Книга Однажды я выберу тебя, страница 35 – Эмма Скотт

– Могу я спросить, от чего она умерла?

– Нарушение свертываемости крови. Она принимала лекарства, но тромб попал в мозг. Вот и все.

– Сколько тебе было?

– Десять. Эдди – двенадцать. Это было… тяжело.

– Прости, Сайлас.

Он пожал плечами.

– Такова жизнь, правда? Хотя порой я размышляю, как бы все обернулось, останься мама жива. Она была доброй. И пробуждала добро в папе. Думаю, она бы настояла, чтобы Эдди жил полноценной жизнью. Работал, если захочет. Гулял с ребятами. Заводил друзей. И она бы не позволила мне…

Я подался вперед, гадая, расскажет ли он о Чисане.

И хватит ли у меня смелости спросить.

Он махнул рукой.

– Забудь. Теперь уже слишком поздно.

Я мягко улыбнулся.

– Ты знаешь мое мнение по поводу «слишком поздно».

– Начать все сначала? Использовать второй шанс? – Он не улыбнулся в ответ. – Какие-то события просто происходят. Катастрофы чудовищных масштабов… Как сброшенная на Хиросиму бомба. Или когда самолеты врезались в башни-близнецы. Подобная хрень все очень сильно меняет. И прийти в себя уже не получится. Нельзя стать прежним.

Я кивнул, вспомнив, что Сайлас сказал мне, когда подвозил в город. Он не уважал свое прошлое. Я тяжело вздохнул и собрался с духом, решив рассказать, что Эдди поведал мне об Аляске. Внезапно мне показалось неправильным, бесчестным, что он не знает о моей осведомленности.

Но Сайлас наблюдал за мной проницательным взглядом, за которым скрывался IQ Эйнштейна. Так что вовремя прервал, сменив тему.

– Сколько ты планируешь работать с папой, прежде чем вернешься в больницу?

– Не знаю. По крайней мере, до конца праздников.

– Только не позволяй ему заставлять тебя работать в Рождество. Увидишь, так и будет. Для него «личное время» – пустой звук.

– Ну, я еврей, так что… – я усмехнулся. – Думаешь, я смогу взять выходной в первый день Хануки ^[22]?

– Черт, прости. Я должен был догадаться или…

– Да ладно, Марш. Кауфман себя выдал.

Он рассмеялся.

– Я чувствую себя идиотом.

– Неудивительно. Макс Кауфман – самое еврейское имя. Хотя нет. Мое полное имя – Максимилиан Калонимус Кауфман.

– Калонимус? На иврите это значит «всезнайка»?

– Да, – невозмутимо ответил я, откусывая кусок говядины по-монгольски. – А еще красавчик. Красавчик-всезнайка.

Я увлекся едой и не сразу заметил, что Сайлас перестал жевать и пристально уставился на меня. Когда я поднял глаза, он быстро отвел взгляд.

Мы закончили обед, и официантка упаковала нам две коробочки еды с собой. Когда она унесла тарелки, мы выпили чаю, а потом Сайлас глубоко вздохнул.

– Ладно, думаю, время пришло. – Он положил на стол чемоданчик. – То, что я тебе покажу, не должно выйти за пределы этого ресторана. Идет?

– Хорошо. Обещаю. Я буду молчать.

Взгляд льдисто-голубых глаз Сайласа потеплел, выражение лица смягчилось.

– Я тебе верю.

Он огляделся, бормоча что-то о папарацци, и открыл защелки чемоданчика.

– Помощница собрала для меня данные несколько недель назад. И с тех пор я делаю вид, что их не существует, – мрачно проговорил он. – Но больше так не могу. Меня это гложет. Не хотелось бы загружать тебя подобным, но ты наставник в группе Анонимных наркоманов. И изучал медицину… Не знаю, может, у тебя найдется парочка идей насчет того, что же, черт возьми, мне делать.

Он протянул мне толстую папку, содержащую статистические данные, графики, полицейские отчеты, протоколы задержаний, некрологи, газетные статьи. В каком-то городке в Вирджинии в местной прессе появилась заметка о докторе-одиночке, принимавшем пациентов в передвижной клинике. По его словам, за месяц к нему обращались более двухсот человек, подсевших на наркотики.

– Что это? – спросил я. Сердце ныло, когда я читал некролог, сообщавший о смерти спортсмена-старшеклассника. Он умер от передозировки за три дня до окончания школы.

– А это последствия неожиданно возникших побочных эффектов от приема ОксиПро, – мрачно проговорил Сайлас. – Благодаря мегаэффективной работе отдела продаж, людям в маленьких городках начали выписывать наши таблетки при лечении заболеваний, для которых они даже не предназначались. И люди подсели на ОксиПро. А когда не могли достать таблетки, просто перешли на тяжелые наркотики.

– Черт, – пробормотал я. – Но подожди, большинство опиатов в этом плане безопасны. Они лишь временно облегчают боль.

– Верно, – согласился Сайлас. – Но вспомни собрание Анонимных наркоманов. Сайлас обошел стол и сел рядом со мной. Меня окутал запах одеколона и самой его сущности. Чертовски пьяня.

«Сосредоточься. Это серьезно».

– За последние десять лет, – проговорил Сайлас, указывая на цифры на листе бумаги, что я держал в руке, – «Марш Фарма» в ответе примерно за восемьсот смертей от передозировки только в Аппалачах. Но я не признавался ни в чем подсудном.

Я взглянул на него. Лицо Сайласа находилось так близко, что под налетом сарказма в его глазах я видел глубокое сожаление. Он поймал мой взгляд и резко отодвинулся, увеличив между нами пространство на диванчике, обтянутом темно-бордовой кожей.

– Это ведь плохо, да? – спросил он. – Черт, я знаю, что плохо, но мы не единственная компания, продающая подобные лекарства. И Управление выдавало нам всяческие разрешения, так что, похоже, мы не совершили ничего противозаконного. – В голосе Сайласа звучало презрение. – Мы просто поощряли врачей выписывать обезболивающие таблетки на основе наркотических веществ от мышечных напряжений и зубной боли и породили эпидемию наркомании. – Он потер руками лицо. – Просто полная хрень.

Я взглянул на лежащие передо мной цифры и графики. Страницы потерь и страданий; люди, отправленные в тюрьму за мелкие преступления, которые совершали под влиянием пагубных пристрастий, разрушенные жизни, разбитые семьи.

– Сайлас… не знаю, что сказать, – тихо проговорил я. – Зачем ты мне это показал?

– Не знаю, – признался он. – Потому что ты умный. И благородный. И мы ведь друзья, так? Ты сможешь что-нибудь посоветовать. – Он указал на бумаги, плечи его поникли. – Я не могу это поправить. Слишком много всего. Но я должен что-то сделать.

– «Марш Фарма» придется прекратить выпуск ОксиПро, – проговорил я. – Еще вчера.

– Конечно, – мрачно ответил Сайлас. – Убеди моего отца и совет директоров прекратить продажу самого прибыльного лекарства. Того, что оплачивает их яхты, поездки на Мальдивы и обучение детей в Эксетере.