Онлайн книга «Домовая любовь»
|
где в пределах кремлёвских стен поселились обычные люди. Женщинам в стране с кремлями редко бывало скучно: войны, репрессии, революции, голод и холод, параллельно – дети, мужья, стирка, уборка, готовка и пашня — что в Кремле, что рядом, что вдалеке от него. Но Влада Андреевна, комсомольская боярыня, семи дел деятельница, особенно не знала скуки, даже за станком Коломзавода, даже в дефицитной очереди. Отведав рыхлого яблока от скучной теперь яблони, Влада Андреевна впервые почувствовала скуку. Пожевала, погоняла её в искусственной челюсти, не разобралась, решила, что сорт подвёл. Отправилась в дикси — зря-напрасно-я-здесь-выбрать-невозможно ощутила. Поработала в саду — зря-напрасно-невыносимо-тружусь ощутила. Посмотрела телевизор — зря-напрасно-я-смотрю-ерунду-пора-прекращать ощутила. Дочери позвонила — зря-напрасно-я-с ней-говорю-надо-бросать ощутила. Так Владе Андреевне стало скучно в Коломне. Так Владе Андреевне стало скучно в жизни. И она, не поняв, что перед ней скука, решила, что началась смерть. Слегла и известила родственников. К комсомольской боярыне в Кремль срочно съехались наследники: сын, дочь, внук из Коломны, внучка из Москвы. Они созвали врачебный консилиум. Лекари сказали, что боярыня здорова. А соседка привела молодую знахарку, та сказала, что Владу Андреевну сглазил тридцатилетний московский видеоинженер, и посоветовала срубить яблоню, указав на дерево под кухонными окнами. Родственники растерялись в Кремле с яблонями, а Владе Андреевне делалось всё скучнее и скучнее. Это был сильнодействующий отход для людей без опыта скуки. Поваленной свибловской башней боярыня, крупная и круглая, лежала в обнимающем пятки платье из красного советского ситца и готовилась к смерти. Внучка привела в Кремль психотерапевта, троянски выдав его за гастроэнтеролога. Тот поговорил с Владой Андреевной и выписал ей лечение, приняв скуку за прогрессирующую депрессию. Боярыня тайно повыплёвывала таблетки, врач ей сразу пришёлся не по вкусу, слишком вежливый, значит – неопытный. Через две недели иссяк отход из Свиблово, он переработался в предчувствие смерти, запущенный огород и 4 ссоры с родственниками. Коломенские отходы-эмоции не действуют так на местных — у них иммунитет с рождения к переживаниям на своих почве и воздухе. Боярыне сделалось лучше. Она зажила как прежде: в Кремле, в работе в огороде и по дому. Смотрела телевизор, ходила в дикси, сбербанк и на рынок, звонила своим наследникам. И, подумав, срубила яблоню под кухонными окнами. 3. Бульвар Дмитрия Донского – Коломна Лена – человек из многоэтажной жизни на бульваре Дмитрия Донского, выходка своих родителей, теперь царица собственного тела, и как она повелевает, так с ним и бывает. У Лены, царицы собственного тела, пять дней шла кровь и шла боль. Во всём другом воспроизводилась её обычная бесценная привычка-жизнь. От этих дней осталось 7 больших использованных прокладок, 11 средних использованных прокладок. Они уехали в Коломну, легли на свалку и напитали болью землю. Из красной Лениной родной боль превратилась в бесцветную анонимность, с грунтовыми забралась в зажатую мужскими ладонями бутылку, которые доили родник на Молочной площади. Под моим резидентским окном в Коломне сидели три королевича, мусорно говорили, что-то ели, что-то пили, слушали песню со словами «мама, она любит хулигана», немного историю, которая случилась с Леной. Один рассказывал, как видел парней, держащихся за руки, прямо тут, на площади, и не мог поверить, говорил: «Они добрались уже сюда, в Коломну! И совсем, отбросы, не прячутся!» Было жарко и липко, решили запить родниковой водой, пригубили из одной бутыли все трое и молча застыли, даже умолк артист из магнитолы, будто королевичи и ему передали попить. На 20 секунд новая-страшная-неизвестная боль пронзила королевичей, их тела, ум и души, прежде всегда царевичей всего того, что с ними и не только с ними происходило. Это была женская боль, боль выбора, боль постоянной готовности к утрате. Коломенские отходы-эмоции не действуют так на местных — у них иммунитет с рождения к переживаниям на своих почве и воздухе. Когда московская боль отпустила, королевичи чуть ещё посидели и разъехались по своей Коломне. Так переживание с бульвара Дмитрия Донского переработалось в двадцатисекундное озарение трёх молодых мужчин и два моих спокойных рабочих часа в арт-резиденции. Вот Москва смерть пережила, отошла. Вот Москва радость пережила, отошла. Вот Москва скуку пережила, отошла. Вот Москва боль пережила, отошла. |