Книга Вера и правда, страница 58 – Лидия Чарская

Абдурахим и Патимат, как кошки, крались задними переулками селения, между дворами и пристройками, чтобы не быть замеченными русскими. Они не знали, где находится сардар, и шли наугад, повинуясь голосу инстинкта.

А кругом них кипела битва. Вон за теми зданиями дрались ещё: длился неумолимый и страшный рукопашный бой. Всюду мелькали лица врагов. Русская речь и крики покрывали гортанные голоса горцев.

— О, лишь бы они не заметили нас! — в тоске лепетала Патимат, прижимаясь к своему путнику.

— Ты боишься, ласточка?

— Не за себя, мой повелитель! Я — женщина, а с женщинами они не дерутся. Мне страшно за тебя, мой Абдурахим!

— Пока со мною мой кинжал, тебе нечего бояться, дорогая, — сверкнув глазами, произнёс тот. — Впрочем, мы теперь удаляемся от битвы. Вон за теми саклями начнутся более безопасные места.

— Алла! Алла! — послышалось несколько голосов неподалёку от них в эту минуту… И вмиг затрещали выстрелы винтовок, зазвенели сабли…

Среди шума, крика и стонов раздался нестройный хор нескольких голосов:

— Ты слышишь? — вскричал Абдурахим. — Там умирают наши мюриды. Они зовут на помощь своим гимном… Я должен спешить к ним…

— И я! И я за тобою!

В одну минуту они были у входа в саклю. Там кипела схватка. Несколько русских солдат схватились с засевшими в ней мюридами, стараясь выбить их из убежища.

При виде присоединившихся двух новых врагов (в полутьме сакли они не могли заметить женской чадры Патимат) нападающие с громким криком «ура!» ещё ожесточённее кинулись в бой. Мюриды не уступали им.

— Сам имам прислал нам своих детей на помощь! — кричали мюриды, воодушевившись присутствием молодой четы. — Умерших в газавате ждёт рай, не бойтесь, правоверные!

Абдурахим тоже выхватил из-за пояса свой кинжал и кинулся в середину мюридов.

Патимат, прижавшись к стене, в ужасе следила за мужем.

Вот высокий, плечистый стрелок-апшеронец бросился на него с поднятым наперевес штыком. Но Абдурахим ловок, как тигр, и одним прыжком очутился в стороне от врага. Вот сзади него новый враг с поднятой саблей. Но его движение подкараулил ближайший мюрид, и урус летит на пол с раскроенным черепом. Там уже много лежит таких урусов, а мюриды держатся стойко. Их выбыло куда меньшее число, нежели врагов.

«Слава Аллаху, теперь врагов осталось только трое», — быстро мелькает мысль в пылающем мозгу Патимат.

Вот и последний из них валится, поражённый шашкой правоверного.

Но вдруг новая толпа урусов с безумным торжествующим криком врывается в саклю.

— Сдавайтесь на милость государя! — кричит их предводитель, молодой загорелый офицер с орденом в петлице.

Что-то знакомое чудится Патимат в этом офицере, в его синих глазах, не имеющих в себе ничего зверского. Но кого он ей напоминает, она решительно не может вспомнить. Усталый мозг работает вяло. А сердце бьётся страхом за мужа и отца. До чего-либо иного ей нет дела теперь… О, если бы не этот гимн, обязывающий каждого правоверного спешить на помощь братьям, она ни за что не пустила бы сюда Абдурахима…

— Во имя Аллаха умрём в священном газавате, правоверные! — снова слышится призыв обезумевшей от страха женщине.

— Так умирайте же, упрямцы! — кричит синеглазый урус и бросается в самую толпу врагов.

Один за другим, как подкошенная трава, валятся мюриды. Вот их уже трое, четверо осталось, не больше.

Впереди всех рубится Абдурахим. Вдруг русский офицер заметил его и бросается к нему с обнажённой шашкой. Вот они схватились оба. Вот бьются насмерть. Шашка уруса уже занесена над головой Абдурахима…

Вдруг в один миг перед синеглазым офицером очутилась лёгкая фигурка и заслонила горца от его удара. Это женщина… Чадра её отброшена на спину, и юное бледное личико почти у самого его лица.

— Патимат! — вскрикивает Миша Зарубин и роняет саблю.

Там, на краю гудыни, в свою предсмертную ночь он видел уже раз это юное личико… Видел мальчика-горца с этими знакомыми чёрными глазами и теперь сразу узнал его.

— Патимат! — ещё раз произносят его губы.

— Есырь Гассана! Гяур-кунак! — отвечает она, разом узнав в свою очередь бывшего Веденского пленника, и счастливая улыбка озаряет её бледное лицо.

— Эй, кто из вас знает по-чеченски? — в ту же минуту обращается к солдатам Миша.

Один из апшеронцев, солдат Сидоренко, выступил вперёд; он побывал когда-то в плену Шамиля и знает горский язык.

— Скажи ей, — приказал ему Зарубин, — что, кто бы ни был этот, — он кивнул на Абдурахима, — я дарю ему жизнь. Из-за неё дарю… За её доброту и заботы обо мне в ту ночь, на краю гудыни, когда я сидел в плену. Переведи ей и спроси, кто она.

Солдатик в точности исполнил приказание. Выслушав ответ Патимат, он перевёл его своему начальнику.

— Она не простая горянка, ваше высокородие, — пояснил он. — Дочкой самому Шумилке приходится… а этот горец муж ейный, значит, — бесцеремонно ткнул он пальцем в Абдурахима.

Дочь Шамиля? Патимат? Сестра Джемала? Та самая сестра, за которую Джемал просил заступиться его, Мишу? Патимат, подруга Тэклы, добрый ангел сераля!..

Так вот с кем столкнула его судьба.

— Патимат… голубушка… милая! — оживлённо заговорил Миша, протягивая руку молодой женщине. — Как я рад, что вижу вас… Ведь Джемал мне друг… кунак был… Да переведи ты ей, ради Господа, Сидоренко! — нетерпеливо крикнул он солдату.

Тот живо исполнил приказание. Патимат радостно закивала головою.

— Яхши! Яхши! Кунак Джемала наш кунак, — залепетала она оживлённо, и вдруг лёгкий румянец, набежавший было на её лицо, внезапно скрылся, и она снова побелела, как стены сакли.

— А отец? Где отец? Урус, не знаешь? — схватив за руки Мишу, в смертельной тоске прошептала она.

Сидоренко, продолжавший свою роль переводчика, перевёл её слова.

Миша, ничего не знавший про Шамиля, поспешил, однако, успокоить свою старую знакомую.

— Скажи ей, братец, что Шамиля мы разыщем и отведём её к нему. Что я не дам её в обиду и буду защищать обоих, потому что они близкие моего друга Джемала. Переведи ей это.

Тот исполнил приказание молодого офицера.

Тогда Абдурахим, до сих пор хранивший упорное молчание и мрачно поглядывавший на своего недавнего врага, выступил вперёд и сказал:

— Я знал и прежде, что урусы храбры и дерутся, как львы, но что они великодушны, это я узнаю теперь. Веди нас к сардару, саиб. Там наш отец!

Сидоренко передал его слова, и молодые люди крепко пожали руки друг другу.