Онлайн книга «Жертва»
|
– Что вы задумали? – Поквитаться, конечно же, – ответил он. – С Одьеном? – едва слышно спросила я. – Нет, Алексис. Своего брата я в обиду не дам. – Тогда, на кого вы точите зуб? – Уже поздно, Алексис. Тебе пора возвращаться домой. Я еще раз взглянула на него, а потом отвернулась и вышла из машины. Возможно, он не в себе? Возможно, он просто болен? С кем он хочет поквитаться? Со своей семьей? Кто может желать зла своей семье? Кто и за что? Возможно, в этом городе не одна я – жертва Восстания? Возможно, весь город кишит такими же жертвами, как и я? *** Той ночью мне снова приснился кошмар. Я бежала от сервисной станции в сторону квартала хранителей. По сугробам, через лесополосу, разделяющую респектабельный район города, в котором я выросла, с менее респектабельным районом, в котором жил партнер по бизнесу и хороший друг моего отца. Взрывы вдалеке были похожи на раскаты грома, а от вспышек становилось так же светло, как днем. Отец сказал, что я должна сделать. Назвал улицу, номер дома и слова, которые я должна сказать Григорию Носову. Я вышла из лесополосы на рассвете. Этот район города был плохо мне знаком. Дома здесь были расположены слишком близко друг от друга, улицы не такие широкие, без изысканных клумб и кованных декоративных заборчиков. Машины попроще, детские площадки поскромнее, дома одноэтажные, хоть и не похожие друг на друга. Хранители всегда держались обособленно от райотов и послушников, как будто пытались держать нейтралитет. И хотя дети хранителей учились с послушниками в одних школах, взрослые хранители чаще имели дело с представителями райотов, потому и нейтралитет хранителей казался всем лишь маскарадом. По улицам района ездила военная техника. В домах горел свет. Здесь никто ничего не взрывал и ни в кого не стрелял. Как будто все, что творилось за лесополосой в соседнем квартале, их не касалось. Я топала по сугробам и пряталась за кустами, обходя дом за домом со стороны внутренних дворов, пока не напоролась на одну из домашних собак. Она сидела на цепи возле будки и начала громко лаять. Я пыталась переползти через ограду из кустов в соседний двор, когда услышала этот звук. Щелчок от перезарядки оружия. Собака продолжала лаять, пальцы медленно отпустили ветви кустов, и я повернулась лицом к тому, кто целился в меня. Это была женщина-хранительница. В спортивном костюме и сапогах, она удерживала дробовик двумя руками и смотрела на меня. – Груша, заткнись! – закричала она собаке, и та перестала лаять. – Пожалуйста… – прошептала я, глядя на незнакомку. – Отпустите меня… Послышался шум с другой стороны вечно зеленого забора. Кто-то открыл дверь и вышел на улицу. – Мила, что у тебя там? – закричала какая-то женщина. Незнакомка смотрела на меня. Я – на нее. – Груша разнервничалась, и я вышла посмотреть! – ответила она и опустила дробовик. Подошла к живой изгороди и остановилась рядом со мной. С противоположной стороны подошла ее соседка. – Ну как ты, Мила? Роман не звонил? – спросила соседка. – Пока нет. А Леня твой? Звонил? – Нет. Надю еле спать уложила. Всю ночь бомбили. – Думаю, это еще не конец, – Мила переминалась с ноги на ногу. – По сети передают, что авиатехнику подняли по тревоге. – Нас обстреливать не будут! – в пылу воскликнула соседка. – А этим тварям так и надо! Ладно, пойду в дом. Леня сказал не выходить, пока все не утрясется. – Ну, давай. Еще увидимся, – женщина развернулась и пошла в сторону своего дома. Потом остановилась и обернулась. Взгляд заскользил поверх зеленой изгороди. – Ползи в дом, – шикнула она. – Быстро! И я поползла. На четвереньках. Забралась по деревянным ступенькам и уткнулась носом в плетеный половик. Женщина закрыла дверь и присела рядом со мной на корточки. – Тебе сколько лет? – Шестнадцать, – ответила я. – Как зовут? – Алена. – А фамилия? – Евстофова. – Твою мать! – женщина встала и отошла от меня на несколько шагов. – Ты здесь одна? – Да, – закивала я, прижимая трясущиеся от холода руки к груди. – Мать и отец… – женщина осеклась. – Погибли. – А сестра? У тебя ведь была еще сестра? – Ее нет, – ответила я и свернулась калачиком на полу. – Господи… – прошептала женщина. – Господи… Они же обещали не трогать детей… Я молчала. Думала о том, что недолго пробуду в тепле этого дома. Сейчас эта хранительница позвонит, куда следует, и сдаст меня. Собака… Во всем виновата собака. Если бы не залаяла, я бы была уже далеко. – Ты ведь послушницей родилась? – спросила женщина. – Да. – Раздевайся, – она подошла ко мне и стала стягивать сапоги. – Ты вся мокрая. Нужно горячую ванну принять, иначе подхватишь пневмонию. Давай! Шевелись! И я делала, что она говорила. Разделась, оставив вещи на полу. Прошла за ней в ванную, уселась на дно и смотрела, как вода стекает в сток. – Горячую воду сразу делать нельзя, – шептала себе под нос женщина. – У тебя может быть обморожение, поэтому будем постепенно повышать температуру воды в ванной, пока не согреешься. – Вы сдадите меня? – напрямую спросила я и подняла глаза на хранительницу. – Я не знаю, – выдохнула она. – Спасибо за честность, – ответила я и закрыла глаза. *** Я проснулась в воскресенье и целый день провела, лежа на диване. Идеальный выходной, с моей точки зрения. Дожить бы до понедельника – и на том спасибо. Я дожила, и в семь утра была на парковке возле больницы. Приемное отделение встретило меня, как подобает, то есть никак. Следуя своему обычному маршруту, я поднялась по лестнице на третий этаж и свернула в санпропускник. Я уже поняла, что негласно «первой хирургией» называли отделение Айени, «второй» отделение плановой хирургии, которое располагалось на четвертом этаже, «третьей» – наше отделение, то есть «экстренную хирургию». Достав из шкафчика очередной мужской костюм, я начала переодеваться. И только я стянула с себя брюки, как дверь за моей спиной распахнулась, и в нее вошел никто иной, как Одьен. Я даже замерла на мгновение, но он, как ни в чем не бывало, прошел к своему шкафчику и начал переодеваться. – Здравствуйте, – в пустоту произнесла я. – Доброе утро. Я быстро надела хирургический костюм, схватила сумку и понеслась в ординаторскую. Дежурный доктор Петкинс спокойно сидел на своем стуле и смотрел… …порно. Заметив меня, он даже не удосужился оторваться от голографического экрана, как будто звук в это время был выключен. |