Книга Я тебе не ровня, страница 17 – Лариса Шубникова

Дёмка тем временем смотрел на Наталку Мельникову, она прошлась мимо ворот боярских, а потому и не приметил в друге своем странного выражения лица.

— Здравствуй, боярыня, — Андрей поклонился хозяйке.

— И тебе здравствовать, Андрюша. Давно не приезжал, никак надоели мы тебе? — Ксения улыбнулась по-доброму. — Почитай с месяц не виделись. Все ли порядком в дому у тебя?

— Благодарствуй. Все урядно, — говорить-то говорил, а сам косился на рыжую.

Арина быстрым взглядом наградила Андрея, встрепенулась, но тут же, будто припомнив что-то, голову опустила и глядела на свои сапожки. Шумской любовался: запона на девушке нарядная — светлого льна, рубаха с вышивкой, какой и в самом Городе не сыщется, навеси поблескивают. А вот лик бледный, да печальный. Снова сердце ворохнулось, шепнуло — стряслось несчастье.

— Ты уж побудь, порадуй нас. Оставайся на трапезу, да и ночуй нето. Боярин Аким всегда тебе рад. Добро пожаловать, Андрюша. — Ксения кивнула и поманила за собой девушек.

Аришка, проходя мимо Шумского быстро глянула из-под ресниц, будто обожгла, но слова не молвила.

— Ты чего застыл-то? Идем, нето. Батька ждет, — Демка тронул Андрея за плечо и пришлось идти. Да оно и к лучшему! Эдак-то можно и шею свернуть, глядя вслед рыжей.

Боярин Аким встретил радостно и усадил за стол. Сошлись десятники и пошел спор, как ляхов ловить. Андрей-то вроде и с ними был, но пропал совсем в мыслях тягучих.

Арина — славница. Из простых чинов. А он кто? Боярин. Если и сложится промеж них любовь, да мир, так что с того? В жены взять никак не можно — урон боярскому сословию. А брать ее в хоромы, неволить навечно, Андрею виделось пыткой. Мать вспомнил, что была при отце ни женой, ни невестой… Знал, поди, какая она та бабья доля несладкая. Грешным делом подумал — пусть откажет, ослабонит себя от такой участи. Но мужское, нахрапистое претило! А уж когда подумал, что не мил ей, совсем озлобился. С чего взял-то, что она его выберет, а?

— Андрей! Андрюха! Ты слышишь али как?! — голос боярина будто издалека. — Тебя спрашиваю!

— Прости, боярин. Задумался, — Шумской заставил себя вникать в дела ратные.

Через часа два порешили — ляхов поймать и порубить, чтобы новых бесчинств не допустить. Собраться недели через две и идти походом, ловить беспредельщиков под Варвой — деревенька в пяти днях пути от Берестово.

Шумской вышел из гридницы последним.

— Андрюх, идем покажу доспех новый. У нас кузнец из Ольховки. Мастер, — Демка звал заняться делами ратными, но Андрей головой покачал.

— Иди. Догоню, — и отправился искать рыжую.

Вот, сколь угодно мог уговаривать себя — отстань от девки, не думай о ней, а все равно ноги несли проворно. Искал на бабьем подворье, искал в конюшне у Буяна. Потолокся даже у портомойни, чем и вызвал интерес у холопок. Совсем было отчаялся, но занесло его к сарайкам. В одном, где короба новые хранились, он и нашел Аришку. И не приметил бы, коли не жалобный скулеж девушки. Голос-то ее он сразу признал, токмо неведомо как. Не иначе сердцем угадал.

Шагнул в полутемный сарайчик и огляделся. Голос-то ее Аришкин слышал, а саму ее не видел. Пометался взглядом по коробам, и в дальнем углу приметил конец косы золотой. Арина сидела на полу, ткнувшись лицом в коленки. Шумского аж пробрало, до того жалостно плакала, слов не сыскать, чтоб описать.

— Арина… — подошел ближе, присел возле девушки. — Обидел кто?!

Сам не ожидал такой-то злобы в своем голосе.

Рыжая вздрогнула и подняла глаза свои окаянные на боярина.

— Здрав будь… — а слезы текут-бегут. — Не обидел…

— А слезы с чего? — Шумской брови грозно насупил, а у самого аж руки затряслись. — Ты чего тут забилась в угол, а?

Молчит. Вот, ей Богу, молчит и смотрит так, что пробирает до печёнок.

— Не молчи ты. Что стряслось? — в ответ Аришка только вздохнула горестно, слезы утерла рукавом вышитым.

— Ты смеяться станешь, боярин. Все смеются.

— Не стану.

— Станешь.

— Ты видала хоть раз, чтобы я смеялся? — Аринка лоб наморщила, видно, припоминала.

— Нет. Только… — и снова слезами залилась!

— Тьфу! — за плечи ее взялся обеими руками, встряхнул легонько. — Говори, нето. Чего так-то скулить?

— Мавка подохла… — выдохнула будто Арина. — Вышла за ворота и умерла. А меня-то не было рядом. Хоть голову ей подержать. Боярин, она старая была. Как так подохнуть-то одной совсем? Сосед говорит скулила громко, видно мучилась.

С тех слов Андрей вывел токмо одно: Мавка — собака. Маленько удивился, что девушка так уж убивается по скотине, но вслух сказал другое. А как инако? Ведь рыдает, а стало быть, важно для нее.

— Схоронила?

— Да. Вчера зарыли, — и смотрит с такой надеждой на него, будто он оживить псицу сможет.

— Так посади куст какой на схроне. Псице может и без разбору, а ну как нет? Вот не знаю, куда скотина после смерти уходит, но вдруг увидит? — нес дурное, но ничего иного выдумать попросту не смог.

Аринка аж дернулась, встрепенулась и ресницами захлопала.

— И правда же! Будет там знать, что я о ней помню. Боярин, молиться о звере ведь грех, верно? А вспоминать можно. — Андрей чудом улыбку сдержал.

— Смотрю я на тебя и … — Шумской головой покачал, но продолжил. — Тебе звери дороже, чем люди.

— Не дороже, боярин. Их жальче. Ты-то вон какой, обоерукий, сильный. А у них что? Токмо лапы. Ни оборонить себя, ни еды сыскать на старости. Все только пинают, да ругаются. А за что? За то, что верой и правдой служили всю жизнь свою?

— И с людьми такое случается, Ариша, — Андрей уж и не помнил, когда вот так запросто болтал с кем-то, окромя Дёмки. А уж с девкой никогда не было такого!

— А вот то их вина, я так мыслю. Если к концу-то жизни не нажил ни одного друга, да любящего ближника, так и…

— Злая ты, а ведь так и не скажешь. Иной раз кому-то тяжко с людьми сходиться. С того и живут одиноко, — Андрей себя не узнавал, трещал, как сорока!

— Как ты? — и глазищами своими буравит, но не зло, не с праздным каким любопытством, а тепло так…с пониманием.

— Что как я? Я вот он, с тобой болтаю. Глядишь, стану старый, ты меня одного подыхать не оставишь, — улыбнулся и совсем разум обронил, когда Аришка просияла в ответ белозубо. — Если доживу до старости…

Аришкину улыбку будто ветром снесло.

— Боярин, ты чего ж такое говоришь? — испугалась.

Шумской отвечать ничего не стал, просто в глаза ей прямо взглянул, а она поняла все. Воинская участь — дело страшное. Вот сидит ныне перед тобой сильный, молодой, да красивый, а завтра — калека или мертвяк.

— Арина… — подался к ней, влекомый светом глаз ясных, но возле сараюшки послышались голоса и не чьи-нибудь, а боярыни Ксении и Машки.