
Онлайн книга «Печенье на солоде марки «Туччи» делает мир гораздо лучше»
Когда я поняла, что уже в тысячный раз повторяю самое короткое и простое слово на свете, мне захотелось сделать харакири, подобно Чи-Чио-сан. Нужно было спасать положение. Нужно сказать что-то необыкновенно замечательное. И пока я ломала над этим голову, он попрощался со мной: — Чао, детка. В самом деле пока. Мне нужно дозвониться к Руббертелли, время бежит, и я могу упустить его. — Скажи мне только, как тебя зовут? — сообразила я наконец. — Как меня зовут? О мадонна, какая же ты серьёзная и как давно я не отвечал на такой вопрос. Он посмеялся. — Ну так скажешь, как тебя зовут? — Святая мадонна… Послушай, девочка… А ты упрямая! Ну ладно… Марио. Меня зовут Марио. — Чао, Марио. — Чао, чао. Я пошёл. — Не хочешь узнать, как меня зовут? — Нет, нет и нет. Чао. — Пожалуйста, Марио. — Ах… Ну как ты не понимаешь, что мне нужно срочно поговорить с Руббертелли. — Спросишь, как меня зовут, и закончим разговор. — Ну почему я должен тратить время на разговор с каким-то ребёнком?.. Ну ладно, давай, только быстро. Говори, как тебя зовут. — Меня зовут Леда. — Красивое имя. В самом деле. Красивое имя. А знаешь, кто такая была Леда? — Нет. — Очень знатная дама. Пусть тебе расскажут её историю. — А ты не расскажешь, Марио? — Нет. — А если её никто не знает? — Знают, знают. Чао, Ле. Он даже не дождался, пока отвечу «Чао!». Просто отключился. Некоторое время я ещё сидела с трубкой в руках. А как только прошёл шок, соскочила с дивана и бросилась в сад, даже не подумав, что Мария отругает меня. Мария разговаривала с режиссёром, которого пускала в наш дом всякий раз, когда родители уезжали на несколько дней. Она втолковывала ему, что они не должны снимать весь сад и весь дом. Мария понимала, что родители никогда не узнают место, где с её попустительства сняты телевизионные рекламные ролики. У нас не было телевизора. Но она прекрасно сознавала также, что бабушка или какие-то мамины и папины друзья могут заметить сходство и сказать им об этом. Поэтому она очень заботилась о том, чтобы режиссёр в своих съёмках не заходил далеко. А когда разрешала снимать в какой-нибудь комнате, то задолго до приезда съёмочной группы часами переставляла там мебель и перестилала ковры. К приезду режиссёра это была уже совсем другая комната, которую не узнала бы даже я, прожившая в ней, если не считать двух дней, всю жизнь. Увидев меня, Мария рассвирепела: — Я же велела тебе не выходить из дома! — Извини. Мне нужно спросить у тебя одну вещь. — Вернись сейчас же в дом! — Да ладно, Мария… — Вернись, я сказала! — Только одну вещь… — Фррр… — Прошутебяпрошутебяпрошутебяпрошутебяпрошу-тебя! — Нет! — Ну хоть на половинку этой вещи ответь… — Фрр… — Кто такая Леда? Мария посмотрела на шишку на моём лбу и помассировала её, втирая мазь. — Если обещаешь никому не рассказывать, что видела, скажу. Мария в последнее время неплохо освоила шантаж. Прошлый раз она заставила меня пообещать, что я никому ничего не скажу, в обмен на глоток виски, оставленного каким-то актёром у камина. Мария не обладала особой фантазией. А я в свою очередь довольствовалась совсем немногим. В этот раз она повела себя умнее — сделала действительно неплохую ставку. На свете не было ничего, что мне хотелось бы узнать больше, чем кто такая Леда. — Обещаю. — Торжественно? — Торжественно. Так кто такая Леда? — Ты. А теперь марш немедленно в дом, или завтра же отвезу тебя в школу. Я умчалась, только пятки засверкали. Войдя в дом, я услышала, что звонит телефон, и так понеслась в синюю гостиную, что едва не набила себе на лбу вторую шишку. — Марио? — спросила я, запыхавшись. Никакого ответа. — Марио, это ты? — А кто это? — Леда. — Быть не может… — Я знала, что это ты, Марио. — Но как же это получается — звоню Руббертелли, а попадаю к тебе? — Мария не знает, кто такая Леда. — Я хочу сказать… у меня же правильный номер… Мне только что повторили его… — Как чудесно, что ты позвонил, Марио… — … мне дала его мать, не кто-нибудь… — Ну так теперь расскажешь, кто такая Леда? — Я только что звонил его матери. Она повторила номер… Цифру за цифрой, чёрт бы побрал и её тоже. И набирал я аккуратно, внимательно, я уверен. — Леда красивая? — Так что же мне делать? Если даже у его матери неверный номер, как разыскать его? — И верит в Бога? — И где ещё найти такого же специалиста, как Руббертелли… — Леда — балерина? — … — Ответь, Марио! — Да что я должен тебе ответить, чёрт бы побрал и тебя тоже! — Кто такая Леда? — Нет. Не скажу. Ты слишком мала. — Но ты же сказал, что… — «Но ты же сказал, но ты же сказал…» Нет, это ты скажи мне, почему я всё ещё разговариваю с тобой… — Хорошо, что позвонил мне, Марио. — Но я не тебе звонил, чёрт тебя подери! — Но ведь позвонил. — Нет, не звонил я тебе. — А вот и звонил! — Да ладно, брось! — Но это так! — Говорю тебе — нет! Я не тебе звонил, можешь это понять? Я набирал номер Руббертелли… Потому что это его номер… И если даже его мать не знает … А отвечаешь ты… — Марио… — Ну… — Почему ты так разговариваешь? — Как так? — Так… — Так грубо, хочешь сказать… Ну так и скажи, никогда не бойся говорить правду… — Почему ты разговариваешь так грубо, Марио? — Потому что не нахожу Руббертелли, вот почему! — А с Руббертелли ты лучше разговариваешь? |