Онлайн книга «Однажды я выберу тебя»
|
– Просто указал на очевидное. – Повторю еще раз, чтоб все стало ясно и очевидно… То, что мы обсуждали прежде, должно остаться между нами. – Так и будет, – согласился Макс. – Я же поклялся. Я пробежал пальцами по клавишам пианино. – Не люблю полагаться на других. «Преуменьшение века». – Я заметил, – проговорил Макс с легкой усмешкой. – Как называлась та музыка? – «Pavane pour une Infante défunte», – сказал я. – Равель. – Что это значит? – Танец для мертвой принцессы. – Я указал головой на мамин портрет. – Ее любимая, хотя мама не болела и не грустила. Ей просто нравилось, как звучит мелодия, вот и все. – Красавица, – проговорил Макс. – Сожалею о твоей потере. – Я резко взглянул на него. – Сезар сказал, что она умерла несколько лет назад, – пояснил Макс. – Что еще сказал Сезар? «Аляска? Сезар рассказал ему об Аляске?» – Да почти ничего, – ответил Макс. – Лишь объяснил, что у твоего отца нет жены, которая могла бы помочь за ним ухаживать. – Да, папа больше не женился. И уже не женится. Невзирая на склероз. – Он любил ее. – Думаю, да. И когда ее не стало, в нем тоже что-то умерло. В маме была доброта. И умение сострадать. Она забрала все это с собой. – Я махнул рукой. – Не обращай внимания. «Боже. Что такого в этом парне? Почему я болтаю без умолку?» – Ладно, – проговорил Макс, закрывая тему. В нем тоже жили добро и сострадание. Он кивнул на пианино. – Когда ты научился играть? – Еще в детстве, – пояснил я. – Уже не помню, как учился. Как-то само получилось. Мама сказала, что я с этим родился. – А ты не хочешь выступать на сцене? – Я исполнительный директор «Марш Фармасьютиклс». В один прекрасный день возглавлю фирму. – Ты не ответил на вопрос. Я склонил голову набок. – Ты всегда так прямолинеен? Макс пожал плечами. – Жизнь слишком коротка, чтоб играть в игры. А вообще… Я много лет обманывал сам себя, не признавал, каков же я на самом деле. Когда я завязал, то ввел для себя некое правило. Я не лгу сам и не приемлю чужую ложь. И, самое главное, не стану обманывать себя. Меня охватила зависть. Стать настолько свободным… Я выпрямился. – У меня есть обязанности в семейной фирме. И нет времени на праздные глупости вроде игры на пианино. – Очень жаль, – проговорил он, усмехаясь. – Подожди, сколько тебе лет? – Двадцать четыре. А что? – Точно? Никто из моих знакомых парней двадцати четырех лет не стал бы употреблять слова «праздные глупости». – Ну, выпускник Йеля вполне мог так сказать, – возразил я, не в силах сдержать улыбку. Макс громко, хрипло рассмеялся и махнул рукой. – О, простите, мистер Йель. Беру свои слова обратно. Я усмехнулся, и внутри скрипнули шестеренки, насквозь проржавевшие и покрытые льдом. – И все равно, играешь ты мастерски, – проговорил Макс. – Я бы тоже так хотел. В детстве я брал уроки, да что толку. – Великий Макс чего-то не умеет? Он удивленно поднял брови. – Великий Макс? – Медбрат «Скорой помощи», наставник Анонимных наркоманов, который начал ухаживать за тираном и наладил связь с моим братом. – Я недоуменно уставился на него. – Вообще-то, я пытался тебя похвалить. – Само собой. – Он начал смеяться, потом нахмурился. – Постой, а как ты узнал, что я познакомился с Эдди? – Подслушивал. – И тебе это не понравилось. – Само собой. Он снова рассмеялся, широко раскрыв рот, обнажив идеальные белые зубы. – Осторожней, Сайлас, – проговорил Макс, – а то весь мир узнает, что у тебя есть чувство юмора. И ширма не поможет. Я напрягся. – Ширма? – Ага. Люди могут понять, что ты все же смертный из плоти и крови, а не промышленный полубог. «Если бы все так и было». Я поймал его взгляд, и лицо Макса смягчилось, будто бы он ощутил тоску, что скрывалась в моих мыслях. Готов поклясться, этот парень читал меня, как раскрытую книгу. Я попытался вернуть лицу безучастное выражение. Немного помолчав, он кивнул в сторону пианино. – Ты правда никогда не думал выступать? – Где? В зале ожидания аэропорта? Или в супермаркете? – В Карнеги-холле? – предложил Макс. А когда я усмехнулся, продолжил: – Смейся сколько хочешь, но играешь ты отлично. – На это нет времени. А есть обязательства. Перед отцом. Перед Эдди. – Кстати, у тебя потрясающий брат. – Да, хотя не все так думают. – Ты о ком? Скажи, я надеру ему задницу. «Боже, Макс, не говори так. Звучит чертовски здорово». Я прочистил горло. – Ну, о папе, к примеру. Макс нахмурился и сполз на диванные подушки, положил руки на бедра. – Да уж, я не понаслышке знаком с отцовским неприятием. – Он склонил голову набок. – Ты это и так знаешь. Мне больше не хотелось говорить ни о том вечере в машине, ни вообще о чем-то личном. Это лишь еще больше нас сблизит, сильнее, чем сейчас. А я не мог подобного допустить. Но он заговорил о защите Эдди… Так что, если бы он попросил даже миллион долларов, я бы без вопросов выписал чек. – Как дела с родными? Макс слабо улыбнулся. – На все нужно время. Я кивнул. – Прости за ту сцену в шкафу. – Ты серьезно? – Да. Неужели так трудно поверить? – Полубоги не извиняются, – улыбаясь, поддразнил Макс. – Теперь ширма и впрямь не поможет. – Перестань, – я резко захлопнул крышку пианино и встал. – Нет у меня никакой ширмы. Макс тоже поднялся. – Эй, я пошутил. – У меня нет времени на шутки. Перед возвращением в город нужно повидаться с папой. Он проснулся? – О, так ты здесь… не останешься? – спросил Макс, и разочарование, так явно прозвучавшее в его словах, повисло между нами, словно открытая дверь. «Он хочет, чтобы я остался?» Я захлопнул и эту дверь. – Какая тебе разница, куда я поеду? Макс решительно встретил мой взгляд. – Полагаю, без разницы, – ответил он. – А что касается предыдущего вопроса… Когда я видел его в последний раз, твой отец не спал. Я вколол ему двадцать пять миллиграммов Орвейла, который снижает активность болезни, но имеет довольно значительный побочный эффект… |