Книга Страсти и скорби Жозефины Богарне, страница 83 – Сандра Галланд

— И при этом ходили к моему банкиру.

— Не стану отрицать. Это был поступок труса. — Он поднялся на ноги. — Я искал оснований, причин и следствий, исходных условий и доказательств. Я искал спасения.

— От чего?

— От вас. От чувств, которые захлестнули меня.

— Не люблю загадок, — вздохнула я, откидываясь на спинку кресла.

— Вы не понимаете! Когда я с вами, передо мной как будто поднимается занавес и кажется, что все прошлое было лишь увертюрой. Разве это не может испугать? У меня на руках умирали люди. Я подходил к дулу заряженной пушки. Я столкнулся с яростью моей матери. Но ничто так не пугает, как нежность, которая охватывает меня при виде ваших глаз.

Встав, я отошла к окну. Фортюне раскапывал что-то в кустах роз у садовой стены.

— Вы не выйдете за меня? — В его голосе было отчаяние.

Я вернулась к креслу у камина.

— Вы знаете, что я не люблю вас, — сказала я.

— Да, мне это известно.

— Знаете, что я старше вас, что я любила другого…

И по-прежнему люблю. Впрочем, об этом я умолчала.

— Знаю.

— И все равно вы хотите жениться на мне?

— Я хочу поклоняться вам.

— Неужели обязательно надо быть таким смешным, Бонапарт?

— Думаете, я шучу?

— Конечно, — улыбнулась я.

— Вы простите меня?

Я взяла его за руку. Никогда прежде я не замечала, как тонки его пальцы, как гладка кожа.

— Давайте прогуляемся, — предложил он.

Стоя, мы были почти одного роста. Я вдруг увидела в нем своего брата, компаньона, «товарища по духу», как выразилась бы Мими.

— Но я не откажусь от особняка на улице Шантрен, — сказала я, открывая двери в сад.

— Мой отель на улице Капуцинов выглядит солиднее, — заметил он.

— Это мой первый настоящий дом. Он для меня все.

Бонапарт огляделся по сторонам.

— После освобождения Италии мне потребуется дом побольше.

— И когда это может случиться, генерал Бонапарт?

Судя по тому, как он на меня взглянул, вопрос его позабавил.

— Вскоре после нашей свадьбы, Жозефина.

Среда, 24 февраля

— Я объявил о нашей помолвке директорам, — сообщил мне Бонапарт сегодня вечером, неторопливо расхаживая по комнате.

— И как они отреагировали?

— Одобрительно. Даже весьма одобрительно! — воскликнул он, хлопнув в ладоши.

2 марта

Лакей Бонапарта доставил в мою прихожую корзину с бумагами; вслед за ним вошел и сам Бонапарт.

— Вот, — сказал он, театрально поведя рукой. — Командующий Итальянской армией.

— Это уже официально? Разве вы этого не ожидали?

— В таких вещах никогда нельзя быть вполне уверенным, — рассеянно ответил он, роясь в бумагах.

— И теперь?..

Бонапарт молчал, перелистывая страницы рапорта.

— И теперь?.. — Лишь прикоснувшись к его руке, я сумела завладеть вниманием Бонапарта. — И что теперь?

— А теперь начинается работа.

8 марта

В полдень за мной заехал Бонапарт. Я уже была готова. Вместе мы отправились в контору моего адвоката на улице Сент-Оноре. Бонапарт остался в прихожей — ждать, пока адвокат не ознакомится с брачным контрактом.

— Вы знакомы с условиями? — спросил Рагиду, когда я села. Его пыльная контора была завалена грудами бумаг. Стекла окон, выходивших на улицу Сент-Оноре, покрывала сажа.

— Да.

— Тем не менее закон требует, чтобы я ознакомил вас с содержанием контракта. — При небольшом росте Рагиду обладал исключительно низким голосом. — У вас будут раздельные финансы. Вы будете поровну участвовать в расходах по ведению домашнего хозяйства. Даже стоимость венчания вы оплатите поровну.

Он опустил голову, перечитывая строки.

— Ваш муж не несет ответственности за ваши долги. Вы от этого союза не получаете ничего сверх полутора тысяч ливров в год.

Рагиду положил бумаги на стол и снял очки.

— Гражданка Богарне, я должен быть с вами откровенен. Этот человек не принесет вам ничего, кроме своего плаща и шпаги. Боюсь, что не могу, говоря по совести, советовать вам подписать этот контракт.

Несмотря на то что в кабинете было прохладно, щеки у меня вспыхнули.

— Я приехала, чтобы подписать его, гражданин Рагиду, а не обсуждать.

— Пожалуйста, поймите: для вас было бы несчастьем выйти за этого человека.

— Так тому и быть!

И я взяла в руку перо.

Бонапарт сидел в прихожей.

— Только плащ и шпага, — повторил он позабавившие его слова.

— Вы подслушивали? И не оскорблены? — Я была вне себя. Имея дело с Бонапартом, ничего нельзя предвидеть.

— Посмотрим, на что способны плащ и шпага!

В тот же день, позже

Колокола приходской церкви пробили четыре. Я стояла у окна, глядя в сад. Сзади послышались шаги, и, обернувшись, я увидела Ланнуа с потертым кожаным саквояжем в руке.

— Вы куда-то собрались, Ланнуа? — спросила я. Об отлучке мы с ней не договаривались.

Она так энергично вздернула голову, что с нее едва не слетела скромная соломенная шляпка с бантом из ленты в бело-синюю полоску.

— Я не могу служить этому якобинцу!

— Вы уходите совсем? Сейчас?

— Прощайте! — зарыдала она, бросаясь в мои объятия.

9 марта

Немногим позже семи утра приехали Баррас и Тальен. Тальен был в черном сюртуке и цилиндре. Вместо сабли он держал в руке зонтик.

— Его похоронный костюм, — сказал Баррас, одетый в бархат и кружева.

Я напряженно улыбнулась.

Втроем мы поехали в карете Барраса, украшенной Агат и Гонтье: они привязали к упряжи букетики цветов белыми ленточками.

Ровно в восемь мы вошли в приемную районной управы, когда-то элегантную комнату, белую с золотом и шалящими купидонами, ныне покрытыми пылью. Здесь располагался штаб Второго района. В мраморном камине затухало пламя. Было темно: в бронзовом подсвечнике горела единственная свеча. Большие зеркала в позолоченных рамах отражали лишь тени.

Мой советник Жером Кальмюле уже сидел здесь в одном из тяжелых кожаных кресел. Регистратор, гражданин Лёклер, просматривал за столом бумаги; рядом с ним расположился худенький паренек с деревянной ногой. И никаких признаков присутствия Бонапарта!