
Онлайн книга «Девятнадцать минут»
Она заходила в книжный магазин, в аптеку, на заправку, и в каждом месте она чувствовала, как люди смотрят на нее. Они знали, что она голая. Но никто ничего не сказал, пока она не зашла на почту. На почте в Стерлинге работал пожилой мужчина, вероятно, еще с тех пор, как почту развозили на лошадях Он дал Алекс пачку марок и вдруг незаметно накрыл ее ладонь своей. — Мэм, осмелюсь вам сказать… Алекс выжидающе подняла на него глаза. Обеспокоенные морщинки на лбу старика разгладились. — На вас сегодня прелестное платье, Ваша честь, — сказал он. Ее пациентка кричала, Лейси слышала ее плач из противоположного конца коридора. Она бежала как только могла, завернула за угол и вошла в палату. Кэлли Гамбони, двадцать один год, сирота, коэффициент умственного развития — 79. Ее изнасиловали три старшеклассника, которые сейчас ожидали суда в тюрьме Конкорда. Врач «скорой помощи» посчитал необходимым вызвать роды у Кэлли на тридцать шестой неделе. Она лежала на больничной кровати, и медсестра рядом напрасно пыталась успокоить вцепившуюся в плюшевого медвежонка пациентку. — Папа, — плакала она, обращаясь к тому, кто умер много лет назад. — Забери меня домой, папа. Мне больно! В палату вошел врач, и Лейси тут же на него набросилась. — Как вы посмели, — сказала она. — Это моя пациентка. — Ну, она поступила сегодня по «скорой» и стала моей, — возразил доктор. Лейси посмотрела на Кэлли и вышла в коридор. Кэлли не станет лучше, если они начнут пререкаться у нее на глазах. — Она жаловалась, что у нее уже два дня промокает нижнее белье. Осмотр подтвердил преждевременный разрыв плодного пузыря, — сказал врач. — Температуры нет, сердцебиение плода прослушивается. Стимуляция родовой деятельности вполне оправдана. К тому же она подписала, что согласна. — Возможно, это и оправданно, но нежелательно. Она умственно отсталая. Она не понимает, что с ней сейчас происходит, она напугана. И уж точно она не способна дать сознательное согласие, — Лейси развернулась на каблуках. — Я вызываю психиатра. — Черта с два, — сказал врач, хватая ее за локоть. — Отпустите меня! Они еще минут пять кричали друг на друга, пока не пришел психиатр. Парень, стоящий перед Лейси, выглядел не старше Джойи. — Это несерьезно, — сказал врач, и Лейси впервые с ним согласилась. Они оба последовали за психиатром в палату Кэлли. К этому времени девушка свернулась калачиком вокруг своего живота и плакала. — Ей нужна эпидуральная анестезия, — пробормотала Лежи. — Это небезопасно при раскрытии в два сантиметра, — возразил доктор. — Мне все равно. Ей это необходимо. — Кэлли? — позвал психиатр, приседая перед ней на корточки. — Ты знаешь, что такое кесарево сечение? — Да, — прохрипела Кэлли. Психиатр встал. — Она способна дать согласие на операцию, если нет постановления суда об обратном. У Лейси отвисла челюсть. — Это все? — Меня ждут еще шесть пациентов, — разозлился психиатр. — Извините, что разочаровал вас. Лейси прокричала ему вслед: — Это не меня вы разочаровали! Она упала на колени рядом с Кэлли и сжала ее руку. — Все хорошо. Я о тебе позабочусь. Она послала молитву тому, кто может пробить камень, из которого сделаны сердца мужчин, а потом подняла лицо к доктору. — Правило первое: не навреди, — тихо сказала она. Доктор сжал переносицу двумя пальцами. — Я сделаю ей эпидуральную анестезию, — вздохнул он, и только тогда Лейси поняла, что все это время сидела не дыша. Меньше всего Джози хотелось идти в ресторан со своей мамой и в течение трех часов наблюдать, как метрдотель, повара и остальные посетители лижут ей задницу. В конце концов, это был день рождения Джози, поэтому она не понимала, почему не может просто заказать еду из китайского ресторана и посидеть перед телевизором. Но мама настаивала на том, что дома это не праздник, поэтому сейчас она тащилась за мамой, словно фрейлина за королевой. И считала. «Рады вас видеть, Ваша честь» — четыре раза, «Да, Ваша честь» — три раза, «Какая честь для нас, Ваша честь» — два раза, и один раз «Для вас у нас есть лучший столик, Ваша честь». Джози когда-то читала в журнале о знаменитостях, которые получали обувь и сумочки в подарок от производителей, а еще билеты на бродвейские премьеры и бейсбольные матчи. Судя по всему, ее мама была знаменитостью Стерлинга. — Не могу поверить, — сказала мама, — что у меня двенадцатилетняя дочь. — А теперь моя реплика? Я должна восхититься твоей уникальностью? Мама рассмеялась. — Было бы неплохо. — Через три с половиной года я смогу водить машину, — отметила Джози. Мама уронила вилку, и та звякнула, упав на тарелку. — Спасибо, что напомнила. К столику подошел официант. — Ваша честь, — сказал он, ставя перед мамой Джози блюдо с красной икрой, — с наилучшими пожеланиями от нашего шефа. — Фу, какая гадость. Рыбьи яйца. — Джози! — Мама натянуто улыбнулась официанту. — Передайте шеф-повару мою благодарность. Ковыряясь в тарелке, Джози чувствовала на себе мамин взгляд. — Что? — с вызовом спросила она. — Просто ты ведешь себя как плохо воспитанный ребенок, вот и все. — Почему? Потому что я не люблю, когда мне под нос суют рыбьи эмбрионы? Ты тоже их не ешь. Я, по крайней мере, веду себя честно. — А я веду себя вежливо. Разве ты не понимаешь, что официант теперь расскажет шеф-повару, что у судьи невоспитанная дочь? — Мне все равно. — А мне — нет. Все твои действия отражаются на мне. А я должна защищать свою репутацию. — Какую репутацию? Репутацию подлизы? — Репутацию человека, которого не в чем упрекнуть ни в зале суда, ни за его пределами. Джози склонила голову набок. — А если я сделала что-нибудь плохое? — Плохое? Насколько плохое? — Ну, например, курила травку, — сказала Джози. Мама замерла. — Ты мне хочешь о чем-то рассказать, Джози? — О Господи, мама. Я не курю травку. Это предположение. — Понимаешь, ты сейчас перешла в среднюю школу и будешь общаться с ребятами, которые занимаются опасными вещами — или просто глупыми. Но я надеюсь, что ты будешь… |