
Онлайн книга «Волшебник и узурпатор»
Он перевел взгляд на небо. — Ночь вот-вот кончится. Знаешь, ее остаток я хотел бы провести в постели. Если ты не против, давай вернемся к Бартруму и Селии. * * * Бартрум нервничал, ожидая возвращения гостей, и когда услышал, что с сыном все в порядке, у него словно камень с души свалился. Мальчика оставили в храме еще на пару дней, пока жрица окончательно не убедится, что опасность миновала. После позднего ужина все легли спать. По деревенским меркам они проснулись поздно — примерно через час после рассвета — и неторопливо позавтракали вместе с хозяином. В это время прибыла Селия, усталая, но счастливая. Бартрум засуетился вокруг нее, предлагая поесть, и успокоился только тогда, когда понял, что она утолила голод. Затем он с виноватой улыбкой повернулся к гостям. — Мои друзья не станут на меня сердиться, если этим утром я выйду пахать позже? — Значит, сегодня ваша очередь работать в поле? — поинтересовался Гар. Бартрум взглянул на Селию. Та пожала плечами. — Бартрум не имеет ничего против пахоты. А вот я терпеть не могу. Зато обожаю сеять. — Мы по очереди ходим на прополку, — добавил Бартрум. — А жнем вместе — да и дети тоже. — Понятно, в работе задействована вся семья, — сделал вывод Гар. — Естественно. — Бартрум нахмурился. — А разве в вашей стране не так, приятель? — Почти так же, — ответил Гар. — Просто я об этом как-то не задумывался. Алеа смерила его сердитым взглядом. Ей еще ни разу не доводилось слышать от Гара о жизни в его мире. Правда, неизвестно еще, какие байки он станет рассказывать, чтобы вызвать на откровенность своих хозяев. — Нам всем приходится работать, — сказал Гар. — По-другому не бывает. Бартрум кивнул; он прекрасно понимал, что такое сила традиции. — У нас каждая семья решает сама за себя, — сказал он. — Никто не возражает, если жители каждого дома выполняют свою долю работы. Гару не нужно было спрашивать, что случается в противном случае. Он знал, что такое общественное мнение — здесь никакое правительство не нужно. Алеа с Гаром собрались уходить по северной дороге. — Будьте осмотрительны. В последние месяцы участились случаи нападения разбойников, — предупредил их Бартрум. — Разбойников, а не просто всякого сброда? — повернулся к нему Гар; в его глазах читался интерес. — И тех, и других, — ответила Селия. — Кто поставил себя вне закона. — Я здесь вообще не слышал ни о каких законах, — сказал Гар. — Интересно, что они собой представляют? — Ну, законы известны всем, — произнес Бартум. — Нужно уважать старших, нельзя затевать драки, нельзя воровать, лгать и делать подлости. Нельзя желать большего, чем тебе необходимо, нельзя заставлять других людей делать что-либо против их воли — и, естественно, нужно почитать богов. — И это все? — удивленно спросил Гар. Одна только Алеа распознала иронию в его голосе — возможно, потому, что читала его мысли. — Вполне достаточно, — ответила Селия, — но только потому, что мы знаем законы, — это еще не значит, что отщепенцы их чтут. Будьте осторожны! — Да, будьте осторожны, — подтвердил Бартрум. — И помните, если вам что-то понадобится, друзья всегда придут вам на помощь. Алеа обняла Селию, а Гар пожал руку Бартруму. — Спасибо за своевременное предупреждение. — Он повернулся к своей спутнице. — Может, нам следует немного обождать? Выручка не принесет пользы, если ее украдут. Алеа поняла, что эта фраза была сказана специально для того, чтобы польстить хозяину. — А как мы будем здесь жить? Или ты готов обосноваться в этой деревне и стать земледельцем? Гар взглянул на поля, и Алеа с удивлением заметила в его глазах тоску. — Нет, еще не готов, — медленно ответил он. — Значит, нам пора в путь, — быстро сказала Алеа и вновь обняла хозяйку. — Огромное вам спасибо за гостеприимство! — А вам — за спасение моего сына! — ответила Селия. — Будьте осторожны, друзья! * * * Отойдя на достаточное расстояние — хозяева все еще махали им на прощание, — Гар сказал: — Конечно же, мы будем осторожны — в отличие от генерала Малахи, который всегда прет напролом... — По крайней мере мы узнали, что он — отщепенец, — сказала Алеа. — Это внушает надежду, — согласился Гар. — А неписаные законы — лучше, чем вообще никаких. Любопытно, местные жители выработали восемь из Десяти Заповедей и разновидность Золотого Правила. — Десять Заповедей? А это еще что такое? — нахмурившись, спросила Алеа, а когда Гар объяснил, сказала: — У моего народа было только семь, но и некоторые другие. Хотя эти семь, должно быть, настолько важны, что ни один народ не может без них обойтись. — Наверное, так оно и есть, — согласился Гар. — В конце концов, если нет закона, запрещающего убийство, что воспрепятствует людям уничтожать друг друга? Алеа вздрогнула, но ответила смело: — И если не настаивать на том, что воровать нельзя, как смогут соседи доверять друг другу? Гар кивнул. — Странно, что у них нет закона против кровосмешения. Если близкородственные браки заключаются в течение многих поколений, общество начинает вырождаться. Алеа резко взглянула на него. — Откуда ты знаешь? Гар пожал плечами. — Процветают те нации, которые запрещают кровосмешение. А те, что не запрещали, — постепенно вымерли, как я уже говорил. — Значит, ты считаешь, что здесь этого нет? — Не все так просто, как может показаться на первый взгляд, — задумчиво ответил Гар. — В некоторых королевских семьях, чтобы магическая королевская кровь оставалась чистой, браки заключались между родными и двоюродными братьями и сестрами. И в результате эти семьи выродились — последние короли были такими хилыми и глупыми, что легко становились жертвами амбициозных чужаков. — Понятно, — нахмурилась Алеа. — Мои... законы Мидгарда запрещали убийство, кровосмешение и воровство, но они не распространялись на рабов, а также карликов и великанов. — И не могли распространяться, — ответил Гар, — потому что в неолитических обществах законы обычно действуют только внутри группы и не распространяются на чужаков. Например, воровать грех, но только у своих, а у соседнего племени на другом холме — воруй, сколько хочешь. Более того, воровство у чужих даже возводится в добродетель, особенно если вору удалось уйти не пойманным. Алеа невесело улыбнулась. Ей вспомнилась родина, и, как обычно, от этого стало одновременно грустно и обидно. |