Книга Ильич, страница 63 – Сергей Волков

— Чува-ак… — Челло закашлялся, брызги крови полетели во все стороны. — Я тебя прошу… это аневризма…

— Ты потерпи, я «Скорую» привезу, — Серый натянул футболку, сдёрнул с вешалки куртку. — У меня мужики там знакомые в гараже… — он шагнул к двери, спохватился: — Может, водички?

— Водички не надо… Водочки… налей, — Челло дёрнул бородой, усмехнулся. — На посошок.

Озадаченно замерев, Серый сунулся в тумбочку, достал початую бутылку «Столичной» — вчера, закончив работу, они выпили по сотке перед сном. Набулькав в стакан на два пальца, Серый подошёл к Челло, присел рядом.

— Точно надо? Хуже не будет?

— Чува-а-ак… — Челло улыбнулся глазами. — Хуже уже точно не…

Он вдруг выбросил руку, схватил Серого за запястье, дёрнул — водка разлилась по полу — притянул к себе.

— Я всё, Серёга. Они уже зовут меня… слышишь?

Серый попытался освободиться, но рука была словно в капкане. Челло говорил тихо, почти шептал, и от этого было ещё страшнее.

— Слышишь? Копыта…

— Слушай, ну… давай, я «Скорую»…

— Копыта стучат… «и над горами прокатился, как трубный глас, страшный голос Воланда: «Пора!»

— Да отпусти ты! — заорал Серый, дёрнул руку так, что опрокинулся на спину.

Челло засмеялся, показывая окровавленные зубы.

— Дурашка… Не бойся. Она не страшная. Обернись, она у тебя за спиной.

Резко обернувшись, Серый увидел за спиной только чёрный плащ Челло на вешалке и косую тень от лампочки на серой двери.

Громко щёлкнув суставами, Челло вытянул ноги, запрокинул голову — борода задралась, опять стала похожей на взрыв — и захрипел. Серый метнулся к нему, подсунул руку под затылок, попытался поддержать голову, но Челло забился, как ребёнок во сне, больно ударил Серого локтем, завалился на бок. Его вырвало кровью.

Потом он умер.

Серый какое-то время сидел неподвижно, в оцепенении, но не потому, что его потрясла смерть другого человека, приятеля, даже друга, а просто — он не знал, что делать. Наконец Серый встал и в несколько приёмов уложил труп Челло на раскладушку, испачкав руки в крови.

Пока он отмывался под рукомойником, Челло ожил. Он издал механический звук, как у насоса, с шумом втянул воздух, задёргался, треща суставами, как будто они были из дерева.

И опять умер.

И снова ожил. И опять была агония, долгая, страшная; Серому казалось, что Челло прикалывается и танцует лёжа брейк-данс. На третий раз Серый, искусавший все губы, не выдержал. Он подошёл к Челло, взял за плечи, начал трясти.

— Эй! Очнись! Бля, давай, братан! Не умирай! Не умирай, сука!!!

Челло не дышал. Серый, как в кино, приложился ухом к его ребристой, выпуклой грудной клетке — сердце не билось. Выпрямившись, Серый дрожащими руками достал из пачки сигарету, прикурил и вышел из будки в ночь.

Он отошёл на несколько шагов в темноту, покосился на приветливо светящееся окошко будки, жадно затянулся, огляделся. Звёзд не было, внизу, за дорогой, рдело огнями кострище города. По Волге одиноко полз белый огонёк — по фарватеру шло судно, буксир с баржей или самоходка.

— «На теплоходе музыка играет, а я одна стою на берегу», — прошептал Серый слова модной песенки.

Он курил, расхаживая туда-сюда в красновато-жёлтом свете окна — два шага, поворот, два обратно. В голове все крутился навязчивый мотивчик и шалавный голос распевал:

Серый докурил, выкинул бычок — в темноте возник султанчик искр, и решительно вошёл в будку. Надо было одеться потеплее, и идти в город, в больницу или в ментовку — писать заявление о смерти или как там оно всё делается…

Челло сидел на раскладушке, выставив мосластые колени, в его глазах плясали весёлые искорки.

— Чува-ак, — прошамкал он черными губами. — Смерти нет. А есть покой и воля!

— Ты чё, не умер? — тупо спросил Серый.

— Не-а, — жизнерадостно ухмыльнулся Челло. — Хрен ей. И всем вообще. Но ты не расстраивайся, чува-ак. Я умру. Скоро. Сейчас. Brevis ipsa vita, sed in malis fit longior. «Жизнь коротка, но в бедах кажется долгой». Это сказал Сенека…

вертелось в голове у Серого.

— Маме не говори, — вдруг по-детски попросил Челло и откинулся на спину — раскладушка жалобно заскрипела.

Серый не стал подходить, щупать пульс, пытаться что-то сделать.

В этот раз он чётко знал: всё, это финал. Челло больше нет.

* * *

— Сделки не будет, — сказал Серый, глядя Флинту в глаза.

И в Белом зале «Шахерезады» сразу стало тихо, как в морге.

— В каком смысле? — Флинт как-то очень растеряно заморгал и на мгновение стал тем, кем был «до всего» — секретарём партийной организации на заводе «СМЗ», неприметным человечком с гибкой спиной и обширными связями.

— Без смыслов. Я не хочу продавать статую, — отрезал Серый.

— Позвольте мне, — бархатно прошелестел один из юристов, привстав с места. Дождавшись кивка Флинта, он обратился к Серому: — Позвольте узнать, господин Сергачёв, а по какой причине вы отказываетесь?

— Сергушёв. Ну, так… — Серый пожал плечами. — Не хочу, и всё.

— Так дела не делаются! — звучно хлопнул ладонью по столу вновь обрётший уверенность Флинт. — Ты что, в куличики играешь?! — голос его налился звучной силой и загремел на весь ресторан: — Детский сад! «Хочу-не хочу…» Мамке своей будешь это говорить! Ты деньги в счет аванса взял? Взял. Всё, вот контракт, подписывай…

— Я верну вам аванс, — сказал Серый.

— И всё же — какова причина? — продолжал допытываться юрист.

И тогда Серый выложил козырь.

— Этот памятник — культурное достояние Российской Федерации, — произнёс он, как по бумажке.

— Это он если стоит — достояние, — сердито бросил второй юрист. — А в земле — так, просто бронза. Он, может, и не целый — рука отдельно, нога отдельно.

— Или ты подписываешь контракт, — процедил Флинт, с прищуром глядя на Серого, — или…

— Чё — или? — оскалился Серый и сунул руки в карманы. — Убьёшь? Как Афганца? Думал, со мной легче будет? — он повернулся к юристам и добавил: — Этот памятник имеет номер в… — Серый набрал побольше воздуха и выпалил, как на уроке: — … в Едином государственном реестре объектов культурного наследия, памятников истории и культуры!