Книга Страсти и скорби Жозефины Богарне, страница 72 – Сандра Галланд

Встретив меня в Ла-Шомьер, Тальен буквально втащил меня в кабинет.

— Комитет общественной безопасности собрался на чрезвычайное заседание. Дофин умер, — прошептал он.

— Мальчик? — Я села. Всего неделю назад умер доктор, лечивший его… а теперь и сам Мальчик? Ему было всего десять лет.

Мне вспомнились слова гражданина Фуше: «Как это будет удобно, если Мальчик скончается…» Меня охватило тошнотворное чувство беспомощности.

— Когда? — спросила я.

— Сегодня, в три пополудни.

Было шесть часов.

— Никому не говорите, — беспокойно огляделся по сторонам Тальен. — Особенно Терезе.

13 июня

Весь день провела у депутата Барраса, готовила очередной прием. Сидела в кабинете, надписывая приглашения.

— Вы избегаете меня? — спросил наконец Баррас, заметив перемены в моем поведении.

Я положила перо. Что я могла ответить? Это правда, я избегала его. Со времени смерти Мальчика меня не оставляла тревога.

Депутат Баррас театральным жестом приложил ладонь ко лбу.

— И даже на этот вопрос она не отвечает. Как горько созерцать глубину ее отчаяния!

— Тут не до комедии, — сказала я.

Он поставил рядом со мной стул и сел.

— Трагедия?

— Я не могу об этом говорить.

— Все эти гадкие сплетни, да?

— Гадкие сплетни были всегда…

— Но этим вы верите?

Я смотрела в сторону. Отдала бы что угодно, лишь бы не оказываться в этом положении, не говорить на эту тему с депутатом Баррасом, но я уже начала, и теперь не оставалось ничего иного, как продолжать.

— Говорят, вы водите компанию с врагом, с англичанами.

Депутат Баррас посмотрел на меня с интересом.

— С Богом проклятыми?

— Это правда?

Он самодовольно ухмыльнулся.

— Осмелюсь предположить, шпионы всей страны не собрали бы улик для такого обвинения.

— Как вы можете шутить? — Я приказала себе сохранять спокойствие. — Думаете, это игра?

— Это игра, Роза, сложная игра. Не притворяйтесь, будто понимаете. — Теперь Баррас был зол.

— Вы признаете это? — Я выпрямилась в кресле: мне вдруг стало не хватать воздуха.

— Факты верны, намерение — нет. Есть ли лучший способ узнать врага, чем находиться в союзе с ним? Или, по крайней мере, заставив его поверить, что вы союзник. Опасное времяпрепровождение, это верно, ибо такой псевдосоюзник рискует заслужить осуждение со всех сторон. Но рисковать мне не впервой. Да и на какой риск не пойдешь ради блага республики?

— Это вы убили Мальчика? Вы отравили сына короля?

Депутат Баррас вздохнул.

— Есть вещи, которых вам лучше не знать, — сказал он.

У меня перехватило дыхание.

— Вы…

Он поднял руку, обрывая меня.

— Это не то, что вы думаете.

— Тогда?.. — Во рту совсем сухо.

— Неприятная истина заключается в том, что добрейший дядя ребенка, граф д’Артуа, заплатил значительную сумму, чтобы дело было сделано. Он предпочитал освободить трон для себя самого, представься такая возможность.

Совсем растерявшись, я не знала, что и сказать.

— Граф д’Артуа?

Депутат Баррас кивнул.

— Предложил заплатить? — За смерть собственного племянника…

— Заплатил.

— Заплатил вам?

Депутат Баррас медленно кивнул.

— Так, значит, это вы… — холодно проговорила я, начиная подниматься. — Вы…

— Подождите, — остановил он меня, положив ладонь мне на руку. — Не я. Он был славным парнишкой; да будет вам известно, я даже увлекся им, на свой лад. Некоторое время назад он умер своей смертью, от лихорадки. В этом я неповинен.

— Но почему не объявить об этом? Зачем вся эта секретность?

— Но Испания никогда не подписала бы… — Он развел руками.

— Вы имеете в виду мирный договор?

Он устало кивнул.

— Значит, умерший ребенок был не Мальчик?

— Тот ребенок был болезненным, глухонемым сыном кузнеца. Подсадная утка, как говорится. В нем поддерживали жизнь, чтобы заключить мир с Испанией; он был обречен на смерть в любом случае. Природа выполнила за нас нашу работу.

Последовало недолгое молчание. Я не могла заставить себя взглянуть на Барраса.

— Роза, посмотрите на меня, — сказал он.

Я повернулась к нему лицом. Нет, он не походил на дьявола: обычный мужчина в летах.

— Вы не верите мне? — проговорил он, печально глядя на меня.

— Верю, — ответила я, но сердце мое не верило.

— Вопрос не в том, сделал я это или нет. — Баррас встал вдруг и отошел к окну. — Вопрос в том, — он задернул шторы, — смог бы я это сделать? — Некоторое время помолчал, стоя спиной ко мне. — И истина заключается в том, что… Да.

Баррас молчал, застыв у окна, и эта минута показалась мне вечностью. Я ждала, чтобы он пошевелился, произнес хоть что-нибудь.

— Поль!

Он обернулся ко мне, в глазах его стояли слезы.

— Я не верю вам, — сказала я.

16 июня

Утром приезжал с визитом Баррас. Было рано. Я обернула себе голову шарфом, как это делают креолки. Он повел меня во двор.

— Хочу вам кое-что показать.

Во дворе стояли две красивые вороные лошади, запряженные в сверкающую темно-зеленую карету.

— Что думаете? — Баррас хлопнул одну из лошадей по боку.

— Красивые лошади.

— Венгерские. — Он открыл дверцу кареты. Обивка красного, королевского цвета.

— Бархат? — Такая редкость теперь! Но у депутата Барраса всегда все только лучшее. — Прекрасная карета. Давно она у вас? — спросила я.

— Она ваша.

— Моя?

Он с удовлетворением заметил мою растерянность.

— У вас теперь есть еще и корова. Молочная корова, я не взял ее с собой. Слишком медленно идет, знаете ли.

— Корова?

Я засмеялась. Корова! Значит, у нас будет масло, молоко, сыр. Будет много — больше, чем нам необходимо. Появятся излишки, их можно продавать или обменивать.

— Но где мне ее держать?

— Ну, как можно быть такой практичной?

— Я серьезно! — Карета, две лошади, корова… А у меня — ни конюха, ни возницы, ни сена, не говоря уж о стойле.