Онлайн книга «Мужчина апреля»
|
У меня было ощущение, что все эти дни я складывала пазл. Уже почти видела картинку. Как вдруг кто-то взял и перемешал все кусочки. И добавил новые. Кетеван, например. «Фармакопея», например. Какая между всем этим может быть связь? И есть ли она? Или это просто совпадение? Две истории, которые не связаны друг с другом ничем, кроме одного персонажа? В одном сюжете у Греты главная роль, в другом – эпизодическая, вот и все. Только почему тогда все мое тело не верит? Перед глазами плясали серые мушки, сердце стучало глухо и тяжело, точно намокший комок бумаги. Я закрыла файл. Сжимаясь, пробежала по офису, выскочила в коридор. Одно окно было открыто, ветерок задувал в него звуки весеннего города. А я стояла, держась за дверной косяк. И тяжело дышала. – Ты что здесь делаешь? – спросила Адель. Надо было что-то ответить. – Наташу ищу. То есть Лену. В голове у меня была каша. «Как у Греты, – хихикнула я про себя. – Каша вместо мозгов». – Все хорошо? – забеспокоилась добрая Адель. – Да. Да. – Наташа в переговорной. Я кивнула. Пошла прочь. Передумала. Повернулась. Рванула на себя дверь переговорной. Наташа и незнакомая молодая женщина обернулись ко мне. – Так это дело не только о Грете! – крикнула я. – Ариадна, я занята, провожу интервью с кандидатками в наш отдел, – спокойно и ровно сказала Наташа. – Вы даже не собирались мне этого говорить, так? Наташа преувеличенно спокойно попросила: – Ты не могла бы дать мне время закончить, чтобы мы не задерживали зря… – Она улыбнулась женщине напротив. – …Мариам. Та ответила улыбкой. Улыбка была исполнена надежды получить эту работу. – Ну тогда, может, Лена мне пока расскажет? – Меня душил гнев. Наташа сжала зубы. Но на провокацию не поддалась. Или в самом деле не знала, что Лену только что арестовали? – Мариам, вы дадите нам пять минут? – Наташа уже вставала со стула. Мариам просияла в ответ: – Никаких проблем! Бодрость и исполнительность говорили, что Мариам – недавняя кадетка полицейской академии. В ее глазах я заметила тревогу: пришла на первое в жизни интервью, а тут какое-то осиное гнездо. О, девочка, еще какое! Поверь. Наташа чуть не толкнула меня в комнату, где обычно пили кофе. – Почему вы мне ничего не сказали? – ринулась я сразу в атаку. – Потому что к твоим служебным обязанностям это не относится. – По-твоему, то, что Грета была последней, кто говорил с Кетеван перед ее смертью, не значит ничего?! И что ровно перед допросом Грета – упс! – тоже мертва! А кролик и зоокамера пропали – это ничего не значит?! – Нет, – спокойно сказала за моей спиной Оксана. Я вздрогнула, обернулась. – Не всякая видимая цепь фактов связана причинно-следственными связями. Я потеряла дар речи. Глядела на Оксану, не узнавая. – Знаешь, я думала, меня уже не удивить. Но у тебя получилось, – наконец сказала я Оксане. – Ты делаешь ошибку за ошибкой, – вступила Наташа. Оксана встала рядом с ней. – Я ведь тебя предупреждала. Первый раз тебя выгородила Лена… – Лена! – яростно выплюнула я. – Ей не следовало этого делать. – Чего? Врать мне? Скрывать от меня факты? Наташа была спокойна, как скала: – Позволять своим дружеским чувствам мешать профессиональной оценке. – Дружеским?! Она мне – друг? В карих глазах Наташи мелькнуло сочувствие. – Ты плохо выглядишь, – произнесла она и вышла из отдела. – Вы меня не слышите! – взвилась я. – Где Лена? – Голос мой сорвался. Жалкий визг. – Ариадна, – терпеливо начала Оксана, – тебе необходимо отдохнуть. Позаботиться о себе. – А! Кажется, теперь понимаю. Ты не хотела, чтобы я знала о том, что эти два дела связаны. Конечно. Тебе же не все равно, как на это посмотрит министр юстиции. Тебе же хочется повыше. А меня можно и слить. Оксана дождалась, пока я замолчу. Послушала мое сопение. – Так ты нашла кролика? – спокойно спросила она. Теперь молчала я. – Выяснила, что с ним случилось? И опять мне нечего было ей сказать. – Ничего так и не узнала? – Его последние координаты указывают на пересечение Цветного и Садового, что невозможно, ареал активности кроликов не превышает сотни метров, если только… Я попросила дорожный патруль проверить камеры наблюдения в этом районе, я могу прямо сейчас… Оксана отрезала: – Прямо сейчас – в отпуск! – Я… – Сейчас же! А потом пройдешь квалификацию. Возможно, эта работа просто тебе не подходит. – Ты не выкинешь меня… Оксана поднесла телефон к уху: – Привет. Оксана Маринина – из отдела личностей, не являющихся людьми. Сейчас к вам вниз спустится Ариадна. Она сдаст удостоверение. Ее отпуск – четыре недели. Повернулась и тоже вышла. Как ни странно, я сразу успокоилась. Я поняла, что происходит. Слишком уж настойчиво они все пытались представить меня выгоревшей истеричкой, чтобы я теперь в это поверила. «Ну уж нет. Из меня делают козла отпущения. Из Лены – уже сделали. То есть козу». – Я прыснула, немного истерически, признаю. Но вместе с этим смешком ушли и остатки нервного напряжения. Не выйдет, вы меня голыми руками не возьмете! Я вновь почувствовала себя на профессиональном поле. Пассивная агрессия, обесценивание, манипуляция, токсичный диалог – для нас в Министерстве биологической безопасности это привычные маркеры, которые указывают, что состав преступления налицо. Доведение до эмоционального кризиса. Иногда – до самоубийства. А в моем случае, конечно, до увольнения. Они зашли в тупик с делом Кетеван, это же ясно. И растерялись, сообразив, что смерть Греты как-то неприятно последовала сразу за ним. Хуже не придумаешь. Две высокопоставленные женщины мертвы. Двойное внимание медиа, общественности – и начальства. Воображаю, как там топочет ногами Гаянэ, требует быстрых результатов. А ее трясет сама премьер-министр. Двойная петля. У Лены на горле. У Наташи на горле. А тут я. Всем мешаю. Со своим дурацким кроликом. Чего ж не понять? Понятно. А в дальнейшем, когда я уже не буду частью системы, они на меня повесят все свои ошибки. И останутся при своих должностях. Во всем виновата эта безумная Ариадна. Путалась у нас под ногами. Мы были неправы, слишком много ей позволяли. И запоют обычное в таких случаях: ведь Ариадна была безупречна, Ариадна была добросовестна, кто мог подумать, что она так подведет. И вишенкой на торте: Ариадне мы сочувствует, мы понимаем, что ей было непросто. |