
Онлайн книга «Пока подружка в коме»
– Слушай, Джаред, я ведь знаю, что Бог – он может появиться в любой момент, в любом обличье. Я знаю, что этого нужно ждать, всегда. Я знаю, что день и ночь – они равны Богу. И я знаю, что Бог при всем этом неизменен. И все, что мне нужно, – это ключ, подсказка. Джаред, когда мы умираем совсем? – Во даешь! Не самый простой вопросик. Знаешь, Лайнус, я, пожалуй, тебе и ответить-то так сразу не смогу. – Похоже, ответы на блюдечке мне ни от кого не светят. Повисает неловкая пауза. Я пытаюсь сменить тему. – Посмотри на Маунт Бейкер, – говорю я. – Помнишь, как мы поехали кататься на лыжах, а потом угробили коробку передач в машине Гордона Стрейта? – А то! Я еще ручку переключения скоростей на память оставил. Лава ползет по ледникам, и над горой поднимаются высоченные, до спутников достанут, фонтаны пара. Лайнус как-то успокаивается и задумчиво говорит: – Наверное, так же выглядел этот континент, когда здесь появились первые европейцы. Что скажешь, Джаред? Земля, не тронутая ни временем, ни историей. Они, наверное, ощущали себя первопроходцами в толще вечности. Им не терпелось взрыхлить ее, прогрызть, сорвать с небес и обрушить на землю. У тебя нет такого ощущения? – Ну да. Эти пионеры, первопроходцы, они хоть во что-то верили. Они знали, что эта земля – священна. Новый Свет – это последний подарок человечеству на нашей планете: два континента, от полюса до полюса. Континенты чистые, зеленые, молочно-голубые. Как в первый день Творения. Новый Свет был сотворен для того, чтобы заставить человечество смириться. – А мы не смирились, – говорит Лайнус. – Точно. – Джаред, скажи все-таки: время кончилось? Ты ведь мне так и не ответил. Лайнус нащупывает что-то, он уже на верном пути, но я не могу дать ему ответ. – Нет. Не совсем. – Ну вот, всё как всегда. Никто ничего прямо не скажет. Где, скажи мне, теперь все – те, кто уснул? Что мы должны теперь делать? – Лайнус, пойми ты, я ведь не пытаюсь водить тебя за нос. Просто все в мире происходит не просто так. – Ну конечно, опять эти секреты, намеки. Хотя, если подумать, вряд ли людям было уготовано знать о мире так много. Столько всего вокруг происходит, как ни обдумывай, как ни расценивай жизнь, – мудрость оказывается в кадре ой как редко. У нас в лучшем случае едва хватает времени, чтобы задуматься над тем, кто мы такие, а там, глядишь, уже и старость подбирается, пора черстветь и прятаться от мира. – Подожди-ка, Лайнус. Я подхожу и кладу ладони ему на затылок; его потряхивает, как старую койку в мотеле. – Готово. Лайнус замирает, затем обмякает, затем опускается на землю. Я показал ему сияние небес. – Ты ослеп, – говорю я, – но это не навсегда. На неделю примерно. Лайнус молчит, потом негромко произносит: – Я видел все, что хотел видеть в этой жизни. – Счастливо тебе, Лайнус. С этими словами я взмываю в небо. Я взлетаю все выше, выше – и вот с земли меня уже видно как светящуюся точку, как звезду, которая почему-то зажглась средь бела дня. – Знаешь, Хеф, что я тебе скажу: эти сиденья – они, конечно, удобные. Но им еще далеко-далеко до паланкина, который несут по пещерам Феса четыре нубийца, все как на подбор – по семь футов ростом. – Ах ты ж, стерва такая! Хочешь, чтобы я умер от ревности? – Тихо, Хеф, у меня международный звонок. Трансатлантический, вот. Соедините меня с «Пепперминт лаунж». Pardonnez-moi – est ce que je peut parle avec Monsieur Halston [28] ? – Точно, позвони Хальстону. Пусть подгребает к нам. Я, кстати, на той неделе обедал с принцессой Евгенией, Джо Наматом и Олегом Кассини. Лобстер «Термадор», вишни «Юбилейные» и блинчики «Сюзет». Вот! – Надоел ты мне. Слышь, Хеф, вали отсюда. Гамильтон и Пэм сидят на переднем сиденье непроданного «мерседеса 450 SE» в пыльном автосалоне на Марин-драйв. Дверцы машины закрыты, шины спущены. Между пассажирами – всякие приспособления для приема наркотиков, бесчисленные блоки сигарет и завал еще не открытых бутылок текилы. Появляюсь я – снаружи, прямо перед их машиной, за стеклянной стеной витрины. Я сияю. Пэм вздрагивает. – Дорогой, а не взглянуть ли тебе в окошко. Гамильтон занят развешиванием кучек белого порошка. – Не видишь, у меня дел по горло. Этот героин – чистейший, кстати, – нужно спрятать от таможни под подкладку кожаных лыжных ботинок от Джанни Апелли. – Эй, косяк ходячий, смотри сюда, – кричу я. Гамильтон поднимает голову, я разбиваю витрину и вплываю с улицы в салон. Теперь я совсем рядом с их машиной. – Ни хрена себе делишки, – говорит Пэм. – Блин, да это же Джаред. Я опускаюсь на пол, пересекаю помещение и проникаю в двигатель машины. Теперь я лишь наполовину торчу из-под капота. – Привет, Пэм. Привет, Гамильтон. – Ну, привет, Джаред, – отвечает мне Пэм. По-моему, они чувствуют себя несколько глуповато посреди этой груды всяческой контрабанды. Пэм виновато хихикает: – Джаред, старина. Глюки, что ли? – Нет, Пэм. Все по-настоящему. Чего вы в машину-то забрались? – Захотелось салон понюхать, – говорит Пэм и снова хихикает. – Знаешь, как не хватает запаха новых вещей? Ничего же нового больше нет. Все только стареет, изнашивается, разваливается. Скоро в мире не останется ничего, что можно было бы понюхать и сказать: «Вот новая вещь!» Вот мы и пытаемся впитать в себя побольше новизны. – Она смотрит на приборную панель. – «Стареем, стареем, стареем». Пэм напевает это на мотив какой-то старой детской песенки, к ней присоединяется Гамильтон: – «Старше, старше – постарели». Все, к черту, старое. Чего бы я сейчас только не отдал за свежую газету, подстриженный газон или хоть какую-нибудь свежеокрашенную стенку, что ли. Да, кстати, классное ты устроил нам сегодня в магазине «световое шоу». Как в детстве: выворачиваешь из земли камень, и вся эта живность, что под ним жила, как бросится – кто бежать, кто в грязь закапываться! Ребята явно уже «вмазались» и говорят невпопад. – Где еще сегодня были? – спрашиваю я. – Пойдем, посмотришь. Гамильтон и Пэм вылезают из «мерседеса» и идут к своему пикапу, стоящему у дома. Его заднее сиденье завалено драгоценными камнями, золотыми монетами, старинным столовым серебром, всякой ювелирной мелочью и прочими сокровищами. – Навестили отдел сейфовых ячеек в банке «Торонто Доминион», – докладывает Гамильтон. |