Книга Жизнь двенадцати царей. Быт и нравы высочайшего двора, страница 51 – Иван Снегирёв, Тимофей Свиридов, Иван Брыкин

– Совсем я стал старый, ничего не помогает, – вздохнул он.

– Нечего было Этиена прогонять, француз знал своё дело, – сказал Фёдор. – В баночке с кремом, что он давал, осталось немного, и я отнёс своей куме – так она, как намазалась, сразу помолодела. Раньше на неё никто смотреть не хотел, а теперь квартальный к ней ходит – она вдовая.

– Какие ты глупости говоришь! Вдова, квартальный… – с досадой возразил Николай Павлович. – Постой, – спохватился он, – ты стащил у меня крем?

– Подумаешь, крем! У нас на миллионы тащат, – фыркнул Фёдор.

– Что?! Ты где такого наслушался, кто тебя научил? – возмутился Николай Павлович.

– Всё об этом знают – тоже мне, новости, – преспокойно ответил Фёдор.

Николай Павлович хотел пронзить его своим ужасным взглядом, но вместо этого зашёлся в приступе кашля.

– Куда вам ехать, дома лучше отлежаться, – сказал Фёдор, подавая ему микстуру. – Надо же было додуматься – в такой мороз принимать парад в одном мундире! Молодой, и тот бы заболел, а в ваши годы…

– Молчи! – перебил его Николай Павлович. – Они (он выделил это слово) решили, что император немощен стал, Россией управлять не может, войну проигрывает, – я им ещё покажу! Всем покажу!

– О, господи, – вздохнул Фёдор.

– Хватит рассуждать, без тебя умников хватает. Неси одеваться, – приказал Николай Павлович.

– …А скажи, Фёдор, – спросил он, одеваясь, – что в народе о войне говорят? Выиграем мы её или проиграем?

– То умником меня обзываете, то вопросы задаёте. Я вам расскажу, а вы опять ругаться начнёте, – обиженно отозвался Фёдор.

– Говорю, коли спрашиваю; не буду ругаться, – пообещал Николай Павлович.

– Вам виднее, как оно с войной будет. Вроде и армия у нас большая, справная – на парадах любо-дорого посмотреть – а чего-то не можем англичан с французами победить, – уклончиво ответил Фёдор. – Англичане, они, правда, нация хитрая и на всякие штуки изобретательная: слыхал я, что ружья ихние не в пример нашим далеко бьют…

– И мы такие имеем, – снова перебил его Николай Павлович. – Погоди, дай с силами собраться – погоним врага, с божьей помощью, из земли русской! Крым наш есть и будет, мы его не отдадим.

– Крым, Крым… Нужен нам этот Крым, – проворчал Фёдор. – Я сам из вятской губернии, так мне этот Крым…

– Молчать! Да я тебя!.. – закричал Николай Павлович, однако новый приступ кашля не дал ему договорить.

– Нате вам ещё микстурки, – Фёдор налил микстуру в ложку из пузырька и заставил выпить Николая Павловича. – Больше ни слова не скажу, хоть убейте.

– …Орлов приехал? – одевшись, спросил Николай Павлович.

– Нету, когда он вовремя приезжал? Его сиятельство трудиться не любит, – ухмыльнулся Фёдор.

– Не рассуждай, вольтер какой выискался! – сказал Николай Павлович. – Устал я от тебя сегодня.

– Молчу уже, молчу! Вначале спрашивают, а потом кричат! – в сердцах ответил Фёдор. – Вот хотел доложить, что Бутурлин ждёт, так теперь и не знаю, докладывать ли.

– Ты просто несносен! – сморщился Николай Павлович. – Зови его.

Бутурлин подошёл к императору с учтивой улыбкой на лице.

– Прежде всего, позвольте сообщить, ваше величество, – сказал он, – что весь Петербург в восторге от последнего парада. Наши войска показали себя с наилучшей стороны, а государь был бесподобен, он сродни гомеровским героям – простите, ваше величество, я лишь пересказываю общее мнение. Дамы плачут, вспоминая, как вы были величественны на Марсовом поле; они с нетерпением ждут вашего появления на балу.

– Оставь свою лесть, Бутурлин, я этого не люблю, – прервал его Николай Павлович. – Ну, с кем ты познакомишь меня сегодня?

– Александра Бутурлина желала бы составить компанию вашему величеству. Юная чаровница этой зимой впервые выезжает в свет, но уже покорила многие сердца; её же сердце всецело принадлежит вам, – сказал Бутурлин.

– Александра Бутурлина? – переспросил Николай Павлович. – Она родственница твоя?

– Двоюродная племянница. Росла на моих глазах – чиста, невинна, отлично воспитана, красива, как Афродита. А вы – её кумир: портрет ваш повесила в своей спальне, прямо у постели, – хохотнул Бутурлин, прикрыв рот рукой.

– Других, значит, не нашлось? Только племянница твоя согласилась? – мрачно заметил Николай Павлович.

– Да что вы, ваше величество! Сколько угодно найдётся; просто она меня так упрашивала, что не мог отказать! – воскликнул Бутурлин.

Николай Павлович вздохнул:

– Пусть будет Бутурлина… Иди, больше мне от тебя ничего не нужно.

Бутурлин удивлённо взглянул на него, попятился к дверям и с поклоном удалился.

* * *

– Его сиятельство граф Алексей Фёдорович Орлов прибыли с докладом! – громко на всю комнату объявил Фёдор, едва за Бутурлиным закрылись двери.

– Кричи громче, а то тебя на улице не слышно, – с раздражением отозвался Николай Павлович. – Пусть войдёт.

Чеканя шаг, Орлов подошёл к императору, но слегка пошатнулся, отдавая честь.

– Ты пил? – подозрительно спросил Николай Павлович. – Знаешь ведь, что я пьяных не терплю, особенно на службе.

– Всего одну рюмку; знобит, врачи посоветовали, – ответил Орлов, густо дыхнув на императора запахом водки.

– От одной рюмки такого амбре не было бы, – возразил Николай Павлович. – Для храбрости, что ли, принял? Неужели всё так плохо?.. Докладывай, я слушаю.

– Прежде всего, следует заметить, что противник превосходит нас по вооружению, – начал Орлов, стараясь не дышать на Николая Павловича. – Как вы знаете, основное стрелковое оружие нашей пехоты – гладкоствольное ружьё образца 1845 года, которое по дальности стрельбы значительно уступает английской винтовке Энфильд и французскому штуцеру Тувена. Англичане и французы из своих винтовок издалека уничтожают и нашу пехоту и наши артиллерийские расчёты: пули противника поражают на 1200 шагов, в то время как пули из наших гладкоствольных ружей летят на 300 шагов, а из орудий – самое большое на 500 шагов.

– У нас есть нарезные ружья и пушки, – сказал Николай Павлович, – но мы держим их наготове на западных границах на случай наступления европейской коалиции через Польшу, Пруссию и Австрию. Ох уж мне эти австрийцы, – сколько мы им помогали, спасли от революции в 1849 году, а они отплатили чёрной неблагодарностью! Ну да что рассказывать: ты сам ездил в прошлом году в Австрию заключать союзный договор и вернулся ни с чем… Но меня не интересует сейчас состояние нашего вооружения, я об этом прекрасно осведомлен – докладывай о нуждах Крымской армии.

– Слушаюсь, – отвечал Орлов и стал зачитывать: – Вот справка о снабжении армии. «Снабжение крымской армии производится теми же способами и средствами, как снабжение армии в 1812 году, поскольку железной дороги, ведущей в Крым, нет. Количество требующихся подвод, перевозочных средств, количество волов и лошадей громадно и несоразмерно тому количеству запасов, которые должны доставляться. Под тяжестью гужевой повинности южные наши губернии изнемогают и разоряются, а армия терпит во всём недостаток. Беспорядки усиливаются страшным воровством и всякими злоупотреблениями, которые сильно увеличивают неизбежные государственные расходы».