успеха.

(Ведьме после первого убийства нужны хотя бы три дня отдыха. Поэтому я и сказал Рите, что у нее будет, если считать палача следующей возможной жертвой, шесть дней жизни).

Шпрингер покивал.

– Ах, да! – Он хлопнул себя по лбу. – Искренне надеюсь, что вы сумеете сдержать зло, мастер.

– Но я должен знать, кем был осужденный. Кто его друзья? Семья? Знакомые?

Шпрингер к этому разговору был готов, поскольку имел при себе несколько листов с протоколами допроса насильника и убийцы.

– Угольд Плеснявый, так его называли, – он поднял на меня взгляд, слегка двинув плечами, словно сам удивлялся этому прозвищу. – Сезонный работник. Нанимался на работы в полях, кузне, складах… Куда удавалось.

– Вагабонд, бродяга.

– Но трудолюбивый. Купец, у которого он работал в последний раз, не мог на него нахвалиться…

– И что за купец?

– Эрнест Шульмайстер. – Чтобы вспомнить, Шпрингеру пришлось заглянуть в документы. – Владеет лесопилками и дровяными складами здесь, в Биарритце, и на околицах. Богатый, – прищелкнул он языком.

– Ну что ж, придется его проведать.

– Как думаете? – На этот раз Шпрингер отвел глаза. – Мы ошиблись? Этот Плеснявый был невиновен?

– А какое мне дело до этого? – пожал я плечами. – Некто совершил насилие и убийство, подозреваемый схвачен, осужден и казнен. Закон восторжествовал. Я тут – чтобы найти колдуна, господин Шпрингер, а не чтобы решать: не совершил ли городской суд во главе с господином бургграфом ошибку, поскольку все хотели, во-первых, как можно быстрее похвастаться поимкой сеющего страх убийцы, а во-вторых, полюбоваться умением знаменитого палача из Альтенбурга…

– Это не так, – тихо прервал меня Шпрингер. – Люди видели его ночью…

– Что именно вы не поняли в словах «какое мне дело до этого»? – спросил я саркастически. – Бургграф уже объясняется перед лицом нашего Высшего Судии, а вы станете отчитываться перед собственной совестью. Но не вмешивайте в это меня. Лучше скажите, где обитает Шульмайстер.

* * *

Дом купца Шульмайстера был двухэтажным каменным зданием на меже Биарритца, недалеко от городских стен. Окружали его немалых размеров сад и солидная ограда, ощетинившаяся железными остриями. За оградой бесновались несколько псов, и лай их приветствовал меня, едва я приблизился к воротам. За спиной моей заходило солнце, поэтому охранник или, скорее, слуга, вооруженный окованной железом палицей, чтобы приглядеться ко мне, приставил козырьком ладонь.

– Чего вам? – спросил не слишком-то вежливо. – Господин, – добавил, видимо, рассмотрев мою одежду.

Конечно, я до сих пор был не в служебной, однако Шпрингер одолжил мне плащ, не только удобный, но и богато выглядевший.

– Хочу видеть господина Шульмайстера, – сказал я. – По поручению господина Шпрингера.

– Господин Шульмайстер не принимает, – проговорил слуга. – Приходите в другой раз или оставляйте известие в конторе.

– Известие это не предназначено для чужих ушей и притом чрезвычайно важно, – сказал я чуть тише и приветливей. – Понятное дело, если вы доверенное лицо господина Шульмайстера, могу передать сообщение вам, а уж вы решите, как поступать…

Ему крайне польстила мысль, будто он может быть доверенным лицом своего принципала, к тому же любой слуга рад сунуть нос в тайны патрона. В общем, он приблизился к решетке, тем самым подтверждая, что простодушие всегда берет верх над разумом.

Я ухватил его за воротник так, что слуге пришлось вжаться лицом в решетку. Пальцами левой руки я ткнул ему в глаза. Он завыл, но не мог и шелохнуться. Псы за оградой обезумели, лезли на забор, но не могли меня достать.

– Слушай, скотина, – сказал я. – Или сей же час отворишь ворота, или продолжим разговор, когда у тебя будет на один глаз меньше. Выбирай.

– П-п-пусти, – прохрипел он.

Уж не знаю, думал ли, что я шучу, или, скорее, по ошибке воспринял мои слова как пустую угрозу. Я нажал посильней, и он взвыл, едва не заглушив псов.

– Открою! – прорыдал.

Я несколько уменьшил нажим и убрал палец с глаза. Минуту он моргал, а из-под век катились слезы. На лице у него замерло исключительно глупое выражение, но глаза-то остались целы. А вот опоздай он на пару секунд, выражение лица имел бы еще более глупое, глаз же – всего один.