Онлайн книга «Зима&Детектив»
|
– А что, они обижаются? Жаловались уже? – уточнила я. Мало ли, вдруг Колян с этими Чужими, ой, пардон, ксеноморфами, уже в плотном контакте? Жутиком на печеньке любуется, как фотографией милого друга! – А как ты думаешь! – заволновался супруг. – Тебе разве не обидно было бы, если бы люди называли тебя Чужой только за то, что ты их ешь? Ну, и еще откладываешь яйца! – Яйца! – подхватилась я. – Блин, точно, отложила! На сковородке тихо дымила подгоревшая глазунья. Я сбросила ее в мусорное ведро, быстро налепила бутербродов, поставила блюдо на стол: – Приятного аппетита, – тоже села и вернулась к теме: – Ты это, я надеюсь, не к тому, что чувствуешь себя огорчительно чужим в столице нашей Родины? – Есть немножко, конечно. Но это некритично. – Колян придвинул к себе бутерброды и плотно занялся ими. – А ну стой! – рявкнул, как выстрелил, муж, когда мы оказались вблизи Ленинской библиотеки. На брусчатку в обмороке грохнулся сбитый криком голубь. Я замерла, как суслик. Даже каменный Достоевский, скрипя членами, потянулся сменить сидячую позу на затребованную стоячую. – Федор Михайлович, вольно, это я Логуновой. – Колян милостиво отпустил с миром классика и накинулся на современника. – Ты куда бежишь? Не видишь, что тут у нас? – Би-би… – заикаясь от испуга и мороза, начала я. – Би-би – это синоним слова «машинка» на младенческом, а у нас тут библиотека! Имени Ленина, между прочим! А ну, встань ровно, где ж еще писателя фотографировать, если не здесь! – Тут занято. – Я кивнула на Федора Михаиловича. – Он уже встает. – Так мне на его постамент лезть, что ли?! – Нет, это рано тебе. Пока так постой, – рассудил креативный фотограф. – Достоевского тоже сфоткай! – потребовала я. – Ладно. Федор Михайлович, улыбайтесь! Сейчас вылетит птичка… Сбитый голубь, ответственно осознав, что это его выход, отскреб себя от брусчатки и тяжко взлетел. – К дождю, – проводив его взглядом, напророчил Колян. И не ошибся: очень скоро сверху что-то посыпалось. Не совсем дождь, скорее, мокрый снег, но тоже ничего хорошего. Я нахлобучила капюшон, муж и сын сделали то же самое. – Папа, ты что-то уронил. – Колюшка наклонился и поднял красную пластмассовую прищепку. – Это у меня из капюшона выпало, – объяснил Колян. – Тут что-то написано, – сын вытянул из захвата прищепки маленький обрывок картона. – «Спасите». Что это значит? – Дай-ка, – я забрала у него бумажку. – Это не с наших веревок прищепка, у нас деревянные. Должно быть, она упала сверху, с девятого этажа. Или с десятого. – Должно быть, ее специально бросили вниз, чтобы подать сигнал бедствия! – у Коляна загорелись глаза. – Сигнальная прищепка? Впервые слышу… – Да тут не прищепка важна, а бумажка! Прищепку прицепили как грузик, чтобы бумажку ветром не снесло! – То есть целились именно в твой капюшон? – А куда же? Дай мне. – Муж забрал записку, повертел ее, понюхал. – Это обрывок сигаретной пачки. Смотри, как все логично: кто-то, нуждающийся в спасении, находится в квартире над нами – на девятом или десятом этаже. Сидит взаперти, вероятно, под присмотром, но может иногда выходить на балкон для перекура. Орать с высоты: «Эге-гей, спасите-помогите!» – нет смысла, это услышат охранники, зато получилось подать сигнал потихоньку… – Стоп. У кого это получилось? Кого спасать-то надо? Курильщика? Его Минздрав предупреждал… – Кого спасать – это вопрос, – согласился Колян. – Будем разбираться. – А куртку снова вывесим за балкон, – предложил сын. – Может быть, в нее еще что-нибудь бросят. – Глядишь, слово за слово – к моменту отъезда проясним ситуацию, – съязвила я. Разбираться ни с чем не хотелось, но просто умыть руки было бы некрасиво и непедагогично. Особенно после разговоров о том, что столичным жителям не хватает общительности, чуткости и отзывчивости, которыми мы, провинциалы, наделены с избытком. К счастью, с местом, откуда прилетела просьба о помощи, удалось определиться быстро: разноцветные пластмассовые прищепки, красные, желтые и зеленые, висели на веревках этажом выше. За балконом десятого этажа никаких веревок не было, очевидно, там свежевыстиранное белье сушили в помещении. Или привозили его уже сухим и выглаженным из прачечной. Я позвонила нашей хозяйке Вере и спросила, не знает ли она соседей сверху. – Ой, а я же не местная, сама из Воронежа, и за квартирой только присматриваю, как администратор, кастелянша и уборщица! А что такое, соседи с верхнего этажа беспокоят? – заволновалась Вера. – Музыку громко включают, – соврала я. – Так я управдому позвоню, она разберется. Айн момент… Она отключилась и перезвонила минут через пять: – На девятом этаже над вами студенты живут, два парня и две девушки. Там тоже съемная квартира, только на долгосрочной аренде. Управдомша сказала, на тех жильцов никто еще не жаловался, они не шумят, и гости у них тихие. Но она предупредит их, чтобы были поаккуратнее с музыкой. На верхних этажах вообще-то не все квартиры еще проданы, ребята могли привыкнуть, что у них нет соседей, вот и расслабились. Я посмотрела на часы: время было обеденное. Переключившись на детективное дело, мы досрочно завершили осмотр достопримечательностей и вернулись домой. – Варите пельмени, а я сейчас вернусь, – пообещала я и, взяв пустой стакан, вышла из квартиры. Поднявшись на один этаж, я позвонила в дверь квартиры над нашей и заискивающе улыбнулась дверному глазку. Он потемнел, из-за двери донесся мужской голос: – Че нужно? – Здрасьте, я соседка ваша, соли немного не одолжите? – Нет у нас соли. – А сахара? – Не употребляем. Про разные другие белые порошки я спрашивать не стала – голос за дверью был уж очень недоброжелательный. Пришлось возвращаться ни с чем. – Они уже всплыли! – доложил сын, когда я зашла в кухню. – Наоборот, легли на дно, – пробормотала я. – Я про пельмени! Они уже всплыли, их пора вылавливать или рано еще? Я заглянула в кастрюлю и забрала у своего поваренка шумовку: – Дай-ка я сама. Пока вылавливала пельмени, рассказала, как сходила за солью. – Маловато информации, конечно, но, в принципе, все пока укладывается в предварительную концепцию, – рассудил Колян, щедро поливая пельмени в своей тарелке сметаной. – Суровый мужик, не открывший дверь соседке, похож на охранника, который стережет кого-то внутри. |