Книга Царь Каменных Врат, страница 31 – Дэвид Геммел

— Ну а если я оставлю его в живых? — глухо спросил он.

— Тогда и ты будешь жить, — сказал Тенака-хан.

— Я убью вместе с ним и тебя, мальчишка.

— Что ж, дерзни. Испытай свое счастье.

Несколько мгновений убийца колебался. Потом медленно поднял Арвана на стену, поставил на камень и исчез во мраке. Арван подбежал к Тенаке, а юноша вернул меч в ножны и прижал мальчика к себе.

— Он хотел убить меня, Тани!

— Я знаю. Но теперь он ушел.

— За что он хотел меня убить?

Тенака не знал этого. Оррин тоже не знал, но с той поры у двери Арвана поставили часового, и страх сделался его всегдашним спутником...

— Добрый день.

Муха поднял глаза — у пруда стояла молодая девушка в свободном платье из легкой белой шерсти. Ее темные волосы слегка вились, зеленые глаза отливали золотом. Муха встал и поклонился.

— Почему вы такой мрачный? — спросила она.

— Скорее меланхоличный, — пожал плечами Муха. — Кто вы?

— Равенна, дочь Райван. Почему вы не там, вместе с остальными?

— Я ничего не понимаю в войнах, кампаниях и битвах, — усмехнулся он.

— А в чем вы понимаете?

— В искусстве, литературе, поэзии и других прекрасных вещах.

— Вы отстали от времени, друг мой.

— Муха. Зовите меня Мухой.

— Странное имя. Вы что, ходите по потолку?

— В основном по стенам. Не хотите ли посидеть со мной?

— Разве что недолго. Меня послали с поручением.

— Ничего, поручение подождет. Скажите — как так вышло, что восстание возглавила женщина?

— Чтобы понять это, надо знать матушку. Она из рода Друсса-Легенды и не боится никого и ничего. Однажды она прогнала барса с одной лишь палкой в руках.

— Ошеломляющая дама.

— Да, она такая. Она тоже ничего не понимает в войнах, кампаниях и битвах, но она научится. И вам бы тоже следовало.

— Мне больше хотелось бы получше узнать вас, Равенна, — сказал он, пуская в ход свою обезоруживающую улыбку.

— Вижу, некоторыми кампаниями вы все-таки интересуетесь, — ответила она, поднимаясь со скамьи. — Приятно было познакомиться.

— Погодите! Могли бы мы встретиться снова? Вечером, например?

— Возможно — если вы оправдаете свое имя.

Ночью Райван, лежа на своей широкой постели и глядя на звезды, чувствовала себя спокойнее, чем когда-либо за последние горячечные месяцы. До недавних пор она не знала, как это хлопотно — быть вождем, да она и не собиралась никогда им становиться. Она хотела одного: расправиться с убийцей своего мужа, но, сделав это, точно заскользила вниз с ледяной горы.

За несколько недель военных действий небольшое войско Райван завладело большей частью Скодии. То были хмельные дни ликующих толп и боевого дружества. Потом в горы проникла весть, что против повстанцев собирают армию, и общее настроение быстро изменилось. Райван почувствовала себя в этом городе осажденной еще до прихода врага.

Теперь на сердце у нее стало легко.

Тенака-хан — не простой человек. Она улыбнулась и закрыла глаза, вспоминая его. Движется он с точностью танцора, и уверенность окутывает его словно плащ. Прирожденный воин!

Ананаис таит какую-то тайну — но он, видят боги, тоже орел. И повидал в жизни всякое. Он сам предложил обучить ее неопытных бойцов, и Лейк проводил его на холмы, в лагерь повстанцев. С ним отправились два брата, Галанд и Парсаль, — тоже солидные, надежные люди.

В чернокожем Райван сомневалась. С виду — настоящий полулюд, но тоже хорош, дьявол. И боец, сразу видно, отменный.

Райван повернулась, взбив пухлую подушку.

«Присылай свой Легион, Цеска. Мы повышибем ему зубы!»

В том же длинном коридоре, в комнате, выходящей на восток, лежали рядом Тенака и Рения, скованные тяжелым молчанием.

Тенака приподнялся на локте и посмотрел на нее, но она на него даже не взглянула.

— В чем дело? — спросил он.

— Ни в чем.

— Но это же неправда. Прошу тебя, Рения, поговори со мной.

— Дело в человеке, которого ты убил.

— Ты что, знала его?

— Нет. Но он был безоружен, и не было нужды его убивать.

— Ясно. — Он спустил свои длинные ноги с кровати и подошел к окну.

Она смотрела с постели на его обнаженное тело, загородившее луну.

— Зачем ты это сделал?

— Иначе нельзя было.

— Объясни.

— Он, будучи явным сторонником Цески, вел за собой целую толпу. Его внезапная смерть напугала их — а они-то все были вооружены, в том числе луками и стрелами. Они могли бы напасть на нас — но его гибель их ошеломила.

— Меня-то она уж точно ошеломила — словно на бойне! Он повернулся к ней.

— Это не игра, Рения. Многие люди погибнут еще до конца недели.

— И все-таки это нехорошо.

— Нехорошо? У нас тут не рыцарский эпос, женщина, и я не герой в золотых доспехах, вершащий одни лишь хорошие дела. Я счел, что смерть этого человека позволит нам избавить город от зловредной опухоли, не подвергая себя опасности. И он вполне заслужил свою смерть.

— И тебя не волнует, что ты отнял у него жизнь? Ты не подумал, что у него могла быть семья, дети, мать?

— Нет, не волнует. На свете есть всего двое, кого я люблю, — ты и Ананаис. Тот человек сам выбрал, на чью сторону стать, за это он и умер. Я не жалею о содеянном и через месяц, вполне возможно, забуду об этом.

— Какие ужасные вещи ты говоришь!

— Ты предпочла бы, чтобы я лгал тебе?

— Я просто подумала, что мы... разные.

— Не суди меня. Я просто стараюсь сделать что могу — по-другому я не умею.

— Иди ложись.

— Значит, спор окончен?

— Если ты так хочешь, — солгала она.

В комнате над ними Басурман ухмыльнулся и отошел от окна.

Странные создания женщины. Влюбляются в мужчину, а потом стараются его изменить. Большинству это удается, и всю оставшуюся жизнь они удивляются, как это их угораздило выйти замуж за таких нудных приспособленцев. Такова уж бабья натура. Басурман стал перебирать в памяти лица собственных жен, но сумел ясно припомнить не более тридцати. «Стареешь, — сказал он себе. — И зачем было заводить такую уйму женщин? Не дворец, а прямо базар какой-то. Все из-за чрезмерного самомнения — от него никуда не денешься, так же как от сорока двух детей». Басурман вздрогнул и хохотнул.