Книга Не отрекаются, любя..., страница 17 – Алекс Чер

И хоть вокруг была всего лишь мебель, Марк понял.

— Не могу просто так взять и отдать вот это всё не тебе? — усмехнулся он.

— Ну, можешь отдать мне. Тебе ведь ничего не надо, — прищурила она карие, почти чёрные глаза. — Только женщина и сын. Я же правильно поняла? — снова насмехалась она.

— А тебе, значит, надо?

Ваан сложила друг на друга средний и указательный пальцы обеих рук, словно хотела показать «хэштег» и посмотрела на Марком одним глазом сквозь эту дурацкую «решётку». Словно он насекомое, которое она рассматривает через лупу. Или этим хотела сказать, как измельчали его планы? Марк не хотел даже гадать.

— Разве это плохо сберечь то, что досталось твоему отцу с таким трудом? — хмыкнула Ваан. — А я женщина домовитая. Всё в дом, всё в семью. Не то, что некоторые, перекати-поле. Но, если ты поможешь мне, — пристально изучал его её одинокий глаз, — я помогу тебе. По старой дружбе, так сказать.

— Что помогу? Сесть на трон? Встать во главе «Открытой реки»?

Она отвесила реверанс, что видимо означало «да».

— А ты мне поможешь вернуть женщину? Или потратить деньги моего отца? — усмехнулся Марк. — Власть, влияние, ресурсы — вот это всё, что тебе было якобы так важно, было у него, не у меня. И похоронены теперь вместе с ним. Так что ты или сильно опоздала, дорогая Иванна Вигеновна, или просто жонглируешь словами.

— Я тебе уже помогла.

— О, да! Помогла, — схватил Марк бутылку. — Она ни видеть, ни слышать меня не хочет. И запретила даже близко подходить к ребёнку. Если ты об этой помощи, то лучше бы ты и не бралась.

— Ну, это уж ты сам виноват, — забрав у него бутылку, она плеснула себе ещё виски и поставила её на стол. — Разбивать женские сердца ты мастер.

Марк зло сцепил зубы и выдохнул сквозь них.

Ему была понятна её язвительность и её злость на него. За дочь. Но если бы он мог замолить свои грехи! Если бы мог хоть что-то исправить!   

— Ты знала, Ваан, — покачал он головой. — Знала всегда, что я однолюб. Знала, что я не смогу ответить ей взаимность. Знала, что не останусь. И не ты ли учила меня ни к кому не привязываться? — он смотрел на женщину в упор.

— Никто не может знать про себя заранее однолюб он или нет. Уж ты то в курсе.

Она выпила виски одним глотком и громко стукнула донышком стакана о столешницу.

— Уж я то в курсе. Но я столько раз за те восемь лет срывался сюда, к ней, что даже у меня не осталось сомнений: бесполезно бегать от себя. Я люблю. И люблю её одну. И ты это знала.

Она тяжело вздохнула.

— Что бы ни знала я, Файлин моя дочь, Марк. Моя единственная дочь. Моя непроходящая боль. И моя единственная дочь сбежала с тобой. А ты её не сберёг.

Чувство, что в него воткнули вилы и медленно наворачивают на них кишки, заставило его снова потянуться к бутылке.

— Чёрт побери, Иванна! — схватился он за запотевшее стекло. Хотел снова запустить в стену, но сжал в руке и сдержался. — Мне жаль. Мне очень жаль. Что всё случилось именно так. Но когда всё это началось, мне было всего восемнадцать. И я был такой идиот!

Ваан подняла руку, заставив его замолчать.

— Ты никогда не был идиотом, мой мальчик, — покачала она головой. — Ты был умным, сильным, храбрым. Целеустремлённым. Отчаянным. Ты был лучшим. Она была обречена в тот день, когда ты явился в мой дом. И в том, что случилось нет ничьей вины, — выпрямила плечи. — Это был её выбор. Каким бы он ни был, её. Она имела право поступить так. Но мне от этого не легче.

А мне прям, пиздец, как легко!

Марк опустил голову. Он подумал, если бы у него была возможность всё изменить, что бы он исправил? В какой день хотел бы вернуться? В тот, когда сказал Вере: Прости! И не уйти, а остаться. Или в день, когда Файлин коснулась его истерзанной спины и сказать ей «нет».   

— Срок моего предложения ограничен. И либо ты со мной, либо против меня, Ромео.

Марк дёрнулся, услышав ненавистное ему с юности прозвище. Дёрнулся, потому что только один человек мог его так называть.

Он скрипнул зубами. Ваан усмехнулась:

— Сколько там осталось до того, как завещание вступит в силу и ты станешь законным владельцем «Реки»? Три месяца?

— Примерно, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

Ваан улыбнулась так, словно знает больше, чем говорит.

Впрочем, она всегда знала больше. И всегда так улыбалась.

А Марк вдруг понял, что больше всего его сейчас бесит.

Он не хотел смешивать эти миры. Тот, где он был Марк, и тот, где был Гриша.

Он не хотел рассказывать Вере о том, как жил эти пятнадцать лет.

Он прилетал к ней с любой точки мира, когда вдруг понимал, что не может без неё сейчас. Совсем. Прилетал, чтобы почувствовать себя таким, каким его видела она, увидеть лучшую версию себя.

Но в тот день, когда понял, что может не вернуться, ему показалось честным её отпустить. В тот день, когда понял, что уже никогда не будет прежним, её Ромео, даже если выживет.

Он тот, кого она не знает. Он другой. И лучше ей этого другого не знать.

Он ошибся тогда, когда ушёл.

И ошибся сейчас, когда вернулся.

Он надеялся, его прошлое останется в прошлом, но явилась эта чёртова Ваан и всё смешала. Мир словно начал сужаться, грозясь его смять, расплющить и оставить погребённым под кучей вещей, истин и поступков, в которых ему и себе-то не хотелось признаваться.

В этом была его слабость — у него было опасное прошлое.

Но ведь в этом была и его сила…    

— В твоих интересах принять моё предложение, Ромео, — улыбнулась Ваан.

— Какое предложение? Отдать всё тебе?

— Разве я попросила отдать?

— Уходи, Иванна, — качнул Марк головой в сторону двери.   

Улыбка сползла с её лица, но Ваан не двинулась с места.

— Убирайся, — процедил он сквозь зубы. И посмотрел на неё в упор. — Мне не нужна твоя помощь. И, может быть, я всего лишь жалкий Ромео, но раз мой отец даже не упомянул твоего имени, значит, у него были на то причины. Я не знаю какую роль ты играла в его жизни, но, как бы я ни распорядился его наследством, тебя это не касается.

— У твоего отца действительно были причины не упоминать обо мне. Именно так мы с ним и договорились. Но я очень надеюсь, что ты меня услышал и, хотя бы подумаешь, — равнодушно пожала она плечами.  

— Я тебя услышал. Но что бы ты ни сделала сейчас, ты сделала только хуже. Чем тебе обязан Рыжий, я не хочу даже знать. Пусть он пляшет под твою дудку как деревянный болванчик, мне это никак не поможет. Ты всё испортила. Ты всегда всё портишь.