Книга Витька Мураш - победитель всех, страница 27 – Юрий Томин

Вдруг слышу, сзади кричат:

— Мурашов!

Я обернулся. Директор правит, а сам смотрит на меня с такой улыбочкой.

— Ну, как самочувствие?

Я ору, будто не расслышал:

— Чего?

— Как самочувствие?

А я опять:

— Чего?

— Понял теперь, что плохо играешь?

— Чего?

— Кудрова-то, может, не хуже тебя играет!

Тут уж я не выдержал и заорал:

— Ну да еще! Скажете тоже!..

Директор засмеялся и крикнул:

— Значит, понял!

Я ору:

— Чего понял? Ничего я не говорил!

— Ты не тогда понял, когда говорил.

— А когда?

— Когда отмалчивался! — крикнул директор и прибавил оборотов.

Потом я узнал, что ребята сзади весь разговор слышали. Я просто забыл, что на воде всегда так бывает: двое на катере орут, не слышат друг друга из-за мотора, а кто в стороне немного, слышит и мотор и все их слова до единого.

Плыли мы, наверное, целый час. Если бы мне директор голов не забивал, я попросил бы у него порулить, потому что погода стояла тихая, волны не было никакой. Я видел, как из-под борта лодки разбегаются мелкие плотвицы и окуни. Я думал про нашу лодку и про то, что до конца занятий осталось всего несколько дней. Значит, мы скоро поедем с Колькой рыбачить. А Иллариона мы с собой не возьмем. Разве только он поедет с Наташей. Ведь пояс ее мне позарез нужен. И как только вспомнил я про пояс, мне жутко захотелось увидеть Наташу.

Из залива мы заплыли в речку, высадились на берег и все сразу побежали смотреть мальков. На луговине было три таких озерка, очень мелких, но малек в них кишел как пшено. Там его были тучи.

Батон сразу залез в воду и стал орать, что они голодные, потому что присасываются к его ногам и щекочут. Потом он зашел поглубже, провалился по колено в тину и заорал, что его затягивает.

Я посмотрел на директора. Тот неторопливо раздевался и спокойно смотрел, как Батон извивается посреди озера.

— Раздевайтесь и вы, — сказал директор, — жарко будет.

Затем он зашел в озерко и выдернул Батона из грязи.

Но мы смотрели не как он Батона спасал. Мы смотрели на него самого, потому что еще никогда не видели нашего директора в трусах. Никакого якоря у него на груди не оказалось. Зато на плечах, на спине, на руках были шрамы. Мощные такие шрамы, как будто их провели плугом. Мясо срослось неровно, и на самих шрамах были еще какие-то бугры и рубцы.

Директор поставил Батона на берег и шлепнул его по мокрому заду. А мы всё глазели.

— Ну что, будем работать? — спросил директор.

— Иван Сергеевич, это вас на войне? — спросил Батон.

— В основном в госпитале, — ответил директор. — А ты будешь сегодня работать или только тонуть?

— Буду, буду, — заторопился Батон. — Я еще вчера обещал.

Директор расставил нас по местам, и мы начали работать.

Нужно было прокопать между озерцами канавки, но так, чтобы оставить между ними перемычки. И еще одну канавку — к реке. А потом разрушить перемычки, тогда вода из озерков пойдет в реку, а с ней уйдут и мальки.

Я свой участок копал вместе с Колькой. Земля была сырая, много корней — настоящая целина. Самый трудный участок достался, конечно, нам. А все из-за Кольки. Иван Сергеевич считает, что Кольке можно доверить любое дело. Вот и доверил. А заодно и мне доверил, раз мы всегда вместе работаем.

У меня от этого доверия плечо через час заболело. А Колька копает.

Я говорю:

— Отдохнем?

— А другие отдыхают?

Я огляделся. Вроде все копают. Даже девчонки. Даже культурный Илларион копает. Один Батон разгуливает по лугу.

— Мелков, ты почему не работаешь? — спрашивает Иван Сергеевич.

— Рука болит. Копнул один раз, она сразу заболела. Не верите?

— Верю. Даже ни на секунду не сомневаюсь, — говорит директор. — А есть ты хочешь?

— Ой, давно уже! — обрадовался Батон. — Скоро обедать будем, да?

— Это от тебя зависит. Бери у меня в катере крупу, вари на всех кашу.

— А котел?

— Там же.

— А дрова?

— В лесу.

— Так далеко же, Иван Сергеевич.

— А я тебя не тороплю.

— А как я буду рубить с такой рукой?

— Знаешь, Мелков, — говорит Иван Сергеевич, — иди отсюда скорей и не мешай другим работать.

— А можно, я еще кого-нибудь возьму?

— Бери.

Я говорю Кольке:

— Сходить, что ли? Батончик один не справится.

— Иди, — отвечает Колька. — Только, Мураш, я тебе вот чего сказать хотел… Знаешь… Ты к Наташе не приставай.

— Да я ее с того дня не видел!

— К Наташе Кудровой.

— К Наташке?! Ты что, чокнулся? Это она ко мне пристает! Да чихать я на нее хотел восемь раз!

— Вот и не приставай больше.

И Колька снова стал копать. Я смотрю на него и ничего не понимаю.

— Ты что, культурный стал, как Илларион? Какое тебе до нее дело?

Колька молчит и копает.

— А к другим мне приставать можно?

Колька копает и молчит. Тут подошел Батон и позвал меня за дровами. Идем мы к лесу, я спрашиваю:

— Батончик, ты не знаешь, чего это Колька за Наташку заступается?

— За Кудрову?

— Ну да.

Батон посмотрел на меня да как заржет:

— Ой, не могу! Ну, ты даешь!

— Дурачок ты, Батонский, — говорю я.

— Нет, не дурачок, — отвечает Батон. — Это вы так думаете, что я дурачок. А я за вами все замечаю. Ты знаешь, что он ее в Приморск на мопеде возил?

— Ну и что? — говорю. — Он и меня возил.

— Вы-то просто катались, а ее он в кино возил!

— А какая разница?

Батончик опять заржал.

— Подрастешь, узнаешь какая.

— И так знаю, — говорю я. — Только ты все врешь.

— А пускай хоть вру, — согласился Батон. — Мне сейчас главное — пожрать. У меня от голода даже спина чешется. Мы сейчас, пока варим, пожрем, а потом еще со всеми, да?

Нарубили мы с Батоном сухой ольхи. То есть не мы оба рубили, а я один. А Батон в это время все рассказывал, в каком месте у него от голода чешется. Я даже не выдержал, отдал ему колбасу, которая у меня в кармане лежала. Он кусанул ее один раз — половины нет. Я смотрю: у него по горлу комок опускается, как у змеи, когда она мышь проглотит.