Примечания книги Caprichos. Дело об убийстве Распутина. Автор книги Рина Хаустова

1

Во времена избрания на русский престол первого царя из рода Романовых — Михаила Федоровича, в Костромскую область, где скрывался вновь избранный царь, пришел отряд поляков и литовцев. Они искали смерти Михаила, поскольку считали его соперником польского королевича Владислава, который претендовал на Русский престол. Недалеко от села Домнина, родовой вотчины Романовых, им попался местный крестьянин Иван Сусанин. Крестьянин взялся быть проводником к месту нахождения царя, но, послав своего зятя Богдана Сабинина к юному Михаилу Романову с советом укрыться в Ипатьевском монастыре, завел польско-литовский отряд в непролазные Исуповы болота. Там он раскрыл врагам свой обман. Поляки жестоко пытали Ивана Сусанина, а потом убили. Документальным свидетельством спасения простым крестьянином первого царя из династии Романовых является грамота, жалованная Михаилом Федоровичем Богдану Сабинину: «Иван Сусанин, который изыскали польские и литовские люди и пытали великими непомерными пытками, а пытали, где в те поры Великий Государь Михаил Федорович. Ведая про нас, терпя непомерные пытки, про нас не сказал, и за то польскими и литовскими людьми был замучен до смерти». Подвиг Ивана Сусанина был увековечен в знаменитой опере Глинки «Жизнь за царя», которая исполнялась на юбилеях и праздниках, связанных с воцарением Романовской династии. Считалось, что благодаря подвигу Ивана Сусанина между династией Романовых и крестьянством установились совершенно особые отношения. Российский философ Василий Розанов пишет о них так: «Царь — с мужичками. Цари помнят, что мужик спас Царя, а дворяне устроили ему гадость (мученическая кончина Павла Первого). Дворяне все хотят… окружить его, улестить его… но через их головы Царь видит пашущего мужичка. И дворянам не скажет, а о себе подумает: «Вот кто за меня Богу молится». «Я спас Царя, а Царь спасет меня», — вот разговор мужика.

2

К примеру, один очевидец доказывает нам, что зубы Григория Распутина были очень плохи (черные гнилые корешки), а другой — что чудо как хороши! (белые, здоровые, хлебные). Расхождения в показаниях вопиющие! И тут бы самое время поинтересоваться — кто же из свидетелей, чистосердечно заблуждается, кто говорит правду, а кто заведомую неправду.

Но нет! Сторонники теорий бесовских и ангельских, объявляют явление феноменом. На основании этого феномена строятся рассуждения о «двойственности натуры этого человека» и выводится предположение, что Распутин «зыбок, и все время меняется». С точки зрения психологической это утверждение может быть принято. Но в приложении к зубам Распутина? На уровне физиологическом это может привести только к дикому выводу — Распутин был оборотнем?!

Вместо этого фантазирования в причудливом русле сказок и готических романов надлежит припомнить, что сказки об оборотнях — всего лишь сказки, и не было в истории примера, чтобы человек мог, усилием ли сатанинской воли, силой ли гипноза и прочих чудес с легкостью менять данный ему природой облик. Далее, надлежит рассмотреть факты и на основе свидетельств близких и родных Распутина сделать безусловный вывод: «зубы Распутина были плохи». Это факт. И установив его, необходимо задать вопрос, почему свидетель, утверждающий обратное, говорит неправду? А ответив на этот вопрос, можно обнаружить еще одну маленькую частичку головоломки, которая впоследствии естественно уложится в общую картину событий. Только таким путем можно разорвать окутавшую это дело «таинственную» паутину…

3

«Капричос» — серия офортов испанского художника Франсиско Гойя.

4

Автор «Портрета Дориана Грея», английский писатель Оскар Уальд. Однобокое восприятие книги породило ее славу как книги «аморальной» и вызвало к жизни многочисленный отряд подражателей, видевших в книге лишь блестящее и остроумное оправдание своей аморальности.

5

История гибели брата Феликса Юсупова такова — братья Юсуповы не миновали весьма модного в те времена занятия оккультизмом. Интерес к тайнам невидимого мира сблизил их с известным в России мартинистом и гипнотизером Чеславом фон Чинским, авантюристом и гастролером.

Журнал «Ребус» писал: «Чеслав фон Чинский, великий посвященный в искусство извлечения и усвоения презренного металла, открывает охоту за русскими рублями. Не сомневаемся, легковерных найдется много. О времена! О нравы!»

Вскоре после знакомства с Чинским Николай Юсупов пылко влюбился в некую красавицу Марину Хайден. Николай был влюблен и вознамерился жениться. Юсуповы воспротивились намерениям старшего сына. И вскоре красавица дала согласие на брак с бароном Монтейфелем. Когда Марина отправилась за приданным в Париж, Николай Юсупов последовал за ней. Об этом щекотливом обстоятельстве неизвестными доброжелателями было донесено барону, барон отправился в Париж и вызвал Николая Юсупова на дуэль. Поединок состоялся на Крестовском острове. Николай Юсупов был убит. Молва утверждала, что «дуэль брата Феликса, Николая, была подстроена Феликсом и Чинским.

6

В книге «Зерна и плевелы» Ричарда Беттса приводятся подробности, как именно Феликс Юсупов «закончил» Оксфордский университет. Профессор литературы К.С. Льюис приводит в дневнике воспоминания Карлейля, капеллана Оксфордского университета, об этом событии.

«Карлейль рассказал мне об убийце Распутина, который не мог сдать ни одного экзамена и предложил Фарку (декану), что «конечно, он полагает, не составит труда все устроить в случае такой знатной персоны». Когда ему сказали, организация наших экзаменов чрезвычайно демократична, он воскликнул: «Но что мне делать? Мои родители не позволят мне жениться, если у меня не будет какого-нибудь диплома». В конце концов Фаркухарсон и Карлейль сами сделали и вручили ему сертификат, обставив все весьма важно и торжественно».

7

Княжна императорской крови Ирина Романова была дочерью великого князя Александра Михайловича и родной сестры государя Ксении. Она не носила титула великой княжны. Причиной этого было решение отца Николая Второго.

Когда род Романовых основательно разросся, государь император Александр Третий справедливо рассудил, что великих князей стало слишком много, и это было весьма разорительно для казны: каждому великому князю необходимо было выплачивать соответствующее содержание… В 1886 году государь изменил правила наследования титула «Великий князь». Отныне только сыновья и внуки царей имели право именоваться великими князьями и получать особое великокняжеское жалование. После ограничения количество великих князей существенно сократилось. К моменту революции в России начитывалось пятнадцать великих князей, не считая наследника и самого государя. Правнуки и правнучки стали носить имя князей императорской крови. Обращаться к ним следовало не «Ваше императорское высочество», а «Ваше высочество». Кроме того, они не имели прав на великокняжеское содержание и не имели право ездить на автомобилях с великокняжеским штандартом.

Кроме дочери, княжны Ирины, в большой семье великого князя Александра Михайловича еще дети мужского пола. Совершенно естественном, что эта большая семья была рада породниться с князем Юсуповым, наследником самого большого в России состояния, а Зинаида Юсупова и ее сын рады хотя бы на шаг приблизиться к правящей в стране династии… Тут интересы сошлись.

Надо сказать, что брак Ирины и Феликса был бы невозможен, если бы не счастливое обстоятельство — в 1911 году, после большого и бурного обсуждения, на котором присутствовали заинтересованные лица — великие князья, Романовы пытались перекроить Основные законы Российской империи в части, касающейся закона о престолонаследии, принятые еще императором Павлом Первым. Государь, внимательно выслушав предложения членов своей семьи, утвердил только одну из предложенных родственниками революционных поправок. Эта поправка касалась разрешения на неравнородные браки князей и княжон императорской крови. Отныне такие браки становились возможными в случае одобрения их государем и при условии, что, вступая в неравнородный брак, князь или княжна императорской крови должны будут подписать добровольное отречение от прав на наследование престола. Был и еще один любопытный пункт в документе, принятом в 1911 году. «Права и преимущества супругов и потомства князя или княжны крови императорской при вступлении в брак с лицами несоответствующего достоинства имеют быть точно, в каждом отдельном случае, определяемы государем императором в особом по сему предмету указе Правительствующему Сенату».

Таким образом, права и преимущества и все привилегии неравнородных супругов находились всецело в руках правящего государя. От государя, от его расположения напрямую зависело все.

8

Полусоверенами семья Романовых насмешливо называла потомков мужчин, женившихся на женщинах из семейства Романовых. Полусоверены входили в императорскую семью, получали право числиться в Придворном календаре в самом конце списка, но не имели права на наследование престола. (Полусоверен — название английской монеты).

9

В марте 1915 года Феликса Юсупова увидела в доме «тети Ксении» дочь государя Ольга. С ее слов, государыня написала мужу: «Феликс… сущий штатский, одет во все коричневое, ходил по комнате, рылся в разных шкафах с журналами и, в сущности, ничего не делал. Весьма неприятное впечатление он производит — мужчина в такое время лодырничает».

10

Спасением Феликса от фронта занимались его мать, влиятельная и властная Зинаида Юсупова, и мать Ирины Юсуповой, великая княгиня Ксения. Они привлекли к делу военного министра и даже говорили об этом с государем. Но ничего определенного дамам добиться не удалось. Тогда возникла идея о Пажеском корпусе, откуда на фронт не призывали. Было, правда, одно неудобство — в Пажеский зачисляли знатных молодых юнцов, а Феликсу в то время было уже 28 лет. Из письма Зинаиды Юсуповой к сыну:

«Дело все-таки не сделано. По-моему, самое главное — выхлопотать отсрочку по болезни до февраля, с правом зачисления в Пажеский корпус. Об этом очень надо подумать».

11

Из наблюдений Сергея Витте, министра финансов, председателя правительства, члена Госсовета:

«…когда я был министром финансов, я узнал, что представляют собою большинство знатных особ и семей петербургского света. Они отличаются от обыкновенных людей не столько большими положительными качествами, как большими качествами отрицательными.

На свете много есть алчных людей, так как это чувство до известной степени есть закон природы, это есть самозащита, у знати же это чувство во сто раз больше, чем у обыкновенных людей. Если обыкновенный человек эгоистичен и алчен, то он такой вследствие сознания, что ему нужно жить, что иначе он и его семейство умрет, что нужно обеспечить жизнь своего семейства… у знати же алчность очень часто является из-за любви к богатству и роскоши, из-за любви к власти… особенно к власти внешней, которую это богатство дает… Я не говорю это по отношению всех знатных лиц, но многие из них — величайшие лицемеры и жадны бесконечно. Они горды… и готовы пресмыкаться…»

12

Когда Григорий Распутин составлял описание своей жизни, он озаглавил свою биографию «Житие опытного странника». Что проповедовал опытный странник? Как он понимал духовный опыт? Приведем текст одной из проповедей: «Горе на земле — радость на небе… За что радость на небе? — За скорби, за молитвы… В скуке — молись, увидишь, радость восторжествует в тебе. Очень трудно — молись, и если потеря — молись. Бог обратит своими судьбами потерю.

Молись за разные нападки, молись! И злоба разбирает — помолись, забудешь врагов.

Очень не хочется молиться — молись, это более услышит Бог. Заставишь себя — это послушание небес, высота доброты…

И за болезнь — молись, — Бог покажет истину, и увидишь сам, что страдание — с Богом беседа.

Молись, и враги поклоняться, не перед тобой, а перед Богом, потому что Господь пребывает в человеке, когда он молится…

Молись странно, молись душой, молись помочь — и это — доброе дело… Молись в трудах, труд — добрых дел молитва. Храм будет для тебя обновлением…

Молись, когда враги ищут посрамить тебя, и когда радость — молись, и когда обманывают — молись, потому что делают опыт…

Опыт очень высоко стоит, без опыта человек не может доброго дела делать… Молись! Опыт — глава жизни и златницы идеал. Ошибка — наука! Молись, научишься… более всего, ошибка научит быть христианином. Молись — ошибка пропадет…

Гордость мучает — молись, поправишься. Молись, и для тебя Святые тайны станут обновлением души и тела.

13

Из воспоминаний дочери Распутина, Матрены:

В первый раз я увидела Юсупова в ноябре 1916 года. Я возвращалась из театра. Вернувшись домой поздно вечером, я застала у отца в столовой неизвестного гостя. Отец, показалось мне, был смущен, и в его проницательном взгляде мне почудились настороженность и скрытая неприязнь. Вопреки обычаю, он не представил меня своему гостю, а напротив, поспешно отослал к себе в комнату. Из темноты своей комнаты я внимательно наблюдала за неизвестным гостем. Лицо у него было бледное и усталое, словно он страдал бессонницей. Под глазами — темные круги. Рот и подбородок вялые, своенравные, голос женственный, высокий, а манеры — жеманные… Гость был одет во все черное, в прекрасный черный костюм, наверное, очень дорогой. Он произвел на меня сильное, но неприятное впечатление. И я с чувством неприязни и непонятного страха закрыла дверь.

Утром за завтраком я узнала, что ночной гость — это князь Феликс Юсупов-младший. Отец рассказал мне, что встречу устроила Муня Головина. Отец рассказал мне, что Феликс — сын Зинаиды Юсуповой и друг Елизаветы Федоровны, сестры государыни. Обе женщины считают себя непримиримыми его врагами и ненавидят его. Отец сказал, что надеется при помощи Феликса встретиться с этими женщинами, поговорить с ними, объяснить им, что он — не такой негодяй, каким они его считают. Отец мечтал помирить двух сестер — государыню и Елизавету Федоровну. Я возражала отцу. Мне казалось, что Феликсу нельзя доверять. Я спрашивала, почему он пришел поздно, ночью, словно вор? Отец ответил очень осторожно, с трудом подбирая слова… Он сказал мне, что Маленький Юсупов — очень слабый… он грешник. Но он раскаивается в своих грехах и приходит за советом, спрашивает, как ему преодолеть свои грехи. Он просит о помощи, а в этой просьбе нельзя отказывать. Кроме того, Феликс жалуется на свое здоровье, просит помочь. А ночью приходит, потому что боится — узнают родители и лишат наследства. Потом он сказал, что должен помочь Маленькому и завоевать доверие этой могущественной семьи, ведь у государей так мало искренних друзей. Он долго думал, потом еще добавил, что старается хорошо относиться к Феликсу, и жалеет его. Что с Божьей помощью постарается сделать для него все, что в его силах. Но нас, своих дочерей, он просит не попадаться на глаза Маленькому, а если встречи будет не избежать, то мы — я и Варвара — должны быть вежливы, но должны держаться в стороне. Я ответила отцу, что мне нетрудно будет исполнить его просьбу. Мне действительно это было легко: я не доверяла князю Юсупову, и он мне не нравился. И с тех пор Юсупов начал часто приходить к нам. Возвращаясь домой, я часто заставала Юсупова за беседой с отцом. Юсупов чаще всего приходил по черной лестнице и устраивался в столовой. В эти последние дни нервозность отца все усиливалась. Он часами сидел, устремив взгляд в пустоту. Казалось, ему стоит больших усилий прийти в себя».

14

Впоследствии избранный Юсуповым предлог стал основанием для самых нескромных и неприличных предположений. Много писали и говорили о том, что князь Юсупов «предложил развратному мужику свою жену».

15

Свидетельств о том, что Григорий Распутин никогда не ел ничего сладкого, совершенно достаточно, чтобы безусловно установить: это основательно подкрепленный самыми разными свидетельскими показаниями факт. Он документально установлен и запротоколирован, в числе прочих, в следственных материалах ЧСК. Дочь Григория Распутина, Матрена, утверждала, что отец никогда не ел сладостей, мяса и пирожных.

«Свою личную жизнь, свои вкусы и привычки, свой уклад жизни отец нисколько не изменил, после приближения к царской семье. Мяса он не ел до самой смерти. Его обед обычно состоял из одной ухи. Кроме того, он еще употреблял редиску и любил квас с огурцами. Больше этих кушаний он ничего дома не ел. Вставал всегда рано и шел обязательно к ранней обедне. После этого он приходил домой и пил чай с черными сухарями или кренделями… Он часто постился и заставлял поститься нас. В посты он ел одни сухари и строго соблюдал их. Он говорил, что посты установлены вовсе не для здоровья, как говорят ученые люди, а для души».

16

«Мария Головина разлила нам чай, придвинув Распутину сладости и печенья разных сортов. — Вот милая, добрая, — заметил Распутин, — всегда-то обо мне помнит, приготовит то, что люблю…»

Этот эпизод — явный вымысел.

17

Правыми партиями в дореволюционной России называли тех, кто целью своей поставил защиту самодержавного принципа правления в России от посягательств сторонников конституционно-монархического и республиканского принципов. Образованные с целью защиты самодержавия, они большей частью содержались на средства, отпускаемые правительством. Один только Союз Михаила Архангела стоил царскому правительству более двух миллионов рублей, отпускаемых из фондов министерства финансов и министерства внутренних дел.

Правые партии часто называли черной сотней. Несмотря на все призывы к тесному сплочению всех монархических сил, «Черная сотня» во время своего существования была и оставалась великим множеством мелких партий и групп. Более или менее крупные объединения постоянно дробились, раздираемые амбициями лидеров правого движения.

Одной из самых крупных правых партий по праву считался Союз русского народа (СРН), возглавляемый первоначально Александром Дубровиным и Владимиром Пуришкевичем. Ставился вопрос об укрупнении СРН за счет присоединения остальных монархических организаций. Однако начавшиеся трения между лидерами вскоре раскололи союз… Яблоком раздора оказались два вопроса — о признании Государственной думы и о возможности искать союзников в лице умерено-правых и октябристов.

СРН раскололся, и Владимир Пуришкевич образовал свою партию — Союз Михаила Архангела. Устав партии был утвержден в 1908 году. Началась борьба между бывшими единомышленниками по перетягиванию на свою сторону местных отделов СРН. Раскол парализовал всю организацию. Дележ пирога происходил бурно. Иногда дело доходило до ругани и рукоприкладства. Все это способствовало созданию скандального ореола у правых организаций. Большой удар по репутации правых был нанесен, когда стали известны факты террористических покушений и политических убийств, организованных «Черной сотней», а также ее участие в еврейских погромах, не внушала особой любви в народе твердая консервативная позиция правых по земельному вопросу. Многих смущал переходящий в фобию, антисемитизм.

Из воспоминаний Сергея Витте, государственного деятеля из списка предполагаемых жертв «Черной сотни», которая пыталась устроить покушение на его жизнь:

«…партия эта еще сыграет свою громадную роль в дальнейшем развитии анархии в России.

Эта партия в основе своей патриотична, и при нашем космополитизме, симпатична. Но она патриотична стихийно, она зиждется не на разуме и благородстве, а на страстях… Большинство ее вожаков — политические проходимцы, люди грязные по мысли и чувствам и не имеют ни одной жизнеспособной и честной политической идеи… Партия эта, находясь под крылами двуглавого орла, может произвести ужасные потрясения и погромы, но ничего, кроме отрицательного, создать не может. Она представляет собой дикий, нигилистический патриотизм, питаемый ложью и клеветой… состоит из дикой массы и вожаков — политических негодяев, тайных соучастников из придворных и титулованных дворян, все благополучие которых связано с бесправием и лозунг которых — не «Мы для народа, а народ — для нашего чрева».

К чести дворян, эти тайные черносотенцы составляют меньшинство. Это дегенераты дворянства, взлелеянные подачками, хотя и миллионными, от царских столов… на знамени их высокие слова — «Самодержавие, Православие, Народность», а приемы их действий лживы, бессовестны и кровожадны»…

Правые были жестоки не только по отношению к инакомыслящим и иноверцам, но и к монархистам-единомышленникам.

«…и как правительству опираться на нас, если мы сами друг друга едим», — сетовал один из авторитетнейших лиц черносотенного движения, отец Иоанн Восторгов.

Последняя попытка преодоления раздробленности монархических партий произошла в 1915 году в ответ на создание левыми, оппозиционного Прогрессивного блока. На многочисленных совещаниях было сказано много слов о необходимости объединиться и дать отпор надвигающейся революции. Реально же объединения не произошло, и договориться не удалось. Последний удар по попытке объединения правых сил нанес Пуришкевич, который публично и демонстративно отказался принимать участие в совещаниях правых партий…

18

Вспоминает Маклаков, кадет, член Государственной думы, член Прогрессивного блока, соучастник убийства:

«За несколько дней до убийства ко мне подошла журналистка… «Знаете ли вы, — спросила она, — что Распутин будет скоро убит?» Я сделал вид удивленный. «Я имею определенные данные: убийство состоится в доме Юсупова, в нем участвуют сам Юсупов и великий князь Дмитрий Павлович. — «Кто вам это наплел?» — «Пуришкевич».

Вспоминает Шульгин, прогрессист, член Государственной думы, член Прогрессивного блока:

«Пуришкевич остановил меня в Екатерининском зале Таврического дворца. У него было такое лицо, какое было уже раз у него, когда он мне сказал одну тайну. «Запомните, 16 декабря… Я вам скажу… Вам можно… 16 декабря, мы его убьем»… «Кого?» — «Гришку!»

По утверждению Самюэля Хора, главы британской разведки в России, незадолго до убийства Пуришкевич заходил к нему, и тоном таким непринужденным, словно речь шла о погоде, спрашивал, где можно достать яд для дела. Потом доверительно сообщил, что он с друзьями собирается ликвидировать вопрос с Распутиным.

19

Дневник члена Государственной думы Владимира Митрофановича Пуришкевича. Рига, издательство «National reklama», 1924; Пуришкевич В.М. Из записок. Париж,1924.

20

Письмо, содержащее в самом конце приписку: «Маланья тоже участвует», было написано Феликсом Юсуповым жене в Крым 27 ноября 1916 года, через семь дней после того, как Пуришкевич дал согласие на участие в убийстве Распутина.

«План, про который я тебе пишу, разработан детально, уже три четверти сделано… Это единственный способ спасти положение, которое почти безвыходно… Конечно, ни слова никому… Маланья тоже участвует».

Упоминание о некой «Маланье» заставляло некоторых исследователей загадочных обстоятельств убийства предполагать, что в ночь убийства во дворце в качестве соучастников были женщины.

21

Версии, объясняющие феномен невосприимчивости Распутина к ядам таковы:

Первая версия» — инфернальная. Она делится на два противоположных направления. В одном случае сверхчеловек, несомненно, был существом сатанинским и устоял против цианистого калия при помощи сатаны.

Второе направление прямо противоположно первому — сверхчеловек был святым, а потому, «если и что смертоносное выпьет, то не повредит ему».

Эти версии мы не будем рассматривать как лежащие вне пределов системы логических доказательств.

Следующая группа предположений сводится к предположению, что кто-то из соучастников убийства подменил цианистый калий безвредным порошком.

Первым соучастником, который мог подменить яд, называют доктора Лазаверта.

Доктор давал клятву Гиппократа, не смог нарушить ее, убив человека. И, якобы, «на смертном одре Лазаверт признался в подмене».

Интересно, что упоминание о «признании» доктора Лазаверта» приводится во многих исследованиях, но ни разу не приводится ссылка на конкретного свидетеля этого признания. Следовательно, перед нами не факт, а слух. У доктора Лазаверта не было возможности осуществить подмену яда. Вспомните во всех деталях сцену отравления пирожных. Она сводится к очень простым действиям. Князь вынимает камешки цианистого калия, передает Лазаверту, доктор размельчает их и подмешивает яд. Все это происходит под очень пристальными, взглядами сообщников, которые следили за действиями доктора Станислава с «диким любопытством». А если так, то как он мог технически осуществить подмену?

Следующий кандидат на эту роль — знаменитый московский адвокат Василий Алексеевич Маклаков.

Нам необходимо установить два момента.

Первое. Действительно ли князь Юсупов получил яд из рук Маклакова? Второе. В случае если мы докажем первое, дал ли он Юсупову вместо цианистого калия безвредный порошок? И какую цель, он мог бы преследовать этой подменой?

Единственное, что свидетельствует в пользу того, что Маклаков раздобыл для заговорщиков отраву, это фрагмент из дневника Пуришкевича, датированный 24 ноября 1916 года. В дневнике эпизод описан так: «…князь Юсупов показал нам полученный им от Маклакова цианистый калий, как в кристалликах, так и в распущенном виде в небольшой склянке, которую он то и дело взбалтывал».

Отметим сразу, что мы имеем дело с утверждением, полученным из вторых рук. Князь Юсупов якобы сказал Пуришкевичу, что получил яд от Маклакова. Находясь в эмиграции, Маклаков категорически отрицал факт передачи им яда для убийства Распутина. Однако есть сведения, что позднее Маклаков сделал заявление, что передал заговорщикам яд, но заменил его на безвредный порошок. Когда же Маклаков говорил правду? Раньше? Или позднее?

И чтобы внести ясность, мы сейчас переформулируем наш вопрос. Давайте спросим себя: если Маклаков действительно передал заговорщикам яд, то когда и как он это сделал?

…на основании сводного анализа воспоминаний князя Юсупова и Пуришкевича, который, к счастью, педантично датировал весь процесс подготовки убийства, и показаний самого Маклакова, данных им в 1923 году следователю по делу об убийстве царской семьи, устанавливается следующая хронология.

Князь Юсупов встречался с Маклаковым несколько раз в период подготовки убийства. Дату первой встречи мы можем установить более или менее точно — между 11–13 ноября. Не раньше и не позднее. Вторая встреча знаменитого кадета и Маленького Феликса произошла после того, как Маклакова попросил об этой встрече Пуришкевич. Это случилось 28 ноября.

В первую встречу с Маленьким Василий Маклаков яда передать не мог. О яде речь вообще не шла.

Дата, которую мы получаем, полностью освобождает Маклакова от подозрения в том, что именно он передал заговорщикам цианистый калий. Князь Юсупов показывает своим сообщникам яд и делает это 24 ноября, т. е. ровно через два дня после того, как на совещании заговорщики окончательно принимают решение разделаться с Распутиным именно с помощью яда. До 24 ноября Маклаков со времени первого безрезультатного свидания с князем Юсуповым не встречался. Он встретился во второй раз с князем Юсуповым только 28 ноября… и только на этой встрече узнал о намерениях заговорщиков воспользоваться ядом. И это произошло уже после того, как, по утверждению Пуришкевича, Юсупов показал ему 24 ноября, на совещании в санитарном поезде кристаллики цианистого калия. Заметим, что и сам Юсупов никогда не упоминал имени Маклакова как человека, у которого он получил яд.

Маклаков не передавал заговорщикам яд. И как следствие Маклаков не подменял яд на аспирин. И, следовательно, доказательного объяснения феномена Распутина не существует.

22

Вспоминает Матрена Распутина:

«…когда впервые поверили в политическое влияние моего отца, к нам несколько раз приходил этот думский демагог. Пуришкевич подобно многим политикам такого сорта считал, что его призвание в том, чтобы оказывать господствующее влияние на судьбы России. Его аппетиты были направлены на пост министра внутренних дел. Но этот пост в сентябре 1916 года был пожалован государем товарищу председателя Думы Протопопову. С того дня визиты Пуришкевича к нам прекратились. Помню, отец много иронизировал по этому поводу…»

23

Сергей Витте (1892–1915), выдающийся государственный деятель России, убежденный монархист.

Министр финансов, начинавший свою блестящую карьеру при Александре Третьем и закончивший при Николае Втором.

Современников поражали в Витте простота поведения, скромность, бескорыстие, большая внутренняя независимость и стремление руководствоваться в практической государственной деятельности научно обоснованными методами. Он старался привлекать к работе своего министерства прогрессивно мыслящих и высокообразованных людей.

Появление этого большого человека из российской провинции на столичной государственной арене вызывало много раздражения в российской бюрократической и великосветской среде.

Рассказывает Владимир Ковалевский, сослуживец Витте:

«…на первых порах поражала внешность Витте — высокая фигура, грузная поступь, неуклюжесть, сипловатый голос, неправильное произношение… не нравилась фамильярность и резкость в обращении. Но все более вырисовывалась в Витте государственная сила, оригинальность творчества и боеспособность в защиту того, что он считал необходимым и полезным для России. Ум и воля Витте импонировали, резкость и иногда даже грубость его выступлений обезоруживали противников, редко идейных, но большей частью сводивших с ним счеты».

Государственная карьера Сергея Витте закончилась в 1906 году. Император Николай Второй сделал слишком много шагов, которые расходились с представлениями Витте о том, что необходимо для блага России. Сергей Витте протестовал, старался убедить государя в пагубности «задорной политики» на Дальнем Востоке, которая неминуемо вела к кровопролитному военному столкновению с Японией, и в знак несогласия покинул свой пост. После тяжелых военных поражений на фронтах Русско-японской войны государь поручил Витте вести мирные переговоры с врагом, и Витте удалось вывести страну из войны, «сохранив лицо» и сведя к минимуму последствия военных поражений (Портсмутский мир). В России к тому времени полыхала революция. Государь призвал Витте тушить пожар.

И современники, и потомки будут называть его автором царского Манифеста от 17 декабря и главным инициатором введения конституционного строя в России. Для самого Сергея Витте в этом утверждении всегда был привкус горечи. Он писал:

«Если бы государь после Портсмутского мира сам, по своей собственной инициативе сделал широкую крестьянскую реформу в духе Александра Второго, сам дал бы известные вольности, давно назревшие… смело встал на принцип веротерпимости, устранил стеснения инородцев, то не понадобилось бы 17 октября.

Общий закон таков, что народ требует социальных и экономических реформ. Когда правительство систематически в этом отказывает, то он приходит к убеждению, что его желания не смогут быть удовлетворены данным режимом, и тогда в народе социальные и экономические требования откладываются и назревают политические как средство получения социальных и экономических преобразований. Если затем правительство мудро не регулирует этого течения и тем паче начинает творить безумие (японская война), то разражается революция. Если революцию тушат (созыв Думы), но затем продолжают играть налево и направо, то водворяется анархия…»

Вскоре Сергей Витте, большой и мудрый государственный деятель был положен государем под сукно, так же, как были положены государем под сукно государственные проекты Витте о крестьянской реформе, которую Витте считал первоочередной задачей правления Николая Второго. Отныне этот большой государственный ум станет томиться в бездеятельности, со стороны наблюдая, как Россия идет к катастрофе. Витте пишет мемуары, они полны горечи, а иногда и злобы:

«Государю внушали, что за него весь народ. Это верно — народ всегда был за царей, которые были за народ, но трудно ожидать, что весь народ за царя, когда государь управляет посредством дворцовой камарильи, которая считает, что она и есть «соль русской земли» и все должно делаться для нее или через нее.

…молчаливая неправда, неумение сказать да или нет, а потом сказанное исполнить, все это черты, отрицательные для государей, хотя и не великих! Зная государя с юношеских лет, я его люблю как человека самым горячим образом, и если у меня появляется чувство злобы, то от досады за то, что государь губит себя, свой дом и наносит раны России, тогда как этого могло бы не быть…»

Витте и Распутин познакомились еще до первой мировой войны. Витте рассказывал о своей первой встрече так:

«Поистине, нет ничего более талантливого, чем талантливый русский мужик. Какой это своеобразный, какой самобытный тип! Распутин — абсолютно честный и добрый человек, всегда желающий творить добро и охотно раздающий деньги нуждающимся. Незадолго до моего последнего выезда из Петербурга ко мне пришел еврей с адресованной ко мне запиской без конверта. Я с трудом разобрал: «Граф, помоги этому еврею… Евреи — тоже люди, за что их преследуют?» Я часто получал от него такие рекомендательные письма. Я беседовал с Распутиным всего один раз. Распутин изложил тогда в беседе очень интересные и оригинальные взгляды. Все, что Распутин говорил тогда, он сам передумал и перечувствовал…»

Витте высоко оценил старания Распутина в 1912 году предотвратить грозящую России войну с Германией. Узнав о начале войны с Германией, оба плакали. С началом Первой мировой войны Распутин и Витте встречались и разговаривали чаще, они говорили о приближающемся крушении империи. Распутин ценил Витте, называя его «очень разумным человеком».

Рассказывает дочь Распутина Матрена:

«Витте сказал отцу, чтобы он берег свою жизнь. Витте говорил, что крестьяне гордятся тем, что один из их братьев стоит близко к царю. Они думают, что у них есть заступник при дворе. Если однажды отец исчезнет, то в плотине откроется большая дыра и прорвется мутный и страшный поток. Отец ему ответил: «Я знаю. Трон не выстоит и шести месяцев, если меня убьют». Я задрожала… Слова отца прозвучали так убежденно».

24

Кроме княжны императорской крови Ирины, ставшей женой Феликса Юсупова, у великого князя Александра Михайловича было шесть сыновей. Со всеми ними, своими шурьями, Юсупову удалось наладить дружеские и родственные отношения. В ночь убийства старшие князья Андрей, Федор и Никита Романовы ожидали вести об убийстве Распутина в Михайловском дворце. После убийства они собирались вместе с Юсуповым выехать в Крым.

25

Одна из исповедей Феликса была адресована матери Ирины Юсуповой, великой княгине Ксении, родной сестре государя.

«Дорогая Мамаша!.. меня ужасно мучает мысль, что вдовствующая императрица Мария Федоровна и ты будете считать того человека, который это сделал, за убийцу и преступника… Как бы вы ни сознавали правоту этого поступка и причины, побудившие совершить его, у вас в глубине души будет чувство — а все-таки он убийца!

Зная хорошо все, что этот человек чувствовал до, во время и после и что он продолжает чувствовать, я могу сказать, что он не убийца, а был только орудием Провидения, которое дало ему ту непонятную нечеловеческую силу и спокойствие духа, которые помогли ему исполнить свой долг и уничтожить ту злую, дьявольскую силу, бывшую позором России и всего мира и перед которой до сих пор все были бессильны…»

Письмо Елизаветы Федоровны, духовной наставницы Феликса Юсупова, адресованное мужу сестры и российскому государю:

«…дошло известие, что Феликс убил его, мой маленький Феликс. Я знала его ребенком, который всю жизнь боялся убить даже животное, который не хотел становиться военным, чтобы никогда не иметь возможности пролить кровь… через что он прошел, чтобы совершить такое деяние, и как? Движимый патриотизмом, он решился спасти страну и своего суверена от того, что причиняло страдания всем!..

Преступление остается преступлением, но это, будучи особенным, может считаться дуэлью и рассматриваться как акт патриотизма…»

Впрочем, находились и такие, которые видели поступок Юсупова и великого князя Дмитрия Павловича так, как это действительно выглядело:

«В убийстве Распутина не было ничего героического. Это было отвратительное преднамеренное убийство. Только подумайте, какие два имени и по сей день упоминаются в связи с ним: великий князь, один из внуков царя освободителя, и потомок одного из наших великих родов, чья жена была дочерью великого князя. Это показывает, как низко мы пали!.. что они хотели достичь? Убийство должно было представить Распутина в виде некоего дьявольского воплощения, а его убийц — как каких-то сказочных героев. Это отвратительное убийство явилось плохой услугой, оказанной ими человеку, которому они клялись служить — я имею в виду Ники…» — таково было мнение великой княгини Ольги, сестры государя. Сестра царя была хорошо знакома с жертвой преступления, хотя никогда не числила его среди своих друзей. Надо отдать должное уму и проницательности великой княгини, ей удалось ближе всех подойти к пониманию смысла поступка двух родственников-убийц…

Приведем еще одно мнение. Это мнение принадлежит великому князю Николаю Михайловичу, которого трудно обвинить в отсутствии сочувствия к совершившемуся убийству. Убийству Распутина он был очень рад. Но тем не менее моральная сторона этого преступления волновала его:

«…я в замешательстве и, откровенно говоря, мучаюсь, ведь это муж моей племянницы. На мой непрестанный вопрос: возможно ли, что совесть не мучает его? — в конце концов, он убил человека, приходит все тот же ответ: ничуть! Этого я не могу понять. Если Распутин был зверем, что тогда можно сказать о молодом Юсупове?»

26

Монологи, которые, по утверждению князя Юсупова, он слышал своими ушами из уст Распутина (цитируются по тексту книги «Конец Распутина»):

«— Вот что, дорогой: будет, довольно воевать! Довольно крови пролито… пора всю эту канитель кончать! Что, немец не брат тебе? Господь говорил: «люби врага своего, как любишь брата своего», а какая же это любовь? Сам-то, Николай-то, все артачится… Уперся! Знай, свое твердит: «Позорно мир заключать»!.. и сама уперлась, должно, опять кто-нибудь их худому научает, а они слушают… Ну да что там говорить! Коли прикажу хорошенько, все по-моему будет! Говорю тебе — коли не по-моему будет — сейчас стукну кулаком по столу, встану и уйду! …а они вдогонку побегут, упрашивать станут: «Григорий, что прикажешь, то и сделаем, только не покидай нас! Когда с этим делом покончим, на радостях и объявим Лександру с малолетним сыном, а самого-то в Ливадию отправим, цветочки нюхать. Вот сама-то, мудрая, хорошая правительница. А он что? Что понимает? Не для этого сделан… Вот-то радость ему будет огородником заделаться!.. Ну какой же он государь? А сама царица — мудрая правительница. Вторая Екатерина! Я с ней все могу делать. До всего дойду! Она в последнее время и управляет всем сама, и погляди — что? Дальше лучше будет!

Обещалась перво-наперво говорунов думских разогнать! К черту их всех! Ишь, выдумали что, против помазанников Божьих идти! А тут мы их по башке и стукнем!

Скоро Думу распущу, а депутатов всех на фронт отправлю, ужо я им покажу! Вспомнят меня! Всем, всем, кто против меня идет, худо будет! Вот видишь работы-то сколько! А помощников нету. Ты смышленый, ты мне помогать будешь. Я тебя познакомлю с кем следует…»

27

В начале марта 1917 года, непосредственно после Февральской революции, Временное правительство объявило о создании Чрезвычайной следственной комиссии для расследования противозаконных по должности действий бывших министров и прочих должностных лиц царского режима» (ЧСК).

Большинство деятелей новой власти полагали, что ЧСК должна подготовить документы и материалы для привлечения к суду бывших правителей, осудить государыню и государя по статье 108 Уголовного уложения (государственная измена) и навеки «вбить осиновый кол» в спину монархии и свергнутых монархов. Застрельщиком следствия стал юрист, «Немезида революции», господин Керенский, руководителем комиссии был назначен некий Муравьев, адвокат из Москвы, известный защитник по политическим процессам.

По воспоминаниям заместителя председателя ЧСК, бывшего прокурора петроградской судебной палаты, сенатора Завадского, того самого, который занимался расследованием обстоятельств убийства Распутина, «Муравьев считал правдоподобными все глупые сплетни, которые ходили о том, что царь готов был открыть фронт немцам, а царица сообщала Вильгельму о движении русских войск». В связи с такой установкой председателя комиссии в среде юристов, составивших ЧСК, несколько раз вспыхивали серьезные споры и разногласия между теми, кто правдами и неправдами стремился доказать виновность обвиняемых, и теми, кто, невзирая на отсутствие политического сочувствия к обвиняемым, не желал выводить действия ЧСК из строго правового русла.

Вот только одна из показательных, но обыденных страниц работы комиссии.

В дни ее работы в одной из петроградских газет появилось несколько телеграмм, в которых содержались секретные сведения для германского военного командования. Подпись в телеграмме — Алиса не оставляла сомнений — это дело рук свергнутой императрицы! Керенский и Муравьев были довольны: наконец появились доказательства! Однако расследование, проведенное по горячим следам, установило следующее.

Телеграммы были сфабрикованы журналистом и некой телеграфисткой, которая получила от жадного искателя сенсаций в награду за содействие коробку конфет. Председатель комиссии был расстроен и собирался уговаривать телеграфистку взять назад признательное показание. Насилу убедили Муравьева не позорить честь ЧСК и не нарушать профессиональной этики.

Невзирая на серьезные разногласия в подходах, все слухи о готовящемся императрицей и Распутиным «сепаратном мире» были подвергнуты самой скрупулезной проверке. Выслушаны все показания и мнения. Ни один слух не подтвердился…

Вот что пишет по этому поводу Гирчич, судебный следователь:

«До конца сентября 1917 года я заведовал 27й следственной частью комиссии, где была сосредоточена вся информация об измене со стороны высших представителей империи, и даже членов императорского дома. Все сведения были полностью проверены, беспристрастны, ведь в подобных делах не проверенное до конца подозрение, как недорубленное дерево, быстро отрастает… Среди близких к царю людей было мало верноподданных… но не было изменников. Распутин, этот умный, с огромной волей мужик, сбитый с толку петроградским обществом, не был шпионом и изменником».

Рассказывает Георгий Львов, глава Временного правительства, министр внутренних дел Временного правительства:

«…работы ЧСК не были закончены. Но один из самых главных вопросов, волновавших общество и заключавшийся в подозрении, а может быть, даже убеждении… что царь под влиянием своей супруги, немки по крови, готов был и делал попытки к сепаратному соглашению с врагом, Германией, был разрешен. Керенский делал доклады правительству и совершенно определенно, с полным убеждением утверждал, что невиновность царя и царицы в этом отношении установлена».

Выводы ЧСК оказали заметное влияние на умы и привели к перемене мнения о личностях государыни и государя. В мемуарах, написанных в эмиграции, многие посвятили покойным государям извинительные строки. С выводами, сделанными ЧСК, пришлось считаться даже Керенскому, который сквозь зубы признавал, что ЧСК не обнаружила фактов измены… впрочем, «русский Марат» сразу делал оговорку, что он все равно внутренне убежден, что что-то было.

Даже Феликсу Юсупову приходилось считаться с утвердившимся мнением о беспочвенности слухов об измене. В первой части книги «Конец Распутина» можно встретить такой пассаж:

«Клеветнические слухи об императрице старательно распространялись в России… Самым гнусным приемом такой пропаганды… было навязывание императрице немецкого патриотизма. Клевета не миновала и государя: говорили, что он под влиянием императрицы, будто бы возглавлявшей немецкую партию, готовится к подписанию сепаратного мира». Отдавая дань новому, установившемуся общественному мнению, князь Юсупов вынужден был написать эти строки. Но через несколько страниц своего повествования он снова съезжает в наезженную колею и вновь обвиняет императрицу, императора и Распутина, в уста которого вкладывает пространные монологи о «сепаратном мире», и о том, что государи ему, Распутину, не откажут и во всем ему послушны, а императрица на все согласна.

Возникает вопрос, как же в действительности относился Распутин к войне и миру?

Об отношении самого Распутина к войне с Германией и идее сепаратного мира с немцами свидетельствовала дочь Распутина, Матрена:

«Отец был горячим противником войны с Германией. Когда состоялось объявление войны, он, раненный, лежал в Покровском. Государь присылал ему телеграммы, прося совета и указывая, что министры уговаривают его начать войну. Отец советовал государю крепиться и войны не объявлять… Отец тогда говорил, что мы не можем воевать с Германией, что мы не готовы к войне с ней, что с ней как с сильной державой нужно дружить, а не воевать… Это его тогда так расстроило, что у него открылось кровотечение раны.

Неправда, что писали про отца, будто бы он стоял во время войны за мир с Германией. Он говорил нам с сестрой: Меня тогда не послушались, теперь ничего сделать нельзя».

О том же говорил Манасевич-Мануйлов, человек, часто посещавший дом Распутина в последний год его жизни. Он свидетельствовал, Распутин считал, что войну не надо было начинать, но раз начали, то надо воевать до конца, поскольку «если ссора, ссорьтесь, а полуссора, это опять будет ссора. Императрица страшно стоит за продолжение войны».

Рассказывает генерал-лейтенант Павел Курлов:

«Распутин живо интересовался войной, спрашивал мое мнение о ее исходе, категорически заявив, что он считает войну с Германией огромным бедствием для России… будучи противником начатой войны, он с большим патриотическим подъемом говорил о необходимости довести ее до конца… таким образом, у Распутина было гораздо более развито национальное чувство, чем у многих обвинителей его в стремлении к сепаратному миру и влиянии в этом отношении на императрицу».

28

О том, как тщательно скрывали государи болезнь своего ребенка, говорит тот факт, что родная сестра государя, великая княгиня Ксения Александровна, будущая теща Феликса Юсупова, узнала о трагедии в семье брата только в 1912 году, ранней весной.

Из дневника великой княгини Ксении Александровны:

«Ольга (младшая сестра государя) рассказала нам про свой разговор с ней (государыней). Она первый раз сказала, что у бедного маленького (наследника) эта ужасная болезнь… про Григория сказала, что как ей не верить в него, когда она видит, что маленькому лучше, как только тот около него или за него молится… Боже мой, как это ужасно и как их жалко»!

Рассказывает Анна Вырубова, близкая подруга императрицы:

«Первый год царица скрывала болезнь сына даже от меня. Я случайно узнала о ней. Однажды, это было в Царском Селе, мы с государыней играли в четыре руки. Наследник сидел возле нас на складном стуле со столиком… неожиданно кто-то пришел, и императрица оставила меня с мальчиком. Я встала, чтобы взять его на руки, но он сначала расплакался, а потом начал кричать, как раненый зверек. Государыня прибежала с криком: «Оставьте его, оставьте, его нога застряла в стуле!» Я не могла понять, в чем дело. «Я сейчас объясню вам», — сказала государыня. Понемногу ей удалось успокоить сына, но я заметила, что ножка наследника опухла и посинела. Царица в слезах рассказала мне об ужасной болезни.

Помню, как волновалась государыня, когда ожидали какого-либо иностранного гостя, и как она старалась, чтобы наследник выглядел здоровым. Однажды, накануне приезда кайзера, не помогли никакие предосторожности: мальчик упал, и на лбу его появился большой синяк. Кайзер, конечно, сейчас же понял, что с ребенком, так как два или три сына его брата страдали тем же недугом…»

29

Так писал об этой женщине, своим появлением в жизни Михаила Романова повернувшей судьбы империи, французский посланник при дворе последнего российского императора, Морис Палеолог:

«Она прелестна. Туалет ее свидетельствует об утонченном вкусе. Чистое и гордое выражение лица… бархатистые глаза, движения полны грации…»

Великий князь Александр Михайлович дополняет портрет. Он вспоминает о Наталье Брасовой как о «необыкновенно холодной, властной и величественной женщине с ледяными повелительными светло-карими глазами, высокой и тонкой фигурой «некоронованной императрицы» с капризным выражением губ, которое в сочетании со шрамом на подбородке придавало ее лицу странное и вызывающее очарование…»

Предыстория «государственной катастрофы», разразившейся в 1912 году, была такова. Впервые великий князь Михаил встретился с Натальей Сергеевной в 1908 году, в Гатчинском офицерском собрании. К этому времени Наталья уже была женщиной с «прошлым». Наталья Сергеевна, урожденная Шереметевская, была рождена в семье московского присяжного поверенного, работавшего у знаменитых предпринимателей Рябушинских. Она дважды побывала замужем. С маленьким ребенком Наталья ушла от первого мужа к офицеру Алексею Вульферту.

Страстная влюбленность члена императорского дома не была отвергнута Натальей Вульферт. Она рассталась со вторым мужем и в августе 1910 года родила Михаилу сына. После рождения ребенка удалось добиться развода, прежнему мужу было дано значительное денежное отступное.

Еще до рождения ребенка Михаил пытался получить от брата разрешение на брак. Но получил категорический отказ. За Михаилом установили строгий надзор.

В 1912 году Михаил, который путешествовал по загранице вместе с Натальей, получив известие о близкой кончине наследника, ускользнул от охраны, у которой было секретное распоряжение об аресте в случае необходимости великого князя Михаила. В одной из сербских церквей Вены пару обвенчал старик священник, получив в награду тысячу крон.

Получив известие о браке, император писал к матери: «Бедный Миша, очевидно, стал на время невменяемым, он думает и мыслит, как она прикажет, и спорить с ним совершенно напрасно. Это такая хитрая и злая бестия, что противно о ней говорить».

Оказавшись в изгнании, супруги поселились в Англии. Когда началась война, Михаилу было разрешено вернуться в Россию. Он отправился на фронт, в Галицию.

Наталья Брасова, была очень неприязненно настроена к царствующему государю, и это чувство было взаимным. Неприязнь к морганатической супруге брата сыграла определенную роль в отказе государя 2 марта 1917 года передать престол своему сыну, наследнику Алексею.

Бывший начальник царской охраны Александр Спиридович передает так:

«Федоров (врач наследника), пошел к императору, и вот какой у них произошел разговор. Государь стал говорить, как он будет жить с наследником после отречения. Федоров высказал сомнение по поводу того, что новое правительство согласится на оставление Алексея в семье государя, скорее всего ему придется жить в семье регента — великого князя Михаила Александровича. Государь выразил крайнее удивление тем, что это может случиться, и затем решительно заявил, что он никогда не отдаст своего сына в руки супруги великого князя, причем выразился о ней очень резко».

30

Первый случай исцеления наследника по молитве Распутина относится к 1907–1908 годам. Во всяком случае, именно к этим годам относятся воспоминания сестры государя, великой княгини Ольги Александровны, которая наблюдала произошедшее своими собственными глазами. Оговоримся сразу: великая княгиня Ольга — автор строк о Распутине: «…мне никогда не нравился этот человек. Но суд истории не должен зависеть от личного мнения».

Она вспоминает, что ее племянник, которому исполнилось три года, упал на прогулке и ушиб ногу, что привело к обширному внутреннему кровоизлиянию.

«…бедное дитя страдало от боли, темные круги выступали под глазами, маленькое тельце было скрючено, и нога ужасно распухла. Доктора были совершенно бессильны. Они выглядели более испуганными, чем все мы, и все время шептались между собой. Шли часы, и они уже потеряли всякую надежду… тогда Аликс (Александра Федоровна) послала за Распутиным. Он добрался во дворец около полуночи или даже позже. В то время я уже находилась в своей комнате, а рано утром Аликс позвала меня в комнату Алексея. Я не могла поверить своим глазам. Мальчик был не просто жив, но более того, он был здоров. Он сидел в постели, жар спал, глаза были ясные, сияющие, не было никаких признаков опухоли на ноге… позже я узнала от Аликс, что Распутин даже не прикоснулся к ребенку, он просто стоял в ногах постели и молился. И конечно, стали говорить, что молитвы Распутина и исцеление моего племянника были простым совпадением. Но любой врач скажет вам, что приступ такой болезни нельзя остановить за несколько часов, совпадением можно объяснить то, что случилось один или два раза, а я даже не могу сосчитать, сколько раз это повторялось»…

О событиях в Спале, о том, что случилось после того, как императрица получила телеграмму Распутина, великая княгиня вспоминает так:

«…через час мой племянник был вне опасности а позже я встретила профессора Федорова, который сказал мне, что исцеление совершенно необъяснимо с точки зрения медицины. Распутин определенно обладал даром исцеления, я видела эти чудесные результаты своими собственными глазами. Я также знаю, что самые известные доктора вынуждены признать это, при этом все доктора крайне неприязненно относились к Распутину».

Рассказ очевидца события, начальника царской охраны Александра Спиридовича:

«1915 год. 3 декабря, государь с наследником выехали из Могилева. Эта поездка едва не стоила жизни наследнику. Еще накануне наследник простудился и схватил сильный насморк… от сильного чихания началось кровотечение. Лейб-хирург Федоров признал положение опасным и посоветовал вернуться в Могилев, а царице была послана телеграмма. Наследник очень ослаб. Температура 39 градусов. Федоров доложил государю, что считает необходимым немедленно везти больного в Царское Село… в три часа выехали. Силы падали, кровотечение не унималось. Несколько раз останавливали поезд, чтобы переменить тампоны в носу. Два раза мальчик впадал в обморок, казалось, умирает, но в 6 часов 20 минут утра больному стало лучше. Кровотечение прекратилось. В 11 часов утра поезд подошел к павильону Царского Села. Встречала одна императрица. Государь… сказал, что кровотечение прекратилось. Царица спросила, когда перестала идти кровь, ей сказали, что в 6 часов 20 минут. «Я это знала», — сказала императрица и показала полученную от Распутина телеграмму: «Бог поможет, будет здоров». Телеграмма была отправлена Распутиным в 6 часов 20 минут утра. С большой осторожностью больного перевезли во дворец. Вновь открылось кровотечение. Бедный мальчик лежал белый как воск с окровавленной ватой у носа. Царица приказала вызвать Григория Ефимовича. Он приехал. Распутин подошел к кровати. Пристально уставился на больного и медленно перекрестил. Затем сказал родителям, что серьезного ничего нет. И как будто усталый, он вышел из комнаты. Кровотечение прекратилось. Больной мало-помалу оправился…»

Как сам Распутин объяснял природу своего дара? В «Житии опытного странника» он говорит об этом так:

«Если не будешь искать корысти нигде и стремиться утешить, призовешь Господа душевно, то и бесы вострепещут от тебя, и больные выздоровеют… только бы все делать не от гнусной корысти»…

Вспоминает Матрена Распутина:

«Отец никогда не поощрял тех, кто, став свидетелями его чудес, считал его святым. Он говорил: молитвой можно сделать все. Он никогда не называл себя «Божьим избранником» и никогда не лечил приходящих к нему больных ничем, кроме молитвы… он часто повторял: «нет святых на этой земле, пока живет человек, он все равно в чем-то, а согрешит»…

31

Несоответствие отречения юридическим нормам Основного закона Российской империи породило в те дни и в последующие много сомнений, надежд, недоразумений и толкований. Приведем некоторые мнения:

«…мы не сообразили тогда, что акт царя был незаконен. Несколько дней спустя… возле меня сидел великий князь Сергей Михайлович. Он сказал мне в разговоре… что великие князья сразу поняли незаконность акта императора. Неизбежный вывод — заменяя сына братом, царь понимал, что делал…» (Павел Милюков, кадет, член Временного комитета Государственной думы, министр иностранных дел Временного правительства).

«…несомненно, здесь юридическая неправильность. Но с точки зрения практической весьма трудно при воцарении цесаревича изолировать его от влияния отца, а главное, матери, столь ненавидимой в России… при таких условиях останутся прежние влияния и самый отход от власти родителей малолетнего императора станет фиктивным» (Василий Шульгин, член Прогрессивного блока, член Временного комитета Государственной думы, вместе с Гучковым принявший Отречение государя от престола).

«…только сегодня утром мы узнали, что все передано Мише, и бэби теперь в безопасности — какое облегчение!» (императрица Александра Федоровна)

«…Государь показал мне телеграммы… все просили Его величество отречься от престола. Но отречься в пользу кого? В пользу слабой и равнодушной Думы? Нет, в собственную их пользу, дабы, пользуясь именем и царственным престижем Алексея Николаевича, правило бы и обогащалось выбранное им регентство!.. «Я не дам им сына, пусть они выбирают кого-нибудь другого, например Михаила, если он почтет себя достаточно сильным» (Анна Вырубова, подруга императрицы).

32

Вспоминает Василий Шульгин, член Прогрессивного блока:

«Прогрессивный блок сформировался на заседаниях у Родзянко, где в горячих и серьезных спорах выработалось новое соглашение. Под названием Прогрессивный блок 22 августа 1915 года объединилось шесть фракций Государственной думы имея за собой большинство в 235 депутатов против 187, бюро блока стало распоряжаться Государственной думой. Состоялось два совещания думских фракций для составления программы… весьма скромные «реформы» свелись к волостному земству, поселковому управлению, уравнению крестьян в правах, пересмотру земского положения, некоторым гражданским законам и т. д.

Но во всей программе блока, приемлемой и для правительства, и для царя, один пункт был неприемлем, он звучал примерно так: назначение правительства с согласия Государственной думы.

Исходя из предположения, что правительство никуда не годится, мы должны были давить на него блоком».

В Прогрессивный блок, или «желтый блок», как называли его политические противники, вошли земцы, националисты — прогрессисты, октябристы… ядро блока составляла самая влиятельная партия — кадеты. Это было странное содружество политиков, ругающих друг друга, ненавидящих друг друга, не согласных друг с другом, но объединенных общим врагом — самодержавием и общей жаждой — жаждой власти. Внешне цели Прогрессивного блока были вполне патриотичны, симпатичны… все политические лозунги в конечном итоге прекрасны, возвышенны и очень благопристойны, но… Как известно, самый большой интерес в политической науке составляют не слова политика, а его мысли — те, что у него в голове… А в голове было вот что…

«Надо признать этот несправедливый закон — горе побежденным! Надо признать неизбежность этой несправедливости… Надо поступать сообразно этой неизбежности. Надо поступать так, чтобы откупиться не только от суда праведного, но и от несправедливого. Надо дать взятку тому, кто обличает! Ибо они имеют власть обличать, так как на каждого обличающего — миллионы жадно слушающих, миллионы думающих так же, нет не так же, а гораздо хуже! Да, их миллионы, потому, что военные неудачи принадлежат к тем фактам, которые не нуждаются в пропаганде. За поражения надо платить! Чем? Той валютой, что принимается в уплату — надо расплачиваться уступкой власти»! (Василий Шульгин).

Самодержцу всея Руси, Руси, которая на протяжении всего 1915 года переживала сокрушительные военные поражения, предлагали откупиться от суда не только праведного, но и несправедливого.

1 ноября 1916 года начался штурм оплота государственной власти. Лидер кадетов Павел Милюков взошел на кафедру Государственной думы и произнес перед миллионами слушающих и думающих «обличающие слова», которые он сам называл «штурмовым сигналом»… На следующий день тысячи ротаторов и пишущих машинок множили по воюющей России сказанные Милюковым слова… Речь читают в городах… речь читают в окопах… запрещенную цензурой речь тюками отгружают в поезда, отбывающие на фронт. Интересная подробность — несколько таких тюков принял и отбывающий на передовую образцовый санитарный поезд Пуришкевича. Так по стране кругами расходилась весть о том, что Государственная дума, Прогрессивный блок обличили правительство царя в государственной измене. Российская империя в лице миллионов так никогда и не узнала, что речь Милюкова чуть не стоила жизни самому Прогрессивному блоку.

Накануне исторической речи под уютными лампами с темными абажурами, освещавшими столы зеленого бархата, в своем постоянном думском кабинете под номером 11 Прогрессивный блок скрипел и трещал по швам и ломался, а господа блокисты спорили:

Слово измена — страшное оружие. Включением его в резолюцию Дума нанесет смертельный удар правительству. Конечно, если измена есть, то нет такой резкой резолюции, которая могла бы в достаточной степени выразить наше к этому факту отношение. Но для этого нужно быть убежденным в наличии измены. Все, что болтают по этому поводу, в конце концов только болтовня… Если у кого есть факты, я прошу их огласить.

Надо ясно дать себе отчет, что мы вступили в новую полосу… Власть не послушалась наших предостережений. Она продолжает вести свою безумную политику… Эта политика в связи с неудачами на фронте заставляет предполагать самое худшее. Если это не предательство, то что это такое?

Увлекшись борьбой, вы хотите нанести удар правительству побольнее и обвинить его в измене, не имея доказательств.

— Доказательства есть!

— Тогда предъявите их!

— Мы и предъявим их в наших речах с кафедры Думы…

Так спорили члены Прогрессивного блока. Утром, за завтраком, днем, расходились в зловещем молчании, снова сходились и только к вечеру сошлись, сошлись на компромиссе. Оставили слово «измена» и намек, только намек, что нелепые действия правительства привели к тому, что «роковое слово “измена” ходит из уст в уста». Политики договорились, и Милюков произнес речь. Он обрушился на правительство, и основной удар направил на премьерминистра с несчастливой для того смутного времени немецкой фамилией Штюрмер. Он много и темно говорил о подозрительных личностях, окружающих российского премьера, пространно цитировал германские и австрийские газеты, иронизировавшие о том, что славянскую политику в России призван проводить немец Штюрмер, упомянул, осторожно перейдя на немецкий язык, что германская пресса давно причисляет Штюрмера к партии мира, которая группируется вокруг императрицы, по рождению немки!

Называл имена Распутина, Протопопова, другие имена из близкого окружения Распутина и императрицы, затем, перейдя вновь на русский, бросал намеки на какие-то германофильские салоны, на некие записки от правых партий, в пользу сепаратного мира с Германией, о которых он прочел в «московских газетах». В общем, щедро посыпая головы «думающих миллионов» бисером намеков «тоненьких на то, чего не ведает никто», искусный оратор Милюков сумел создать впечатление, что ему известно много больше того, что он сказал.

Речь Милюкова вызвала в правом крыле Государственной думы бурю. Правые депутаты несколько раз вставали с мест и заглушали речь Милюкова криками «Клевета! Клеветник!» В последующие за «обличением» дни правые не раз взбирались на кафедру — опровергать «обличительную речь». В некоторых словах правых ораторов были здравый смысл и довольно ясное осознание истинного смысла «разоблачений и обличений» своих политических противников.

Идет война за власть, за народоправство. Общество, не переставая говорить о войне, о ее значении, ее постоянно забывает, оно делает все для войны, но для войны с порядком, оно делает все для победы, но для победы над властью!

Свобода слова — великое дело! Но когда кафедра Государственной думы служит бронированной площадкой для ложных и бездоказательных обвинений и нападок в расчете на безнаказанность, тогда обязанность разумных элементов громко сказать: довольно, знайте меру, игра эта опасна, доиграетесь и вы, и Россия до несчастья!

Когда во время войны вы занимаетесь революционными митингами, правительство должно бы вас спросить — глупость это или измена?

Речь Милюкова вошла в историю под названием «Глупость или измена», отражающим основной тезис Милюкова. Эта была историческая речь. Но вся она была построена на лжи. Это признал вскоре и сам автор исторической речи. Когда империя пала, Милюков честно признал, что «никаких реальных данных у него не было и что он сказал намного больше того, чем знал на самом деле». Но как бы там ни было, речь была произнесена и принесла вскоре ощутимые результаты. Через десять дней человек с несчастливой немецкой фамилией Штюрмер ушел в отставку. Блок отпраздновал победу и выставил дальнейшие условия, и началась еще более яростная борьба, еще более ожесточенная агитация за то, чтобы «портфели были отданы никому, как генералам от революции».

33

Рассказывает Павел Милюков, историк, кадет, министр иностранных дел Временного правительства:

«Что Николай Второй больше не будет царствовать, было настолько бесспорно для самого широкого круга русской общественности, что о технических средствах выполнения этого общего решения никто не думал. Никто, кроме одного человека — Гучкова. Он не исключал и самых крайних форм устранения царя, если бы переворот совершился в форме, напоминавшей ему восемнадцатое столетие русской истории, — в форме убийства. Он признал перед ЧСК, что существовал у него и его друзей (которых он не хотел называть) «план захватить по дороге между Ставкой и Царским Селом императорский поезд, вынудить отречение, затем… одновременно арестовать существующее правительство и затем уже объявить как о перевороте, так и о лицах, которые возглавят собою новое правительство».

34

Из письма государыни Александры Федоровны к мужу:

«…эти скоты, Родзянко, Гучков и компания, являются душой чего-то большего (я это чувствую), у них цель вырвать власть…»

35

Интересную кличку дал Гучкову меткий на язык Пуришкевич. Владимир Митрофанович называл Гучкова «младотурком». Так же называла его государыня. Кадет Маргулиес вспоминал в эмиграции:

«В 1908 году трое русских, я в том числе, решили съездить в Константинополь, чтобы познакомиться с техникой турецкого переворота… Неудача нашей революционной попытки 1904–1905 года, удача турецкой, делала поездку поучительной. Каково же было изумление, когда в приемной Ахмет-Риза Бея мы встретили Гучкова». Начались консультации с «турецкими товарищами».

Вспоминает Николай Марков, автор книги «Войны темных сил»:

«Вскоре председатель комиссии государственной обороны 3й Государственной думы, Гучков, организовал в Петербурге на Сергиевской улице свой частный генеральный штаб из доброго десятка молодых и честолюбивых генералов и соответствующего числа полковников и капитанов Генерального штаба. Через этот частный штаб Гучкова установилась живая и непосредственная связь оппозиционной Думы с корпусом офицеров императорской армии. Семена военного младотурецкого переворота, вывезенные маргулиесами и гучковыми, принесли ядовитые плоды, и революция 1917 года оказалась удачной…»

36

В создании общероссийского скандала вокруг имени Распутина Гучкову, Родзянко и компании принадлежит одна из самых заметных, почетных ролей, в их распоряжении были самые действенные рычаги — думская кафедра и широко финансируемая Гучковым пресса.

Прежде чем «начать битву», Гучков проконсультировался с министром внутренних дел. Министр на вопрос Гучкова о Распутине, ответил, что «это чисто личный вопрос мистики царской семьи», и добавил, что «сам министр вмешательства Распутина в государственную жизнь не ощущает».

Мнение министра, не помешало Гучкову выступить против Распутина. В марте он произнес речь:

«Хочется говорить, хочется кричать — церковь в опасности, в опасности государство!.. Какую тяжелую драму переживает Россия… в центре этой драмы — загадочная трагикомическая фигура, точно выходец с того света или пережиток темноты веков… Какими путями этот человек достиг центральной позиции, захватив такое влияние, перед которым склоняются высшие носители государственной и церковной власти!»

Вскоре баронесса Икскуль фон Гильденбранд предложила Гучкову встретиться с Распутиным. Гучков предложение отверг.

Вместо этого он обратился к известному специалисту по сектантству Владимиру БончБруевичу и попросил встретиться с Распутиным, понаблюдать и дать точное заключение, сектант Распутин или нет. Бонч выполнил просьбу Гучкова. Он несколько раз встречался с Распутиным и подолгу беседовал с ним. Результатом этих встреч стала публикация в журнале «Современник» весной 1912 года, в которой специалист по сектам решительно отрицал принадлежность Распутина к сектанству. Это мнение будет полностью подтверждено в 1917 году другим специалистом, сектоведом Ильей Громогласовым, который занимался изучением личности Распутина по просьбе ЧСК.

Но решение использовать Распутина как способ дискредитации правящего царя было принято, и газетная кампания началась. Лидировала газета «Голос Москвы», издававшаяся родным братом Гучкова. Эстафета была подхвачена и прочими газетными изданиями. В публикациях превалировали такие определения, как «сектант, хлыст, развратник, эротоман, гипнотизер, вор, взяточник и конокрад.»

Распутин тяжело переживал поднявшуюся вокруг его имени шумиху. Ему пришлось поменять номер телефона, он обращался в полицию с просьбой оградить его от приставаний журналистов. В газете «Вечернее время» процитирован его разговор по телефону с надоедливым газетчиком, состоявшийся накануне войны:

«…мне наплевать — пишите! Ответите перед Богом! Да нечего говорить-то, врать можно сколько угодно… Принимал близко к сердцу… Теперь перегорело… Понял, что к чему идет и зачем…»

При помощи Гучкова и Родзянко по стране начали хождение подложные письма государыни и ее дочерей к Распутину, которые жадно читались и приводили общество к убеждению, что не только государыня является развратницей, любовницей эротомана и хлыста, но и старшая дочь государя тоже. Начали хождение различные фальшивки — фотографии, письма, записки «самого Распутина». Эти документы были тщательно проверены впоследствии ЧСК.

Рассказывает Владимир Руднев, следователь ЧСК:

«…я приступил к исполнению моей задачи с невольным предубеждением… вследствие читанных мною отдельных брошюр, газетных заметок и слухов, но тщательное и беспристрастное расследование заставило меня убедиться, насколько эти слухи и газетные сообщения были далеки от истины».

Владимир Родзянко, председатель Государственной думы, которого впоследствии станут называть самым громогласным и глупым участником заговора, несколько раз пытался убедить государя удалить Распутина, делал доклады, вооруженный слухами и газетными публикациями, организованными Гучковым. Выйдя от царя, постоянно сплетничал и врал. Родзянко не отрицал, что, пытаясь воздействовать на государя, он постоянно советовался с семьей своих родственников Юсуповых. Юсуповы с самого начала покровительствовали начатому дядей Мишей скандалу. Покровительствовала «разоблачениям Распутина» и сестра государыни великая княгиня Елизавета Федоровна, близкая подруга Зинаиды Юсуповой. Государыня не без оснований полагала, что одна из брошюр — «Григорий Распутин и мистическое распутство», принадлежащая перу религиозного писателя Новоселова, готовилась к выходу в свет с благословения и одобрения «дорогой Эллы». Отношения между сестрами становились все напряженнее — сестры разошлись по разные стороны баррикад. Окружение сестры постоянно интриговавшее против Распутина, государыня стала называть «ханжеской кликой Эллы».

Как относился к кампании по дискредитации трона сам государь? Доклады Родзянко и публикации в газетах вызывали у государя, который хорошо знал Распутина, только одно чувство — чувство раздражения и гнева. «Я буквально задыхаюсь в этой атмосфере сплетен и грязи», — говорил император. Но запретить публикации после дарования «свободы слова» он не мог. А открыть правду о Распутине и болезни наследника не решался. Но смысл шумихи вполне понимал.

Впрочем, не только император и императрица понимали смысл происходившего вокруг имени Распутина шумного скандала.

Рассказывает Василий Шульгин, член Прогрессивного блока:

«У В. изящно-грубоватая речь, мало подходящая к посту товарища министра внутренних дел. Он сказал: «Правда вот в чем… Нет Распутина, а есть распутство… Дрянь мы, вот и все. Все же, что говорят, что он влияет на назначения министров — вздор: дело совсем не в этом… Дело в том, что наследник смертельно болен. Вечная боязнь заставляет императрицу бросаться к этому человеку. Она верит, что наследник только им и живет… А вокруг этого разыгрывается весь этот кабак… сволочь мы… И левые, и правые. Левые, потому, что они пользуются Распутиным, чтобы клеветать, а правые, то есть прохвосты из правых, потому, что они, надеясь, что он что-то может для них сделать, ходят к нему. А в общем, плохо!»

37

Рассказывает начальник дворцовой охраны, генерал Александр Спиридович:

«…в военно-промышленном комитете Петрограда готовилась революция. Ее готовила рабочая фракция комитета под председательством меньшевика Гвоздева, которому покровительствовали Гучков и Коновалов. Они наивно полагали, что при перевороте, о котором они мечтали, рабочие будут орудием в их руках. Образовавшаяся окончательно в конце предыдущего года группа стремилась стать руководящим органом всего рабочего класса. Она выработала ряд резолюций с революционными требованиями… тогда же, она предприняла ряд мер для организации подобных групп по всей России. Гучков и Коновалов содействовали деятельности рабочих групп. В их присутствии оглашались резолюции рабочих о необходимости мира без аннексий и контрибуций… в то же самое время те же господа — Гучков и Коновалов, Некрасов нападали на правительство за то, что они хотят заключить сепаратный мир. Такова была двойная лицемерная политика Гучкова и компании, мечтавшей не о победе над немцами, а о победе над самодержавием. Они стремились к власти. Победа русской армии для них была страшна, так как лишь укрепила бы самодержавие, против которого они боролись. В недрах военно-промышленных комитетов работали рука об руку на государственный переворот представители рабочих и буржуазии. Пока им было по пути. Все это мне с горечью докладывали в охранном отделении, показывали документы».

38

Царское Село — Ставка. 13 декабря 1916 года.

«…он (Григорий), умоляет тебя быть твердым и властным и не уступать во всем Трепову… ясно, что я права, оставаясь твердой и внушая страх, и ты будь таким, ты — мужчина, только верь крепче в нашего друга. Он живет для тебя и России. А мы должны передать бэби (наследнику) сильную страну и не смеем быть слабыми ради него, иначе ему будет труднее царствовать, исправляя наши ошибки и крепко натягивая вожжи, которые ты распускаешь. Да будет твое наследие легким для Алексея! У него твердая воля и своя голова. Не давай ничему ускользать из твоих рук и не заставь его возводить все сызнова. Стала ли бы я так писать, если бы не знала, как легко ты можешь поколебаться и меняешь решения. Знаю, что тебе больно, когда я так пишу, но ты, бэби и Россия слишком дороги мне.

Прости за это письмо, но я не могла бы спать эту ночь, мучаясь за тебя. Я страдаю за тебя, как за нежного, мягкосердечного ребенка, а он слушает дурных советчиков, в то время как Божий человек говорит ему, что надо делать. Милый ангел, вернись скорей домой, — ах, нельзя, ведь у тебя ген!.. Почему не раньше, не могу понять, почему в тот же день, как и Дума — опять странное совпадение!

Сердце и душа горят тобой — любовь моя безгранична, оттого все, что пишу, кажется резким — прости, верь и пойми — я люблю вас обоих слишком глубоко — плачу о твоих ошибках и радуюсь каждому верному шагу.

Царское Село — Ставка.14 декабря, 1916 год.

«…ты должен быть твердым. Распусти Думу сейчас же. Когда ты сказал Трепову — 17, ты не знал, что они замышляли. Спокойно и с чистой совестью я сослала Львова в Сибирь, Гучкова, Милюкова, Поливанова — тоже в Сибирь. Теперь война, и в такое время внутренняя борьба есть высшая измена. Отчего ты не смотришь на это дело так же, как я, право, не могу понять! Я только женщина, но душа и мозг говорят мне, что это было бы спасением России».

Ставка — Царское Село. 14 декабря 1916 года.

«…дорогая моя! Нежно благодарю за строгий письменный выговор. Я читал его с улыбкой, потому что ты говоришь, как с ребенком… на 17е декабря назначен съезд генералов потому, что до этого дня у Гурко назначено несколько совещаний… нежно целую тебя и девочек и остаюсь твой «бедный, маленький и безвольный муженек». Так государь подпишет еще несколько писем к супруге.

Последнее письмо, подписанное «маленький и безвольный муженек», придет в Царское Село 16 декабря 1916 года, за несколько часов до убийства Распутина.

39

Великий князь Николай Николаевич-младший (Николаша), который был Верховным главнокомандующим русских войск в первый год Первой мировой войны, сыграл огромную роль в событиях, предшествующих Февральской революции… Один из тайных покровителей СРН. Женат на великой княгине Анастасии Николаевне (Стане), дочери черногорского князя Негоша. Родной брат Николая Николаевича, Петр Николаевич, был женат на родной сестре Станы, великой княгине Милице Николаевне. Оба брата находились под сильным влиянием своих жен, черногорок, которых в свете называли «черной оспой» и которых императрица Александра Федоровна называла «черными Женщинами». Обе дамы активно вмешивались в русскую политику, их основной целью была защита интересов Черногории на Балканах любой ценой. Милица и Стана были широко образованны, увлеченно занимались мистическими опытами, область их поисков была широка — от оккультизма до поиска провидцев и пророков в среде православия. Именно эти две женщины опекали Распутина в первые годы его появления в русской столице, и именно они познакомили Распутина с царской семьей. В дальнейшем с тревогой наблюдали все более укреплявшуюся дружбу «сибирского пророка» с царской семьей, а убедившись, что им не удается использовать Распутина как инструмент влияния на царя, начали кампанию по дискредитации личности своего бывшего «протеже»… Окончательный разрыв «Николаевичей» и Распутина произошел в 1912 году, когда Распутин применил всю силу своего убеждения, чтобы уговорить царя не вмешиваться в обострившийся конфликт на Балканах и не втягивать Россию в войну с Германией… Первая мировая война могла начаться еще тогда, в 1912–1913 годах, когда князь Негош, отец Милицы и Станы, объявил войну Турции. В войну вступили Сербия, Болгария, Греция… Германия и Австрия ответили молниеносно — они пригрозили войной. В Петербурге шли манифестации. «Победу славянству! Крест на святую Софию! Да здравствует великое содружество славян под крепкой рукой Великой России»!

В столице ждали начала мобилизации. Государя убеждали оказать военную поддержку братьям славянам. Накануне Романовских торжеств Россия и весь мир стали перед лицом первой мировой войны.

Рассказывает Матрена Распутина:

«Тогда, в 1912 году, Николай Николаевич ворвался у нам в квартиру. Он кричал на отца: «Ты свинья, Григорий, грязный неблагодарный мужик! Без меня ты был бы ничем, ничем — просто грязным бродягой! Кто привел тебя к царю? Кто? И вот твоя благодарность? Теперь, когда мне выпал такой случай, ты мне мешаешь?!» Отец ответил: «Ты просишь меня пойти против Бога. Война принесет несчастье России. Бог сказал — не убий и пока я жив…» Тут Николай Николаевич прервал отца. Он сказал: «Вот именно, пока ты жив! Русский великий князь не позволит грязному мужику так просто оскорбить себя». Он повернулся на каблуках, вышел из нашего дома, крепко хлопнув дверью, и больше мы его не видели. Вскоре произошло первое покушение на жизнь моего отца.»

Великий князь Николай Николаевич не простил Распутину вмешательства в планы своей семьи и учел силу влияния Распутина на царя. Когда в 1914 году Россия вновь встанет на край пропасти-войны, Распутину больше не удастся помешать планам военной партии. Он будет тяжело ранен в родном селе Покровское. По факту покушения будет проводиться расследование. Выяснится, что покушавшуюся на жизнь Распутина Хионию Гусеву послал бывший член СРН, бывший иеромонах Илиодор, а ныне организатор секты «Новая Галилея», Сергей Труфанов. Покровительство Труфанову оказывала анонимная, но очень высокопоставленная особа, благодаря которой Труфанову удастся благополучно ускользнуть от наказания и бежать за границу.

Во время первой мировой войны «дядя Николаша» был назначен государем Верховным Главнокомандующим Русской армии, и несмотря на крупные военные неудачи и не слишком успешное руководство боевыми действиями, пользовался огромным авторитетом среди солдат.

Рассказывает протопресвитер Русской армии и флота, отец Георгий Шавельский:

«В войсках авторитет его был необыкновенно высок, одни превозносили его знание военного дела, другие дрожали от одного его вида. С самого начала войны стали ходить разнообразные легенды: «Великий князь ходит под градом пуль бьет виновных генералов, срывает погоны и предает суду». Один офицер с клятвой уверял, что видел «своими глазами» великого князя в окопах, и я не мог уверить его, что этого не было. Великого князя Николая Николаевича все считали решительным, при внимательном же наблюдении за ним нельзя было не заметить, что его решительность пропадала там, где начинала угрожать серьезная опасность. Это сказывалось и в мелочах, и в крупном. На автомобиле он делал не больше 25 верст в час, опасаясь несчастья, он ни разу не выехал на фронт, опасаясь шальной пули, он ни за что не принял бы участия ни в каком перевороте или противодействии, если бы предприятие угрожало его жизни и не имело бы абсолютных шансов на успех. При больших несчастьях он или плыл по течению, или впадал в панику, как не раз случалось во время войны. У великого князя было много патриотического восторга, но ему не хватало патриотической жертвенности, я ни разу не слышал от него речи о простом народе. Он не выделялся из рядов нашей аристократии, отгородившейся от народной массы высокой стеной всевозможных привилегий и слабо сознававших свой долг пещись о нуждах многомиллионного простого народа. Сказывался эгоизм и близорукость, ибо для действительного и прочного возвеличения Российского государства требовалось повышение уровня жизни народа и приобщение его к культурной жизни».

Николай Николаевич пробыл в качестве Верховного до 1915 года, пока на этом посту его не сменил сам государь.

Причиной смещения Николая Николаевича послужили слухи о заговоре, который «Николаша» замышлял против императора и императрицы. Государь долго не соглашался верить слухам об «измене своего дяди Николаши», но, очевидно, предоставленные доказательства заставили его поменять свое мнение, и отставка великого князя состоялась.

Рассказывает Александр Спиридович, начальник дворцовой охраны:

«…из Москвы были получены письма, в которых говорилось о совещании земств и городов, которое вынесло постановление добиваться устранения государя от вмешательства в дела войны, и даже верховного управления, об учреждении диктатуры или регентства в лице великого князя Николая Николаевича. Заговорили о заключении императрицы в монастырь, и это связывалось со Ставкой, тогда же я получил письмо-доклад из Петербурга о том, что в кружке Вырубовой уже имеются сведения о заговоре, настроение императрицы беспокойное, уехавший на родину Распутин советовал остерегаться «Миколы с черногорками. Государь принял решение о смещении «Николаши». Хлопая рукой по папке, государь сказал: «Здесь накопилось достаточно документов против великого князя Николая Николаевича. Пора кончать с этим вопросом».

Из письма Зинаиды Юсуповой к сыну, написанного за три недели до убийства Распутина:

«Теперь поздно, без скандала не обойтись, а тогда можно было спасти, требуя удаления управляющего (государя) на все время войны и невмешательства Валиде (государыни) в государственные вопросы. И теперь, я повторяю, что пока эти два вопроса не будут ликвидированы, ничего не выйдет мирным путем, скажи это дяде Мише (Родзянко)».

Из письма императрицы Александры Федоровны мужу, написанного за несколько дней до убийства Распутина:

«Милый, остерегайся, чтобы Николаша не вырвал у тебя какого-нибудь обещания — помни, что Григорий спас тебя от него и от его дурных приближенных. Будь холоден, не будь слишком добр с ним. Ради блага России помни, что они намеревались сделать — выгнать тебя, а меня заточить в монастырь…»

Накануне отречения государя именно телеграмма великого князя Николая Николаевича, назначенного командовать Кавказским фронтом, сыграла определяющую роль в решении, принятом государем. Великий князь советовал своему племяннику отречься от престола.

Телеграмма на имя Родзянко (Тифлис, 2 марта 1917 года).

«Сейчас я в согласии с мнением генерала-адьютанта Алексеева обратился к государю с верноподданнической мольбой — ради спасения России и победоносного окончания войны принять решение, признаваемое нами единственным выходом при создавшихся роковых условиях. Главнокомандующий Кавказской армией, генерал-адъютант Николай».

В адрес Временного правительства:

«Сего числа я принял присягу на верность Отечеству и новому государственному строю. Свой долг выполню, как мне повелевает совесть и принятые обязательства. Великий князь Николай Николаевич».

В этот же день, второго марта, великий князь был вновь назначен указом отрекшегося государя Верховным Главнокомандующим, однако через семь дней Временное правительство отрешило его от должности.

После революции великий князь оказался в Крыму, пережил большевистский плен и был освобожден германскими войсками. В Крыму великий князь Николай Николаевич получил известие о расстреле большевиками царской семьи.

Рассказывает протопресвитер Русской армии, отец Георгий Шавельский:

«…последний раз я видел великого князя в 1918 году. Настроение в великокняжеской семье было повышенное. При всем умении скрывать свои чувства… не могли скрыть, что им очень хочется видеть великого князя возглавляющим освободительное движение. Еще более заметно это было на младших особах этой семьи. Великий князь всегда был склонен к мистицизму, под влиянием последних переживаний его мистические настроения усилились, он был зачарован пророчествами некой матушки Евгении, вещавшей о великом князе в роли спасителя России и в экстазе видевшей его уже с венцом на голове

Наиболее спокоен был князь Роман Петрович (сын Милицы Черногорской и брата Николая Николаевича, Петра). Роман Петрович — естественный наследник при успехе противобольшевистской борьбы и возможном за тем приглашением Россией на Всероссийский престол великого князя Николая Николаевича, как возглавителя этой борьбы. Великая княгиня Милица Николаевна мечтала о короне на голове своего сына Романа».

Вскоре, не дождавшись приглашения от лидеров зарождающегося Белого движения, великий князь Николай Николаевич отбыл в эмиграцию. В эмиграции выдвигал свою кандидатуру на престол Романовых.

40

Великий князь Кирилл Владимирович был сыном великого князя Владимира Александровича, родного брата Александра Третьего и великой княгини Марии Павловны-старшей, урожденной немецкой принцессы Мекленбург-Шверинской.

После цесаревича Алексея, после великого князя Михаила Александровича Кирилл Владимирович согласно закону о престолонаследии имел несомненное юридическое право на наследование престола.

Но несомненность эта была разрушена женитьбой великого князя Кирилла.

В феврале 1903 года император Николай Второй отправил к Кириллу его родного брата Бориса. Борис должен был передать великому князю Кириллу письмо, в котором император выражал свое отношение к намерениям родственника жениться на своей двоюродной сестре Виктории-Мелите (великой княгине Виктории Федоровне), которая незадолго до того развелась со своим первым мужем, великим герцогом Эрнстом-Людвигом Гессенским:

«Милый Кирилл… я уже давно слыхал о твоем злосчастном увлечении… ведь ты знаешь, что ни церковными установлениями, ни нашими фамильными законами браки между двоюродными братьями и сестрами не разрешаются. Ни в каком случае и ни для кого я не сделаю исключений из существующих правил… я безусловно запрещаю тебе жениться на ней. Если же тем не менее ты настоял бы на своем… то предупреждаю, что лишу тебя всего…»

И тем не менее мать великого князя, Мария Павловна, «столб семейства», как называла ее императрица Александра Федоровна, не теряла надежды на то, что ее сыновьям когданибудь, при случайном повороте судьбы, может выпасть счастливая карта. В 1908 году, в год знакомства великого князя Михаила с красавицей Натальей Вульферт, Мария Павловна предприняла шаг, который устранял формальное препятствие к наследованию престола ее сыновьями. Она, русская великая княгиня, много лет остававшаяся в протестантской вере, после долгого раздумья и консультаций приняла православие, исполнив пункт 35 Закона «О престолонаследии».

К 1916 году относятся попытки Марии Павловны устроить свадьбу дочери государя, Ольги, несостоявшейся пока невесты великого князя Дмитрия Павловича, со своим вторым сыном, Борисом, который, по общему мнению, отличался эксцентричностью, и никогда ничем, кроме вина, женщин и изысканной еды, всерьез не занимался.

Из писем императрицы Александры Федоровны к мужу.

28 января 1916 года.

«…с годами любовь усиливается, как тяжко переносить жизнь без твоего милого присутствия. О, если бы наши дети могли быть так же счастливы в своей супружеской жизни. Мысль о Борисе чересчур несимпатична. Я убеждена, что девочка никогда не согласится выйти за него, и я вполне понимаю ее. Только никогда не давай Михень (так называли Марию Павловну родственники) угадать, что другие мысли наполняют ум и сердце девочки. Это священная тайна молодой девушки, и если бы о ней узнали другие, это ужасно огорчило бы Ольгу — она очень щепетильна».

13 февраля 1916 года.

«Чем чаще думаю о Борисе, тем яснее становится мне, в какую ужасную компанию попала бы его жена… бесконечные интриги, развязные манеры и разговоры… да притом бурное прошлое Бориса. Отдать сильно пожившему, истрепанному, видавшему всякие виды человеку чистую, молодую девушку, которая моложе его на восемнадцать лет, и поселить в их доме, где многие женщины «делили» с ним жизнь! Его женой может быть только женщина, знающая свет, могущая судить и выбирать с открытыми глазами. Неопытная молодая девушка страдала бы ужасно, получив мужа из четвертых, пятых и более рук, женщина скорее бы примирилась с этим, если бы любила.

Поэтому тебе следует слегка держать Дмитрия (великого князя Дмитрия Павловича) в руках и разъяснить ему значение супружеской жизни.

Таким образом, брачные предложения Марии Павловны были отвергнуты.

К концу 1916 — началу 1917 года салон великой княгини Марии Павловны стал одним из центров, в котором группировалась «великокняжеская фронда». Получая об этом сведения, государыня считала, что Мария Павловна как мать ближайших претендентов на престол готовит покушение на власть.

Опасения были не беспочвенны. «Михень» была сильной, волевой и весьма властолюбивой женщиной.

Рассказывает Мириэль Бьюкенен, дочь английского посла при русском дворе:

«…она ничего не боялась и обладала слишком волевым характером, чтобы ее можно было игнорировать и оттирать на задний план… Говорили, что она тщеславна и честолюбива. Мария Павловна принимала самое деятельное участие как в русской, так и в иностранной политике».

Похоже, что именно сильный характер «столпа семейства» Владимировичей сыграл несчастливую для семейства Владимировичей роль в событиях предреволюционных дней. Во всяком случае, ни одна группа заговорщиков ни разу не назвала сынов великой княгини в числе своих кандидатов ни на регентство, ни на престол.

Рассказывает Александр Спиридович, начальник дворцовой охраны:

«…с осени либеральная оппозиция перешла в открытое наступление… на конспиративных собраниях все чаще говорили о низвержении государя и передачи трона наследнику. Думали назначить регента, которым мог быть великий князь Михаил Александрович, либо великий князь Николай Николаевич… и великий князь Кирилл Владимирович. Говорили, что первых двух выдвигала общественность, а последнего рекомендовала Мария Павловна»…

По всей вероятности, осознание своих прав на престол Романовых, с одной стороны, и нежелание «общественных сил» видеть на престоле одного из «Владимировичей» — с другой, послужило причиной неприятного эпизода, разыгравшегося в первые дни Февральской революции, еще до отречения императора Николая Второго от престола.

Из письма императрицы Александры Федоровны к мужу:

2 марта 1917 года.

«Кирилл ошалел, я думаю. Он ходил к Думе и Экипажем, и стоит за них.»

Из интервью, данного великим князем Кириллом, «Биржевым новостям»:

«…разве я скрыл от народа свои глубокие верования, разве я пошел против народа? Вместе с любимым мною Гвардейским экипажем я пошел в Государственную думу, этот храм народный, с падением старого режима удастся наконец вздохнуть свободно! Впереди я вижу лишь сияющие звезды народного счастья».

Рассказывает генерал Епанчин:

«…В тот день, когда в Думу прибыл великий князь Кирилл Владимирович, мой друг по полку, Стахович, был дежурным при председателе Думы и находился в приемной Родзянко. Когда великий князь вошел в приемную, Стахович пошел к нему навстречу и… тотчас доложил Родзянко. Родзянко попросил великого князя войти в кабинет. Затем прошло не более двухтрех минут, как дверь открылась… и Родзянко, так сказать, стал выдвигать из кабинета великого князя Кирилла Владимировича, упрашивая его удалиться… на что великий князь просил Родзянко выслушать его, а Родзянко продолжал упрашивать уйти… Великий князь Кирилл Владимирович приказал роте Гвардейского экипажа, охранявшей Александровский дворец, в котором жила императрица Александра Федоровна со всеми детьми, вернуться в Петербург. Все матросы ушли, а офицеры остались на своем посту. В это время все царские дети были больны, а в Царском взбунтовались гарнизон и чернь. И вот командир Гвардейского экипажа, двоюродный брат государя, лишил царскую семью охраны в такой ужасающей обстановке. Вот уж, действительно, можно сказать, не ведал, что творил»

Кирилл Владимирович, его мать и братья оказались в числе тех немногих Романовых, кому удалось спастись от рук большевиков. В эмиграции, за год до смерти своей матери, великой княгини Марии Павловны, Кирилл Владимирович возложил на себя титул «блюстителя Русского императорского престола». Через два года, в 1924 году, он объявил себя русским императором.

41

Великий князь Дмитрий Павлович выставлял свою кандидатуру на Русский престол в эмиграции. Это было в Париже, в начале двадцатых годов.

Оборванные и бедные русские эмигранты собирались на монархические сходки в душных и прокуренных залах веселого города, зачитывали пространные цитаты из Основного закона уже несуществующей империи и чуть ли не до рассвета обсуждали права и достоинства трех великих князей. Имена всех трех претендентов не содержали никаких неожиданностей.

Великий князь Кирилл Владимирович, великий князь Николай Николаевич и… великий князь Дмитрий Павлович!

Так, Дмитрий Павлович, заявив о своих правах на престол, подтверждал то, что считал себя в своем праве, и мысль о престоле давно владела помыслами Дмитрия Павловича Романова, внука царя-освободителя.

Рассказывает Александр Спиридович, русский эмигрант, бывший начальник дворцовой охраны:

«…1916 год. Время было ужасное, недаром один из убийц Распутина серьезно говорил после убийства о возможности возведения его на царский престол»…

42

Рассказывает Василий Маклаков, кадет, член Прогрессивного блока:

«В начале ноября 1916 года ко мне обратился князь Юсупов… с просьбой его принять. В назначенный час он приехал. Юсупов приехал ко мне в те дни, когда дело Думы, поставившее своей задачей удалить из правительства Штюрмера и Протопопова, казалось выигранным. Юсупов начал приблизительно так: что лично он глубоко сочувствует и поддерживает наши усилия по критике правительства и верит, что мы и наши друзья желаем блага России. Но мы, по словам князя, идем ложным путем, потому, что не знаем главного — какую роль во внутренней политике страны играет Распутин… Юсупов принялся уверять меня, что именно он, Распутин, играет ключевую роль во внутренней политике России. Государь до такой степени верит и находится под влиянием Распутина и лично сам, и через императрицу, что если бы произошло народное восстание, народ шел на Царское Село и войска бы разбежались и перешли на сторону восставших и требовали бы отставки того или иного министра, а с государем бы остался один Распутин, говорил бы ему «не бойся», то государь бы не уступил. Затем Юсупов еще раз повторил, что все наши попытки изменить политику помимо Распутина в корне ложны, и что у нас, членов Прогрессивного блока, есть только два выбора — либо приобрести Распутина, либо его убить… «Иного выхода у вас нет!», — сказал Юсупов.

На это я, помню, ответил ему несколькими банальными фразами, что дело, очевидно, не в Распутине, а в режиме… Что если убьют или уберут Распутина, то появится кто-нибудь еще… но на это Юсупов с большой живостью возразил, сказав, что я не могу об этом судить, поскольку не занимаюсь оккультизмом, а он занимается, и давно, и поэтому может полностью заверить — такие люди, как Распутин, с такой магнетической силой появляются раз в столетия… Сила его такова, что он, Юсупов, своими глазами видел, как государь когда императрица шла от Распутина требовать от него чего-нибудь, прятался от нее, поскольку знал, что не в силах будет отказать. Юсупов добавил, что эта мистическая сила сейчас в полном развитии… поэтому устранение Распутина будет иметь хорошие последствия. Если Распутин будет убит, императрицу придется через несколько же дней посадить в дом для душевнобольных, поскольку ее душевная жизнь поддерживается только Распутиным. А если императрица будет сидеть в больнице и не сможет влиять на государя, то он по своему характеру будет очень недурным конституционным государем. Потом Юсупов привел множество доказательств, что сила Распутина действительно сверхъестественная, и напоследок категорически заявил, что он твердо решил, что Распутина необходимо убить. Я в виде последних возражений указал князю на опасность, которой князь лично подвергнется, если предпримет покушение на царского друга. Юсупов с некоторым недоумением ответил, что и не предполагает сделать это убийство сам. Юсупов сказал мне, что если бы он, почти член императорской фамилии, это сделал, то это, в сущности, уже революция, он указал мне, что революционеры, которые не раз жертвовали собой для убийства министров, должны понимать, что ни один министр не причинил России столько вреда, сколько Распутин. Я, в свою очередь, указал ему, что революционеры — враги самого режима… и Распутин оказывает революционерам несравненную услугу, и никто из них не тронет того, кто своей скандальной славой пошатнул в России обаяние монархии. Тогда Юсупов сказал, что если на это не пойдут идейные революционеры, то, может быть, можно было бы найти людей, которые сделают это за деньги… Я указал ему, что это было бы величайшей неосторожностью и что я могу дать ему один совет — никогда об этом ни с кем не говорить, он, может быть, найдет человека, который согласится сделать это за деньги, но такой человек скоро поймет, что ему выгоднее шантажировать Юсупова, чем убивать Распутина… На этом у нас довольно скоро разговор кончился. Таким образом, мотивируя необходимость убить Распутина, Юсупов ничего не говорил про связь Распутина с немцами… Когда Юсупов уходил, я сказал ему, что поддерживаю свой совет не обращаться к людям, которые бы стали делать это из корысти, но что если он еще хочет когда-либо поговорить на эту тему, я к его услугам».

43

Рассказывает Василий Маклаков, адвокат, кадет, член Прогрессивного блока:

«…за несколько дней до предполагаемого убийства Юсупов обратился ко мне с просьбой во время убийства быть у него в доме… но через несколько дней меня встретил Пуришкевич и сказал от имени Юсупова, что он не просит меня больше быть там, так как этому воспротивился великий князь Дмитрий Павлович, который находил, что к этому делу не нужно привлекать политически левых элементов, что убийство затеяно истинными монархистами для спасения монархии и участие кадета придало бы ему совершенно иной характер».

44

Фрагменты переписки Феликса и Ирины Юсуповых в дни, предшествующие убийству:

Феликс.

«…я ужасно занят разработкой плана об уничтожении Распутина. Это теперь просто необходимо, а то все будет кончено… Дмитрий Павлович обо всем знает и помогает. Все должно произойти в середине декабря, когда Дмитрий приезжает… ни слова никому о том, что я пишу… скажи моей матери, прочитай ей мое письмо…»

Ирина.

«…я половину не поняла, но вижу, что ты собираешься сделать что-то дикое. Вижу, что ты в диком энтузиазме и готов лезть на стену…»

Феликс.

«…вся моя голова разрывается на части от всяких мыслей и планов… План, про который я тебе пишу, разработан детально, уже три четверти сделано, остается финальный аккорд… это единственный способ спасти положение, которое почти безвыходно… ни слова никому…»

Ирина.

«…ты не знаешь, что со мной… все время хочется плакать. Настроение ужасное, никогда такого не было…»

Феликс.

«…репетиции идут благополучно… пришли телеграмму, что заболела и просишь меня приехать в Крым, это необходимо…»

45

Рассказывает Владимир Руднев, следователь ЧСК:

«Мои предположения о нравственных качествах госпожи Вырубовой, вынесенные из продолжительных бесед с ней вполне подтверждались проявлением ею чисто христианского всепрощения в отношении тех, от кого ей пришлось много пережить в стенах Петропавловской крепости. Об этих издевательствах со стороны крепостной стражи я узнал не от нее, а от госпожи Танеевой (матери Анны Вырубовой). Только после этого госпожа Вырубова подтвердила все сказанное матерью, с удивительным спокойствием и незлобивостью заявив: «Они не виноваты, не ведают бо, что творят». Печальные эпизоды издевательства над личностью Вырубовой тюремной стражи, выражались в форме плевания в лицо, снимания с нее одежды и белья, сопровождаемого битьем по лицу и по другим частям тела больной, еле двигавшейся на костылях женщины. И угроз лишить жизни «наложницу государя и Григория». Данные медицинского освидетельствования госпожи Вырубовой, произведенного в мае 1917 года по распоряжению ЧСК: данные эти установили с полной несомненностью, что госпожа Вырубова девственница».

Рассказывает Анна Вырубова, подруга императрицы:

«Допросы Руднева продолжались все время. Я спросила доктора: за что мучат меня так долго?.. Он успокаивал меня, но предупредил, что впереди меня ожидает еще худший допрос. Раз он пришел, закрыл дверь и сказал, что комиссия поручила ему переговорить со мной с глазу на глаз… что мне нужно пройти через «докторский допрос», и чтобы реабилитировать себя, я должна на это согласиться! Многих вопросов я не поняла, другие же вопросы открыли мне глаза на бездну греха, который гнездится в думах человеческих. Когда осмотр закончился, я лежала на кровати, закрывая лицо руками. С этой минуты доктор стал моим другом, — он понял глубокое беспросветное горе незаслуженной клеветы, которое я несла много лет».

46

Из свода Основных законов Российской империи.

«О совершеннолетии государя императора, о правительстве и опеке».

43. Назначение Правителя и Опекуна, как в одном лице совокупно или же раздельно, зависит от воли и усмотрения царствующего Императора, которому, для лучшей безопасности, следует учинить выбор сей на случай Его кончины.

44. Когда при жизни Императора такового назначения не последовало, то, по кончине Его, правительство государства и опека над лицом Императора в малолетстве принадлежит отцу и матери, отчим же и мачеха исключаются.

45. Когда нет отца или матери, то правительство и опека принадлежат ближнему к наследию престола, из совершеннолетних обоего пола родственников малолетнего Императора.

46. Законные причины неспособности к правительству и опеке суть: 1. безумие, хотя бы оно было временное, 2. вступление вдовых, во время правительства и опеки, во второй брак.

47

Бадмаев Петр Александрович, бурят.

Окончил Петербургский университет, факультет иностранных языков. Принял православие, крестником его был император Александр Третий. Служил в департаменте Министерства иностранных дел, преподавал монгольский язык. Действительный статский советник. Занимался политикой, автор нескольких проектов, касающихся русской политики на азиатском Востоке. Несколько раз оказывал серьезную помощь в разрешении политических и внутренних проблем в интересах России. С 1875 года стал практиковать тибетскую медицину. Как отзывался о Бадмаеве хорошо осведомленный начальник дворцовой охраны Александр Спиридович, «он умный, опытный старый человек, знал многое в Петрограде. Бадмаев был очень хорошим врачом, лечил методами тибетской медицины и имел большую клиентуру, но Распутин ему не доверял…»

Рассказывает Владимир Руднев, следователь ЧСК:

«Доктор тибетской медицины Бадмаев водил знакомство с Распутиным, но их личные отношения не выходили из рамок отдельных услуг со стороны Распутина по проведению очень немногочисленных ходатайств. Хотя Бадмаев и был врачом министра внутренних дел Протопопова, однако царская семья относилась критически к способам его врачевания. Григорий Распутин тоже не был поклонником тибетских медицинских средств. Несомненно установлено, что Бадмаев в покоях царских детей в качестве врача никогда не появлялся».

История взаимоотношений Бадмаева и Распутина была такова:

Первоначально Бадмаев был настроен против Распутина, скрывал у себя иеромонаха Илиодора (Сергея Труфанова), и именно Бадмаев был повинен в том, что в руки Гучкова и Родзянко попали копии знаменитых писем царской семьи к Распутину, украденные Илиодором, когда он был в гостях у Распутина, в Сибири. Сохранившийся архив Бадмаева позволяет проследить, как забавно менялись эти письма, посланные Распутину царской семьей по характеру и содержанию, попав в руки врагов правящего императора.

Из письма Илиодора к Бадмаеву.

«…посылаю письма. Письма эти, мне кажется, сами по себе ничего особенного не представляют, но когда примешь во внимание, какому нераскаянному развратнику они написаны, то кожу морозом дерет…»

Письмо великой княжны Ольги, дочери государя, к Распутину, (копия, переданная Бадмаеву, текст оригинала не известен):

Мой милый, дорогой, любимый друг!

Так жалко, что давно тебя не видела. Часто очень хочу тебя видеть и много о тебе думаю. Пожалуйста, напиши мне письмо, я так люблю их получать. Как поживают твои жена и дети. Помнишь, что ты мне говорил про Николая, что не надо слишком, но правда, если бы ты мог знать, как это трудно, когда я вижу, то ужасно! Прости ты меня пожалуйста, я знаю, наверное, это не очень хорошо, мой добрый друг. Дай Бог, мама дорогая в эту зиму не будет хворать. До свидания, дорогой, очень любимый друг. Пора пить чай. Помолись за очень верную тебе и горячо любящую тебя твою Ольгу».

Копия, снятая с этой копии письма, имеет совершенно иной характер, про нее не скажешь, что письмо ничего особенного не представляет:

«…Николай меня с ума сводит. Как только войду в собор и увижу его, то готова на стенку лезть, все тело трясется! Так бы и бросилась на него. Ты мне советовал осторожнее поступать. Но как быть осторожнее, когда я с собой не могу совладать».

В 1912 году, прочитав сообщение о болезни наследника в Спале, Бадмаев пишет государю письмо, содержащее медицинские советы. Письмо сохранилось, и оно позволяет сделать вывод о том, что приверженцу тибетской медицины ничего не было известно об истинном характере болезни наследника, т. е. о гемофилии.

«Ужас объял меня, когда я прочитал сегодня вечером бюллетень о состоянии здоровья государя наследника. Европа не имеет никаких средств против ушиба наружного и внутреннего»…

Впоследствии Бадмаев лично познакомился с Распутиным, и переменил свое отношение к другу государей. «Умный и интересный простой мужик, необразованный, а понимает вещи лучше, чем образованный»

В 1916 году он настойчиво пытался обратить внимание государей на опасность слухов, распространявшихся вокруг имени Распутина.

Из письма к Анне Вырубовой.

«Много лживых документальных данных имеется относительно Григория Ефимовича. Меня очень беспокоит, что вы и верящие вам лица, мало обращаете внимания на это серьезное в будущем дело…»

Из письма к Николаю Второму:

«Только дальновидные и мудрые могут избавиться от стрел, направленных клеветниками и лжецами под благовидным покровом культурности, просвещения, справедливости и чистоты сердца… на ложь и клевету нужно обращать серьезное внимание…»

Из письма к Александре Федоровне:

«Я сказал Григорию Ефимовичу, что он и Анна Александровна часто бывают окружены Азефами (провокаторами), и хотя эти Азефы ловкие, хитрые и неглупые люди, но стремления их часто бывают очень опасны. Кажется, много раз пришлось в этом убедиться…»

Узнав о смерти Распутина, Бадмаев написал письмо к Николаю Второму:

«Глубокая скорбь подсказывает написать следующее: вспоминая исторически все, что происходило и происходит с момента, когда я стал сознательно трудиться, еще в бозе почившего Александра Второго, вспоминая великое трудолюбие царя — миротворца и лично зная Ваше Величество с детского возраста, поговорив с Ее Величеством, был счастливо поражен удивительным духом, знанием и искренностью царицы, увидев государя наследника, подробно схватил его умное детское личико, поговорив несколько минут с августейшими дочерями Вашего Величества, взглянув на их трудолюбивые с детской чистотой личики, я был глубоко тронут и в то же время глубоко возмущен рассказами, распространяемыми умышленно врагами нашего отечества.

Неужели мы все, а всех нас много, не можем бороться с этими немногочисленными, но жестокими крамольниками. Жестокость их особенно обнаружилась в последние дни. Эта жестокость проникла в душу предводителя якобы правых, проникла и омрачила четыре, почти детские души, шестая же душа, даже не поддается пониманию человеческого естества. Можно ошибаться, можно заблуждаться, питать ненависть, злобу, но сделаться кровожадным зверем не так легко…

Имеются особы, которые позволяют себе думать, что совершен патриотический акт. Нелегко жить в этой смрадной атмосфере, которая создала вокруг темноту».

Интересна «арифметика жестоких душ», которая просчитана Петром Бадмаевым. Первая душа — это, несомненно, Пуришкевич. Еще четыре «почти детские души» — вероятно, души великого князя Дмитрия и детей великого князя Александра Михайловича — Андрея, Федора и Никиты, которых молва называла, не без основания, соучастниками убийства, и на основании их соучастия говорила о «заговоре молодых князей». Итого пять «жестоких душ». Шестая же душа, «не поддающаяся пониманию человеческого естества», это организатор убийства Феликс Юсупов.

48

Рассказывает Анна Вырубова, близкая подруга императрицы:

«…вначале он (наследник) был хорошеньким, хорошо физически развитым мальчиком, но скоро врачи констатировали, что у царевича ужасная наследственная болезнь — гемофилия.

Я вспоминаю красивого, похожего на херувима ребенка с золотыми волосами и прелестными разумными глазами, но при малейшем ушибе его тело покрывалось синяками. Наследника оберегали, как могли, что далеко не всегда помогало — ребенок был подвижный, и после каждого ушиба он горько плакал ночи напролет».

Гемофилия.

«Болезнь крови. Характеризуется неспособностью организма самостоятельно останавливать кровотечения ввиду неспособности крови к свертыванию. Смерть может наступить даже при незначительном внешнем или внутреннем поражении тканей. Клиническая гемофилия характеризуется выраженной с ранних лет склонностью к кровотечениям, интенсивным даже после незначительных травм. Типичными для гемофилии являются суставные кровоизлияния, чаще всего в коленных и локтевых суставах, как следствие возникают воспалительные процессы. После таких воспалений опухшие и покрасневшие суставы крайне болезненны, процесс сопровождается сильным повышением температуры тела. Болезнь начинает проявляться в самом раннем возрасте, с годами ее интенсивность ослабевает. Если больные переживают период детства, то перспективы их дальнейшей жизни неплохи»

49

Морис Палеолог, французский посол в России в 1914–1917 годах. Автор воспоминаний «Царская Россия накануне революции». Москва — Петроград, 1923 год.

50

Самюэль Хор, глава военно-разведывательной миссии в России, автор мемуаров «Четвертая печать. Конец русской главы», вышедших в Лондоне в 1930 году.

В 1916 году проживал в Петрограде, в небольшой квартире на Мойке, недалеко от юсуповского дворца. В связи с увеличением слухов о намерениях государыни и Распутина заключить сепаратный мир с Германией особое внимание уделял личности Распутина.

«…каждый день до меня доходили все новые и новые слухи о действиях и намерениях Распутина, иногда удавалось получать подробную информацию о его планах и силе влияния на политику».

Одним из основных источников получения разведывательной информации стал граф Эльстон, князь Феликс Юсупов-младший, на которого Самюэлю Хору удалось собрать обширное досье. В сентябре 1916 года британский разведчик и Феликс Юсупов вошли в тесный контакт с помощью подчиненного Хора — университетского приятеля Феликса, Освальда Райнера. О том, что именно рассказывал Юсупов разведчику-британцу, обеспокоенному судьбой военного союза с Россией, можно судить и по книге «Конец Распутина», и по более поздним интервью, которые на исходе жизни дал Феликс Юсупов англичанину Ричарду Коуэну:

«Распутин был немецким агентом. Я в этом убежден, потому что он сам говорил мне об этом. Я повторяю только его собственные слова. Ему платили немцы. Он был вражеский агент, и он познакомил меня и представил наиболее важным шпионам».

В дальнейшем князь Юсупов стал для Хора источником не только дезинформации, но и серьезных неприятностей. Самюэль Хор рассказывал, что тогда, в 1916 году, он стал одним из подозреваемых в организации покушения на Распутина. Хор жаловался на кем-то пускаемые упорные слухи о его прямом участии в убийстве. Хор свое участие категорически отрицал, признавая только то, что заранее знал о готовящемся убийстве от участников преступления, и раньше, чем кто-либо, узнал о самом факте и об обстоятельствах совершенного убийства. Во всяком случае, документально известно, что в британское посольство известие о совершившемся пришло еще до того, как Распутин выбрался из подвала и во дворе юсуповского дворца началась стрельба.

Анализ секретных донесений, которые отправлял Хор своему правительству в связи с обстоятельствами убийства Распутина, позволяет сделать безусловный вывод: Хор знал о произошедшем в юсуповском дворце с чужих слов, в его отчетах содержатся серьезные фактические ошибки. Но надо признать и очевидное: тогда, в декабре 1916 года, Хор был среди тех, кто поддерживал планы убийц и радовался устранению «немецкого шпиона и заговорщика», а Освальд Райнер утверждал, что непосредственно участвовал в некоторых действиях по подготовке знаменитого убийства.

Рассказывает Александр Спиридович, начальник дворцовой охраны:

«…Хор, сделавшийся знаменитостью, сетовал в своих воспоминаниях на то, что правые круги считали его подстрекателем к убийству Распутина. Он признавался, что Пуришкевич сообщил ему лично, что они планируют убийство… после русской катастрофы, Хор писал: «Я понял позже, что было бы лучше, чтобы убийство Распутина никогда не имело бы места».

51

Иеромонах Илиодор, в миру Сергей Труфанов, организатор покушения на жизнь Распутина в 1914 году, закончившегося для Распутина тяжелым ножевым ранением в живот, автор знаменитой книги «Святой Черт», которая была опубликована в России уже после революции в издательстве «Голос минувшего».

Рассказывает писатель Евгений Чириков:

«Какой яркий предвестник будущего Ленина! Предтеча большевизма в монашеской рясе… оба авантюристы, фантазеры, фанатики, честолюбцы и властолюбцы, только один удачник, а другой неудачник…»

Рассказывает Александр Романов, следователь ЧСК:

«Книга «Святой Черт»… была проверена документально и оказалась наполненной вымыслом, множество телеграмм, которые приводит в ней Илиодор, никогда в действительности посылаемы не были. Проверка производилась по номерам телеграмм, кроме того, комиссия имела в своем распоряжении не только телеграфные ленты, но даже подлинники всех телеграмм…»

Книга Сергея Труфанова — Илиодора представляет собой повествование скабрезного, порнографического содержания. Поскольку было известно, что бывший иеромонах Илиодор несколько лет подряд общался с Распутиным, читатель должен был принимать все написанное за «истинную и святую правду».

Рассказывает Владимир Руднев, следователь ЧСК:

«…этим вопросом заинтересовался департамент полиции и на свой риск и страх вступил в переговоры с женой Илиодора о приобретении этой книги, за которую, как я помню, он просил 60 000 рублей… дело было предоставлено на рассмотрение императрицы, которая с негодованием отвергла гнусное предложение Илиодора, заявив, что белое не сделаешь черным, а чистого человека не очернишь».

У книги Труфанова оказалось много покровителей и вдохновителей, тайных и явных. Среди явных — и «буревестник революции» Максим Горький.

Из письма Максима Горького, писателя:

«…я уверен, что книга Илиодора о Распутине была бы весьма своевременна… она может принести многим людям несомненную пользу… я настаивал бы, чтобы Илиодор написал эту книгу».

Что касается «несомненной пользы», то ее учуяли не одни революционеры. Желающих попользоваться нашлось много. Когда Илиодору удалось ускользнуть от следствия по делу о покушении на жизнь Распутина и бежать за границу, многие заинтересовались скандальной книгой. В Христиании, где новоявленный писатель временно остановился, его посещали и беседовали с ним представители американской журналистики, социалисты всех окрасок и национальностей и даже представители германского рейхстага. Последним Труфанов высказал «уверенность и радость конечной победе Германии над Россией, что освободит русский народ от притеснителей».

Илиодор-Труфанов придирчиво рассмотрел все предложения и, выбрав богатых американцев, уехал в Америку, где заключил выгодный контракт, включающий, в числе прочих, права на экранизацию книги. В октябре 1916 года журнал «Метрополитен» поместил на своих страницах анонс:

«Священный дьявол России! История Распутина, священного дьявола, рассказанная Илиодором, монахом, бывшим учеником Распутина… Действующие лица — царь, царица и весь русский двор, погруженный то вдикие оргии экстаза, то в дикий религиозный фанатизм, а в центре — Распутин, советник и конфидент царицы».

После Октябрьского переворота Труфанов вернулся в Россию. Привлеченный к сотрудничеству Феликсом Дзержинским вел борьбу с церковью. Принимал участие в расправах над священниками. В 1922 году был выслан из СССР. Вновь оказавшись за границей, потрясал воображение газетных читателей фантазиями, среди которых можно было встретить и такое откровение: «Однажды мне надо было явиться в Кремль. Сопровождавший меня человек открыл дверь потайной комнаты. На столе под стеклянным колпаком находилась голова Николая Второго… я застыл на месте»!

52

Владимир Бехтерев, основатель Психоневрологического института в Петербурге, знаменитый ученый, невропатолог, психиатр, психолог. После февральской революции в «Петроградской газете» вышла его статья «Распутинство и общество великосветских дам», в которой Бехтерев пытался научно объяснить «феномен Распутина»:

«…если кто и хотел бы понимать все, что известно относительно покорения дам высшего общества грубым мужиком Распутиным с точки зрения гипнотизма, то он должен понимать, что кроме обыкновенного гипнотизмаесть еще половой гипнотизм, каким обладал, очевидно, в высокой степени старец Распутин…»

Не комментируя статью, заметим вскользь, что при ее написании нарушена главная заповедь науки — делать научные выводы на основе личных наблюдений, установленных фактов и опытов, а не домыслов и слухов. Владимир Бехтерев личного опыта наблюдения Распутина, к сожалению, не имел. Ученый делал выводы и строил предположения, основываясь на газетных публикациях и рассказах своей знакомой — писательницы Веры Жуковской, которая несколько раз бывала у Распутина и говорила всем о своей особой близости к знаменитости, живущей на Гороховой. Именно эта женщина — Жуковская настаивала впоследствии в своих воспоминаниях о Распутине, на том, чтозубы Распутина были безукоризненные и белоснежные, что абсолютно не соответствовало объективной истине. Сам Бехтерев в дневниках называл своего информатора — Жуковскую эротоманкой и истеричкой, записал и то, что каждому встречному Вера Жуковская показывала кинжал, который она держала на груди для защиты от посягательств «старца». Бехтерев справедливо недоумевал: если Жуковская носит кинжал для защиты, то зачем она не прекращает «валандаться со старцем»?

Смысл поведения Веры Жуковской прояснился, когда в предисловии к книге «Мои воспоминания о Григории Ефимовиче Распутине», написанной после революции, Жуковская рассказала, что попала к Распутину при содействии Александра Пругавина, исследователя старообрядчества и сектантства. Пругавин с благословения «ханжеской московской клики Эллы» вел кампанию против Распутина, настаивая на том, что Распутин — выраженный сектант.

53

Встречались, например, предположения, что Распутин «был только фокусом, в котором сосредотачивалась коллективная сила гипноза группы «черных оккультистов», избравших Распутина как орудие воплощения своих тайных и ужасных сатанинских замыслов»… Попадались и еще более экзотические утверждения.

Из письма главы розенкрейцеров-мартинистов Папюса к императрице:

«…с точки зрения каббалистической Распутин — словно ящик Пандоры. В нем заключены все грехи, злодеяния и мерзости русского народа…»

54

Веронал. В 1863 году Адольф Байер, профессор органической химии при Берлинской промышленной академии, получил барбитуровую кислоту. Он и не догадывался, что положил начало созданию целого ряда ядовитых медикаментов. Они станут кошмаром для криминалистов-токсикологов. Лирически настроенный профессор назвал полученную им кислоту именем предмета своего юношеского увлечения — Барбара. Спустя сорок лет, в 1904 году, два других немецких ученых, Эмиль Фишер и Иосиф Меринг, установили, что производные барбитуровой кислоты — барбитал и фенобарбитал — могут быть использованы как снотворное. Находясь в Северной Италии проездом в городе Верона, Эмиль Фишер назвал барбитал вероналом. В первое же десятилетие после появления веронала он стал служить средством самоубийства. Новое снотворное стало популярным средством убийств, самоубийств и случайных отравлений, которые ускользали от судебных токсикологов. В России веронал сразу же завоевал популярность. Его использовали широко, веронал был доступен, его можно было легко получить в аптеке по рецепту, выписанному врачом.

55

Хвостов Алексей Николаевич, член СРН, член Государственной думы, камергер, министр внутренних дел, командир корпуса жандармов. Был замешан в ряде провокаций, направленных против Распутина. Ходили слухи, что должность получил по ходатайству Распутина. Анализ писем императрицы к мужу дает основание полагать, что Хвостов пробился в министры скорее по ходатайству самой государыни, которую Хвостову удалось очаровать и убедить в своей деловитости и полной преданности. Знакомство с государыней и назначение Хвостова на должность состоялось в отсутствие Распутина, который в это время находился на родине. Желая убедить императора в том, что Хвостов годится, и настойчиво уговаривая мужа в необходимости назначения, Государыня довольно туманно сослалась на мнение Распутина: «Григорий намекнул, что Хвостов подойдет». Сам Хвостов объяснял причину своего возвышения следующим образом: «Императрица приняла меня милостиво и намекнула, что хотя я не безгрешен по отношению к Распутину, она уверена, что глаза мои раскроются… она не будет против моего назначения, если охрана Распутина будет лежать на Белецком». Хвостов пробыл в должности недолго и получил отставку, когда выяснилось его участие в заговоре против Распутина.

Заговор и интрига заговора раскрылись в начале 1916 года. В России разразился скандал. Хвостов дал интервью газете, история получила огласку и вышла безобразная, но увлекательная, как бульварный роман. Шутка сказать! Министр внутренних дел, «толстопузый Хвостов», полетел со своего министерского кресла за то, что покушался на жизнь «царского временщика» Григория Распутина. Обыватель изумлялся: мир, должно быть, действительно сошел с ума, если в нем такое возможно! А какие подробности! На любой вкус! К покушению пытались привлечь Сергея Труфанова, бывшего иеромонаха Илиодора, которому сулили хорошее вознаграждение. Был план заманить Распутина в поезд, напоить вином и сбросить на полном ходу с площадки вниз головой, и план об избиении Распутина до полусмерти. И, что весьма интересно, план отправить на тот свет Распутина с помощью яда… был даже яд, который сообщники Хвостова подменили безвредными жидкостями и порошками — мотивы, подозрительно знакомые по юсуповской истории. Был у Хвостова и план утопления Распутина в проруби.

Но убийство не заладилось, и все планы министра провалились. Хвостова выдали сообщники — бывший директор Департамента полиции Степан Белецкий и Михаил Коммисаров, жандармский офицер, приставленный охранять Распутина. Вот один-то из них и рассказал, что был совершенно ошеломлен количеством толстопузых, как сам Хвостов, пачек казначейских билетов, которые непонятно откуда возникали в руках министра-убийцы и предназначались как оплата за преступление. Хвостов хвастал, что для убийства Распутина располагает «значительным частным ассигнованием», и в деньгах «не стесняется». Из какого же неиссякаемого источника Хвостов наполнял свои карманы? Источник этот навек бы остался тайной, если бы Хвостов, один-единственный раз не потерял осторожности и не сболтнул имя своего анонимного мецената и покровителя. Это была княгиня Зинаида Юсупова. Хвостов неосмотрительно назвал это имя перед следователями ЧСК, и имя матушки Феликса Юсупова было аккуратно занесено в протокол. Хвостов показал также, что княгиня Юсупова была «представителем взглядов великокняжеской среды» и что в его намерения убить Распутина «были посвящены лица высшего света».

Алексей Хвостов был одним из тех, кто начал распространение слухов о Распутине как о «немецком шпионе». Уже после того как заговор раскрылся, он пригласил к себе на прием начальника дворцовой охраны Александра Спиридовича. Предложив для начала большое повышение по службе, стал вдруг необычайно игрив и циничен и сообщил начальнику дворцовой охраны, что он — «человек без сдерживающих центров, и ему решительно все равно, что с Распутиным в публичный дом ехать, что его с буфера под поезд сбросить». Рассказал и о том, как он дружил с Распутиным, которого называл запросто Гришкой, и о том, как собирался Гришку убить, и о том, как его одурачили сообщники. Потом с какой-то особой интонацией, как-то особенно выразительно он произнес, прихлопнув рукой огромную пачку бумаг, которые он называл «филерскими доносами»: «А знаете, генерал, Гришка-то — немецкий шпион!». Спиридович неожиданно, невзирая на твердое обещание своего повышения по службе, очень серьезно отнесся и сообщил Хвостову, что сошпионажем трудно бороться, когда не знаешь, за кем смотреть. Но раз известно лицо, к нему причастное, то ничего легче нет, как раскрыть всю организацию. Затем Спиридович попросил Хвостова незамедлительно передать все имеющиеся у него, Хвостова, сведения об измене в контрразведывательное отделение Генерального штаба, и выразил твердую убежденность, что в дветри недели вся организация будет выяснена и все вражьи агенты вместе с Распутиным будут немедленно арестованы. Хвостов сник. На этом аудиенция закончилась, но не закончилась история. Спиридович, понявший, куда метит Хвостов, доложил о происшествии начальству и организовал официальный запрос к министру Хвостову с просьбой незамедлительно предоставить данные о причастности Распутина к шпионажу и предоставить также полный отчет о том, какие министр принял по этому поводу меры. В ответ на запрос Хвостов ответил, что «вышло недоразумение, и никаких данных о шпионаже Распутина у него нет» (Спиридович. Мемуары).

Рассказывает Василий Маклаков, кадет, член Прогрессивного блока:

«Хвостов, бывший министром внутренних дел, в последние дни своего министерства рассказывал мне, что учредил наблюдение за Распутиным и что для него было совершенно ясным, что Распутин окружен людьми, которых подозревали как немецких агентов…»

56

Косоротов Дмитрий Петрович, профессор кафедры судебно-медицинской экспертизы Петроградской медицинской академии. Пользовался авторитетом опытного и знающего специалиста в своей области. Особую известность получил во время знаменитого процесса по «делу Бейлиса». После Февральской революции, рассказав о результатах судебно-медицинской экспертизы и вскрытия тела Распутина, заявил:

«Я считал своим долгом не предавать гласности всех данных до суда, но в настоящий момент предварительное следствие по делу об убийстве Распутина прекращено новым министром Александром Федоровичем Керенским, и поэтому я могу о нем высказаться».

57

Мария Евгеньевна Головина (Муня), друг Распутина и Юсупова, при посредстве которой Юсупов встречался с Распутиным перед убийством и раньше, до отъезда в Оксфорд.

Сам Юсупов характеризовал Марию Евгеньевну как «чистейшую девушку».

Сохранилось письмо Марии Евгеньевы Головиной, из которого видно, как она понимала Распутина и как к нему относилась:

«Среди нас живет… человек, который добровольно взял на себя наши тяжести и несет за них ответственность перед Богом, отдавая ему всего себя, получая взамен от Бога все те богатые духовные дары, которыми он нас же и питает, а от людей, ради которых он приносит себя постоянно в жертву, одни насмешки, неблагодарность и злобу».

Мария Евгеньевна в переписке с Юсуповым, к которому относилась как к дорогому другу, поскольку была в прошлом влюблена в его погибшего на дуэли брата и тяжело переживала его гибель. Она старалась убедить Феликса в том, что все слухи и газетные статьи не имеют к настоящему Распутину никакого отношения:

«Вы слишком мало его знаете и видели, чтобы понять его личность и ту силу, которая им руководит».

58

Лаптинская Акилина Никитична на протяжении многих лет была одним из самых близких друзей Распутина, которая называла его своим духовным отцом. Дружила с женой Распутина Параскевой. Помогала семье Распутина вести хозяйство в Петрограде. Работала сестрой милосердия в царскосельском госпитале.

Вспоминает Лилия Ден, близкая подруга государыни Александры Федоровны:

«Помню, я пришла на вокзал, чтобы проводить Распутина, который уезжал на родину повидаться с женой и сыном. На вокзале, я, конечно, встретила Акилину. Поезд тронулся, она заплакала. Ее горе было искренним. Хотя я и недолюбливала Акилину, мне стало ее жаль и я предложила ей отвезти ее домой. Она села в автомобиль, но там снова расплакалась. Я стала ее утешать, говорила, что скоро она снова увидит отца Григория. Она ответила мне: «Ничего-то вы не знаете… если бы вы только знали, если бы вы только знали то, что знаю я…»

Рассказывает Ковыль-Бобыль, писатель, публицист:

«…после вскрытия… всем церемониалом распоряжалась некая дама в костюме сестры милосердия, высокая шатенка, довольно некрасивая, лет сорока. Много огорчений претерпела «сестра» из-за отсутствия добровольцев, которые пожелали бы обмыть труп, все отказались от этой чести. Наконец после долгих уговоров «сестре милосердия» удалось уговорить на это «святое», по ее словам, дело какого-то конного стражника, он переворачивал труп. Обмыв тело, «сестра милосердия» начала облачать его в привезенные части туалета. Труп был снаряжен. Кто-то из чинов полиции предложил «сестре» ехать на другом, менее тряском автомобиле. Но она истерически закричала: «Нет, нет, оставьте меня, я поеду только с ним»! И уселась рядом с шофером санитарной кареты. Был сильный мороз. Дул пронизывающий ветер. Но «сестра»… не издала ни одного слова жалобы. Зато она не переставала рыдать. Только временами она с тревогой спрашивала: «Господи, неужели что-нибудь случится? Неужели мы не доедем?»

Февральская революция застала Акилину Лаптинскую в Царском Селе, где она помогала ухаживать за больными царскими детьми, которые в эти дни болели корью. Акилина сказала, что теперь она нужна детям Григория Распутина и ушла. Больше о ней ничего документально не известно. Слухов же об Акилине Лаптинской ходило много. Ее называли любовницей Распутина, «шпионкой на службе большевиков», под ее именем был опубликован после революции апокрифический порнографический «дневник Распутина, писанный под его диктовку секретаршей Распутина — Акилиной Лаптинской».

59

Дворник дома, где жил Распутин, на дознании показал: «…к запертым воротам дома после полуночи подъехал мотор… неизвестный мужчина, выйдя из мотора и направился в калитку. Он был без бороды, с черными усами, одет в длинную оленью доху, и на голове у него была черная шапка, по всему было видно, что этот человек хорошо знает расположение дома».

60

Автомобиль великого князя Дмитрия Павловича вернулся после того, как городовые на постах возле юсуповского дворца, сдали свою смену О времени сдачи дежурства Пуришкевич выяснил у Степана Власюка.

61

Из донесений Самюэля Хора, главы военно-разведывательной миссии в России:

«…я получил известие, что труп Распутина найден. Это известие мне сообщил под строгим секретом начальник военного отдела полиции при Генштабе. Он видел тело собственными глазами. У него осталось впечатление, что вокруг полыньи намеренно оставили побольше следов, чтобы было проще искать»

62

Из донесений Самюэля Хора, главы военно-разведывательной миссии в России: «Рано утром министру юстиции позвонил неизвестный и сказал: «Распутин убит, труп ищите на островах»…

63

Прощальное письмо Распутина к семье воспроизводится по книге «Мой отец — Распутин», написанной Матреной Распутиной в соавторстве с Робертой Риппл (перевод с немецкого).

64

Протопопов Александр Дмитриевич, министр внутренних дел, главноначальник отдельного корпуса жандармов(1916–1917).

До своего неожиданного для многих назначения на пост управляющего министерством внутренних дел Александр Протопопов имел обычное политическое прошлое. Бывший военный, богатый землевладелец и фабрикант, он с 1907 года был членом Государственной думы от Симбирской губернии. Состоял в партии октябристов-земцев. С 1914 года был товарищем председателя Государственной думы, Михаила Родзянко. Член Прогрессивного блока.

Крайне отрицательно относился к Распутину. В 1912 году именно при посредстве Протопопова в руки его товарищей по партии, октябристов Гучкова и Родзянко, попали копии писем царской семьи к Распутину, украденные в Покровском иеромонахом Илиодором.

Судьба Александра Протопопова круто переменилась в 1916 году, когда из стана противников монархии он неожиданно переместился в ряды ее защитников. Началась эта история так:

Весной — летом 1916 года Протопопов в качестве главы заграничной парламентской делегации был за границей и встретился с эмиссаром германского правительства Фрицем Варбургом. Произошел разговор, в котором, по свидетельству Протопопова, нащупывались пути к разумному соглашению Германии со всеми своими противниками, со всеми членами Антанты. Речь о сепаратном мире не шла, и об этом на встрече вопрос не поднимался. Свидание носило официальный характер, о встрече заранее были осведомлены все члены парламентской делегации.

Вернувшись из-за границы, Протопопов встретился с государем и доложил результаты своей поездки. Николай Второй записал в дневник: «Вчера я видел человека, который мне очень понравился — Протопопова, товарища председателя Государственной думы».

Результаты этой беседы сказались на судьбе Протопопова в сентябре. Государь назначил его управляющим министерства внутренних дел. Прогрессивный блок счел Протопопова, получившего назначение из рук царя без согласования с ними, изменником. Член партии октябристов и новый царский министр стал для «генералов от революции» весьма опасным — он был посвящен в партийные секреты и мог, перейдя в противоположный лагерь, предупредить многие шаги бывших единомышленников. Протопопова незамедлительно объявили «сумасшедшим, страдающим прогрессивным параличом, сифилисом и размягчением мозга». Обвинили, невзирая на то что еще несколько месяцев назад считали Протопопова «прекрасным товарищем», «человеком, весьма подходящим для занятия важной государственной должности», «человеком с большими знаниями, умом и компетенцией». Обвиняли и в том, что Протопопов на встрече с Фрицем Варбургом договаривался об условиях сепаратного мира с врагом, что принял пост министра в корыстных целях — получить большие деньги, и т. д. Одним из обвинений было то, что Протопопов был назначен по протекции Распутина. Это обвинение, в отличие от остальных, было совершенно справедливым. Протопопов действительно познакомился с Распутиным за несколько лет до описываемых событий. Свел Протопопова и Распутина доктор тибетской медицины Петр Бадмаев, у которого Протопопов лечился. Бадмаев посоветовал своему пациенту обратиться к Распутину, который славился как человек, способный облегчить самую тяжелую болезнь. В 1916 году они встретились вновь. Между ними возникли доверительные отношения.

Из письма государыни к мужу:

«…Григорий убедительно просит назначить на этот пост Протопопова. Ты его знаешь, он произвел на тебя хорошее впечатление… он — член Думы (не левый), а потому будет знать, как себя с ними держать. Эти мерзкие люди собрались и постановили, чтобы Родзянко отправился к тебе просить сменить всех министров и назначить их кандидатов, — мне кажется, что ты не мог бы сделать ничего лучше, как назначитьего… Уже по крайней мере четыре года, как он знает и любит Нашего Друга, а это много говорит в пользу человека…»

Николай Второй решился назначить Протопопова, о котором со всех сторон получал прекрасные рекомендации. Его августейший брат, король Британии Георг Пятый писал, что Протопопов «произвел как на него, так и на других государственных деятелей Англии впечатление человека, обладающего большой государственной мудростью», посол в Стокгольме отзывался о Протопопове так:

«Гн Протопопов, член партии октябристов, привлек мой интерес, я много слышал о нем как об очень умном человеке и очень независимом по отношению к правительству… он с лихвой оправдал все отзывы о нем, у него открытая манера разговора без напыщенности, он имеет способность быстро схватывать новые идеи и совершенно свободен от всяких предрассудков и предубеждений».

Распутин стал называть нового министра «генерал Калинин» и поддерживал нового министра. Когда началась травля поддержка ему очень пригодилась. Государь недоумевал, как вышло, что член Думы, товарищ председателя Думы в одночасье из «дельного, толкового, достойного» внезапно превратился в «сумасшедшего, паралитика и недоумка», но часто склонялся к решению уступить и Протопопова с поста убрать.

Со стороны Протопопова предпринимались усилия примирения бывших и настоящих единомышленников, он пытался открыть оппозиционерам правду о Распутине, но успеха не имел. И не по своей вине — члены Прогрессивного блока отказались с ним разговаривать начистоту.

Вспоминает Василий Шульгин, член Прогрессивного блока:

«…вечером 19 октября 1916 года я пришел на квартиру Родзянко. Кроме меня собралось десять членов Прогрессивного блока… Протопопов вошел в мундире.

— У меня просьба побеседовать с вами запросто, чтобы ничего не вышло из этой комнаты… чтобы разговор не попал в печать.

Милюков ответил: Александр Дмитриевич, пора секретов прошла… Я не могу дать вам требуемого обещания. Говорят об участии в вашем назначении Распутина. Это правда?

О Распутине я хотел бы ответить, но это секрет, а я здесь должен говорить для печати. Павел Николаевич (Милюков) затыкает мне рот, чтобы я не мог объясниться с товарищами… при этих условиях я не могу говорить многих интимных вещей, которые опровергли бы те слухи, которым вы напрасно поверили. Например, Распутина я видел несколько лет тому назад, при обстановке, совершенно далекой от нынешней. Я личный кандидат государя, которого я узнал теперь ближе и полюбил… но я не могу говорить об интимной стороне этого дела… Я пришел за вашей поддержкой, но ее не нахожу. Вы хотите перемены режима, потрясений, но вы этого не добьетесь. Для меня мое положение может быть убийственным, но я буду делать, что могу…

Протопопов, не договорившись с бывшими товарищами и не получив их поддержки, потерял уверенность, но действительно делал что мог, насколько мог чтото сделать ненавидимый общественным мнением царский министр, которому приходилось преодолевать не только сопротивление оппозиции, но часто и сопротивление самого государя… Получив разрешение государя, Протопопов произвел арест рабочей группы военно-промышленного комитета (27 января 1917 года). Это была» репрессивная мера, и главного вопроса она не решала. Она лишь немного отсрочила государственный переворот. Предотвратить же переворот государь Протопопову не позволил.

Рассказывает Александр Спиридович, бывший начальник дворцовой охраны:

«1917 год. Император приказал возобновить сессию Государственной думы и Госсовета с 14 февраля… это было очень не по душе Протопопову. Протопопов убеждал государя в отсутствие Думы подписать манифест об отчуждении земель в пользу крестьян и о даровании равноправия евреям. Государь заявил, что эти вопросы так важны, что их должны рассмотреть государственные законодательные органы…»

К сожалению, государь не допускал мысли, что Дума осмелится пойти на государственный переворот во время войны, верил в преданность армии и ее начальников, он думал, что у него есть еще время. Государь ошибся.

В первые дни Февральской революции собравшиеся на совещание царские министры потребовали от Протопопова немедленно сложить полномочия. Министры сделали это по совету великого князя Кирилла Владимировича, считавшего этот шаг необходимым для «успокоения толпы». Еще через несколько дней свергнутый министр внутренних дел добровольно сдался Временному правительству. Давал показания перед ЧСК.

В его показаниях есть слова:

«…господин председатель, мне хочется вам сказать, что я чувствую грозный рок, про который мне сказал Риттих (министр земледелия). Он раз сказал мне: на вас глядит рок… Он сказал мне это недели за три до конца… Я чувствовал это. Я не боюсь решить свою жизнь, но я говорю: как странно! Действительно рок, действительно рок»!

В 1918 году Александра Протопопова расстреляли в Москве вместе с другими бывшими министрами царского правительства.

65

17 декабря 1916 год. Из письма государя к жене:

«Мой возлюбленный ангел! Доклад Гурко закончился раньше обыкновенного, так что я пришел домой и сел писать…»

66

Рассказывает Александр Протопопов, министр внутренних дел:

«…около 8 часов утра Балк (градоначальник) сообщил мне по телефону, что Распутин исчез. Заявили ему об этом домашние Распутина. По показаниям дворника и городового, около часу ночи военный автомобиль остановился у дома № 62 по Гороховой улице… Один из приехавших остался в автомобиле, другой вошел в дом. Через короткое время с ним вышел Распутин; оба сели в автомобиль и втроем уехали по направлению к Адмиралтейству… Около 6 часов утра местный пристав доложил Балку следующее: в садике раздался выстрел. Городовой направился узнать, что это значит и кто стрелял. Дорогой встретил отъезжающий автомобиль с великим князем Дмитрием Павловичем…Балк, сообщив мне все вышеизложенное, сказал, что о случившемся он известил судебного следователя и прокурора судебной палаты, который уже посетил великого князя Дмитрия Павловича и князя Юсупова, но следствия не возбудил… Я пригласил к себе генералов Глобачева и Попова. По общему решению искать Распутина было поручено генералу Попову. Он распорядился осмотреть садик у дворца князя Юсупова, где произведен был выстрел. Прибывшие жандармы застали дворников, собирающихся убирать садик, остановили работу и нашли в нем убитую выстрелом в пасть собаку и кровь на снегу у малого подъезда. Кровь по исследовании оказалась человеческая…

Поздно вечером генерал Попов мне сказал, что агентами найдена кровь на перилах и на одном из устоев моста, между Петровским и Крестовским островами: кругом устоя льда не было: была полынья, и на краю ее нашли галошу, которые домашние Распутина признали за принадлежавшую ему. Сомнений больше не было: Распутин был убит и утоплен. Надлежало достать его труп. Положение дела я сообщил Вырубовой, от нее узнал о желании царицы схоронить Распутина в Царском Селе…

Через день ожидали царя из Ставки. До его приезда я решился задержать в Петрограде желавших уехать — одного из сыновей великого князя Александра Михайловича (кажется, Никиту Александровича) и князя Юсупова. Генерал Попов доложил им о моем распоряжении, когда они уже вошли в вагон, они немедленно подчинились (я знал, что царица сочувствует моему решению). Достать труп Распутина из воды зимою было трудно… Когда труп был поднят на мост, прибыли министр юстиции Макаров и прокурор судебной палаты Завадский. Для судебного вскрытия они хотели труп Распутина отправить в клинику Виллис на Выборгскую сторону. Генерал Попов мне это сообщил по телефону, спрашивая указаний. Я просил позвать к телефону прокурора судебной палаты и сказал, что перевозка трупа Распутина через город, в людную его часть, может вызвать беспорядки и во всяком случае скопление народа и нежелательные толки… Поэтому я предложил отправить труп, моим распоряжением, в богадельню морского ведомства (название не хорошо помню). После телефонных переговоров между прокурором судебной палаты, мною и министром юстиции… последний изъявил свое согласие на мое предложение, и труп, в крытом санитарном автомобиле кружным, через острова, путем был доставлен в мертвецкую часовню при богадельне. По моему приказанию у часовни был поставлен пост жандармов при офицере… пускать кого-либо в часовню было воспрещено. Несмотря на мое запрещение, к телу своего отца были допущены дети Распутина и сестра милосердия Акилина. Оттаивание трупа продолжалось около суток, мертвецкая была холодная, ее скоро не могли натопить, затем в присутствии судебных властей было произведено вскрытие. Кажется, смерть произошла от трех огнестрельных ран, я раньше предполагал, что раненого Распутина бросили в воду живым, кровь на перилах моста навела меня на эту мысль.

Из Ставки царь приехал 19 декабря, на следующий день я отправился в Царское Село с очередным докладом. О смерти Распутина предполагалось рассказать устно, у меня также была заготовлена справка о произведенном в день его исчезновения полицейском дознании. Сначала я прошел к царице, она была печальна, но спокойна, выражала надежду, что молитвы мученически погибшего Григория Ефимовича спасут их семью от опасности переживаемого тяжелого времени, вспомнила, как ободрял царя и ее Распутин в 1905 году, решила хоронить его в Царском Селе. Я выразил царице сочувствие ее горю, сказал о своем распоряжении заказать хороший гроб и обещал доставку покойного в Царское Село, по возможности, облечь тайною. Я опасался покушения на Вырубову, находил опасным и положение царицы, сказал об этом и просил поберечь Вырубову и себя…»

67

Рассказывает Анна Вырубова, близкая подруга государыни:

«16 декабря днем государыня послала меня к Григорию Ефимовичу отвезти ему икону… я оставалась минут пятнадцать и слышала от него, что он собирается поздно вечером ехать к Феликсу Юсупову знакомиться с его женой, Ириной… Хотя я знала, что Распутин часто видался с Феликсом Юсуповым, однако мне показалось странным, что он едет к ним так поздно, но он ответил мне, что Феликс не хочет, чтобы об этом узнали его родители… Когда я уезжала, Григорий Ефимович сказал мне странную фразу: «Что тебе еще нужно от меня, ты уже все получила…»

Рассказывает Александр Протопопов, министр внутренних дел:

«К вечеру 17 декабря Бадмаев мне сообщил, что Мария Евгеньевна Головина ему призналась в своем горе. Она знала еще накануне о намерении Распутина кутить и ужинать у князя Юсупова. Его же Распутин звал Маленький. Она все это скрыла от градоначальника Балка и от меня, потому что была неравнодушна к князю Юсупову и боялась обвинения его в убийстве Распутина, которого тоже любила и почитала».

Рассказывает Анна Распутина, племянница Распутина:

«В начале первого часа ночи дядя лег на кровать не раздеваясь, на недоуменные вопросы мои и Печеркиной (дальней родственницей, помогавшей Распутиным по хозяйству) сказал, что сегодня идет в гости к Маленькому. Маленьким дядя называл Юсупова».

Рассказывает дочь Распутина Матрена:

«В тот день нас посетила Анна Вырубова и привезла иконку для отца… вечером я с удивлением увидела, что отец одет так, как обычно одевается для выхода. На нем была светлая шелковая рубашка, бархатные штаны и узорчатый шарф… Я его спросила: «Ты уходишь?» Он вздрогнул, задумался немного, потом улыбнулся и ответил: «Да, голубчик. Маленький пригласил меня, и наш план близок к цели… его жена знает, что я помогаю Маленькому, и она хочет поговорить со мной… может быть, мы решим вместе, как помирить Елизавету Федоровну и Маму (государыню). Феликс заедет за мной в полночь. Не бойся…»

68

Из дневника Ольги Николаевны, дочери государя (от 18 декабря 1916 года):

«…окончательно узнали, что отец Григорий убит, должно быть, Дмитрием».

69

Рассказывает Лили Ден, близкая подруга государыни:

«…Государыня была очень бледна, в глазах тревога. Рядом сидели дочери и Анна Вырубова. Григорий Ефимович исчез, но государыня отвергала мрачные предположения, утешала плачущую Анну. «Сегодня вы переночуете в домике Анны», — сказала она. После обеда я пошла в дом Анны. К моему удивлению, дом был весь занят агентами тайной полиции, которые встретили меня учтиво и сказали, что недавно раскрыт заговор с целью убийства Анны и государыни. Я пошла в комнату Анны. Знакомая комната показалась мне какой-то чужой. Я по натуре не суеверна, но мне стало не по себе, когда со стены упала икона и сбила при падении висевший портрет Распутина… я содрогнулась. Я еще не поняла всего до конца, но для меня приподнялась завеса — я слышала быстро приближающиеся шаги убийства и мятежа».

70

Рассказывает Лили Ден, близкая подруга государыни:

«Государь намеревался быть в эти дни с семьей, но однажды утром после аудиенции, данной генералу Гурко, он неожиданно сказал, что срочно едет в Ставку. Ее Величество удивилась и просила остаться, но государь сказал, что должен ехать… сразу после его отъезда наследник заболел корью. Однажды вечером моя тетушка, которая была хозяйкой светского салона, позвонила мне и попросила немедленно приехать. Она сказала мне, что я должна немедленно предупредить государыню. Недавно у нее в гостях было множество офицеров, которые открыто говорили о том, что царь больше не вернется из Ставки. Как я и ожидала, государыня с недоверием отнеслась к известию. Через три дня произошел государственный переворот».

Рассказывает Анна Вырубова, подруга государыни:

«Боялись ли, что государь догадается о серьезном положении, не знаю, но стали торопить его уехать на фронт. К государю приехал великий князь Михаил Александрович и стал доказывать ему, что в армии растет недовольство по поводу того, что государь так долго отсутствует из Ставки. После этого разговора государь решил ехать».

Рассказывает Александр Спиридович, бывший начальник дворцовой охраны:

«Великий князь Михаил Александрович в последнее время находился под большим влиянием Родзянко…»

71

Из писем Распутина к государям:

«Оля (наследник Алексей) будет торжествовать у них, потому что… не от сего созданье, как не было такого царя и не будет. Взгляд его похож на взгляд Петра Великого… хотя и была премудрость у Петра, но дела его были плохие — сказать, самые низкие. Сам Господь сказал: «Много вложу и много взыщу». Премудрость его познаем мы, а за грехи судить будет сам Бог. А ваш Оля не допускает до себя разных смущений, если не покажешь пример… Алексея очень имею в душе, дай ему расти, как кедр ливанский, и принести плод, чтобы вся Россия радовалась…»

Из писем к наследнику Алексею:

«Золотые детки, я с вами живу. Миленький мой Алексеюшка и деточки, с вами живу… Я скоро приеду к вам…»

«С днем праздника! Сильным духом и премудрым умом, врагам на победу… все сердечно любят, временами слезно плачут о здоровье дивного и светлого юноши, царевича Алексея Николаевича…»

«Дорогой мой, Маленький! Посмотри на Бога — какие у него раночки. Он одно время терпел, а потом стал так силен и всемогущен! Так и ты, дорогой, так и ты — будешь весел, и будем вместе жить и погостить… скоро увидимся…»

«Малютка мой! Я часто помню, и ты меня своим детским сердцем помнишь. Я чувствую и прошу у Бога, чтобы тебе было весело играть, и вырос ты большой, и беседовал с Богом».

Рассказывает Анна Вырубова, близкая подруга государыни:

«Врачи говорили, что у наследника кровотечение наследственное, и он никогда из него не выйдет… Распутин успокоил их, утверждая, что он вырастет из него…»

72

19 декабря 1916 года государь возвратился в Царское Село. И там перед домашними все время повторял: «Мне стыдно перед Россией за то, что руки моих родственников обагрены кровью мужика»… Близкие государя видели его в эти дни таким — расстроенный, бледный и молчаливый, он почти не разговаривал…

Рассказывает Александр Спиридович, бывший начальник дворцовой охраны:

«Эта смерть задела самые сокровенный чувства государя, которые он не скрывал только от царицы, так как это святая святых души государевой… смерть Распутина очень сильно впечатлила государя, надломила Его»…

Рассказывает отец Георгий Шавельский, протопресвитер Русской армии:

«23 февраля 1917 года государь прибыл в Ставку. Как и прежде, государь был ласков и приветлив. Но в наружном его виде произошла значительная перемена. Он постарел, осунулся. Стало больше седых волос, больше морщин — лицо как-то сморщилось, точно высохло».

73

Рассказывает Иван КовыльБобыль, газетный журналист:

«…19 декабря, в 11 утра, был произведен осмотр трупа, перенесенного на береговой откос, который производился с мельчайшими подробностями. Карманы платья осмотру подвергнуты не были… с прибытием прокурора следственной палаты Завадского и судебного следователя по особо важным делам Середы все присутствующие направились в один из домов участка Атаманова, где приступили к составлению подробного акта, значительная часть данных для которого была дана прибывшим по вызову полицейским врачом. Из осмотра трупа видно, что по Распутину было нанесено три огнестрельных раны, из которых одна в голову, другая в грудь и третья в бок. Шуба не была одета на трупе, он был просто обернут в нее, причем был еще обмотан довольно широким куском сукна темного цвета длиною около трех аршин. Кроме шубы на трупе была одета длинная русская рубаха с красивой вышивкой и синеватого цвета брюки и сапоги без калош».

74

Рассказывает Матрена Распутина, дочь убитого:

«…тело отца нашли во льду. Он был сброшен в полынью, в открытое место. Может быть, убийцы думали, что тело снесет в залив, где он затеряется навсегда. Судьбе же было угодно, чтобы тело застряло среди льда…

Меня и Варю привели к телу для опознания. Полицейские жалели нас, утешали. Бедный отец! Мы увидели, что ноги и руки были скручены веревкой, тело все окаменело от холода. Какие же страшные страдания он перенес! Череп был продавлен, лицо искромсано, волосы все спеклись от крови, выбитый глаз висел над щекой. А его лицо! Лицо… это лицо, сколько лет прошло, а я не могу говорить об этом без ужаса. Полицейские нас успокаивали, говорили, что лицо отца изрезал лед, но я внутренне чувствовала, что это не так, что это неправда».

75

Из дневника Николая Второго:

«…в девять часов подъехали к полю, где присутствовали при грустной картине — гроб с телом незабвенного Григория, убитого в ночь на 17 декабря извергами в доме Юсупова, стоял, уже опущенный в могилу. Отец Васильев отслужил литию, после чего мы вернулись домой».

76

Василий Алексеевич Маклаков не дремал. Во время убийства он был в Москве. Получив от Пуришкевича условную телеграмму «Когда приезжаете?», что означало «Распутин убит», он немедленно устремился в столицу. Еще в дороге узнал, что история вышла громкая и кровавая. Случилось как раз то, от чего заклинал убийц знаменитый адвокат. Василий Маклаков, и как юрист, и как политик, и как человек очень разумный, был твердо убежден в нежелательности судебного процесса над убийцами. Он и Юсупову настоятельно говорил, что«в настоящей политической обстановке ставить процесс о Распутине невозможно и нежелательно». И потому по возвращении из Москвы он немедленно нанес несколько визитов, чтобы установить перспективу вероятности судебного разбирательства. Первая встреча его была с вице-директором первого департамента министерства юстиции. Вице-директор сообщил коллеге, что убийцы известны, вина доказана что перед прокурором, ведущим дело, министром юстиции поставлена задача найти как можно меньше улик против убийц. На вопрос о судебных перспективах собеседник Маклакова не задумываясь ответил так: «Какому суду это подсудно? По принципам судопроизводства, сообщники должны непременно судиться в одном и том же суде. А по учреждению императорской фамилии Великие князья подсудны только одному государю. Наш закон не предусмотрел сообщничества великих князей и простых смертных». Итак, выходило, что по причинам юридическим и формальным преступники не подлежали обычному суду. Участие Дмитрия Павловича передавало их судьбу в руки самого императора. Маклаков вздохнул с облегчением. Что бы ни предпринял сейчас Николай Романов, все будет играть против него.

Николаю Второму, российскому самодержцу, было ясно: в настоящий момент суд над убийцами невозможен. Невозможно судить тех, кого общественное мнение провозгласило спасителями России. Суд привел бы только к новым потокам грязи, которые излились бы с газетных страниц, с кафедры Государственной думы и потопили бы в конечном итоге тех, кто попытался бы в этом мутном потоке искать правду и требовать справедливости. Нельзя было наказать убийц. Право на это у государя было, но не было возможности это право осуществить. Общественное мнение крепко скрутило руки самодержцу. Самодержец был уже не властен в своей стране ни миловать, ни карать.

И потому государь принял решение отложить и суд и наказание «на потом». Решение было принято: история с убийством не почиталась государем «делом не бывшим». Она просто откладывалась до более благоприятного исторического момента. Это ясно показывает резолюция, которой отмечено прошение в защиту Дмитрия и Феликса, подписанное 12 членами императорской фамилии. «Никому не позволено убивать. Знаю, совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне. Николай».

Николай Второй не прекратил следствия. Как известно, «Дело об убийстве крестьянина Тобольской губернии Григория Распутина-Нового» будет окончательно закрыто только после отречения Николая от престола. Министр юстиции Временного правительства Александр Керенский поспешно, еще до объявления всеобщей амнистии «жертвам политического преследования со стороны царского режима», прекратит следствие против убийц Распутина. Вскоре исчезнут материалы следствия. Потом Временное правительство уничтожит «главное вещественное доказательство» — тело жертвы преступления.

77

Судьба Дмитрия Романова.

О своем участии в убийстве Распутина великий князь Дмитрий Павлович всю жизнь хранил молчание. Кроме его единственного заявления, клятвы, которую он дал своему отцу, великому князю Павлу Александровичу, «он клянется, что руки его чисты от липких пятен крови», ни современники, ни потомки не услышали от него ровным счетом ничего.

Великий князь Дмитрий Павлович избежал участия в событиях, связанных с крушением империи и сохранил жизнь. Известие о революции он встретил на Персидском фронте. С падением монархии он мог бы вернуться в Россию, но не захотел. В 1917 году он писал Феликсу Юсупову:

«Милый, хороший и верный друг!.. конечно, первым моим побуждением было вернуться, но потом я передумал это, так как увидел, что мое немедленное возвращение будет слишком поспешным решением даже в отношении Временного правительства, так как их мнение по этому вопросу мне абсолютно неизвестно… однако я твердо верю, что если буду нужен, я не буду забыт. Разве я не прав?»

Неизвестно, как видел будущее своей страны великий князь Дмитрий, принимая участие в убийстве Распутина, но реальная правда русской революции, которую наблюдал великий князь из далекой Персии, куда сослал его в наказание за участие в заговоре государь император, походила на страшный сон.

Русскому великому князю, оставшемуся не у дел, пришлось стать офицером британской армии. Уже в эмиграции он узнает о гибели своего отца, великого князя Павла Александровича, расстрелянного большевиками в стенах Петропавловской крепости. А поскольку Дмитрий Павлович упорно молчал, ни одной живой душе не доверяя своих тайных мыслей (он даже причащаться и исповедоваться не ходил из опасения довериться кому бы то ни было, хотя бы даже и исповеднику), то ни одной живой душе неизвестно, размышлял ли великий князь когда-нибудь о том, с какой неотвратимой точностью сбылись над его семьей слова его жертвы, сказанные перед Петропавловским собором незадолго до своей смерти: «Я вижу много замученных, не отдельных людей, а толпы… я вижу горы трупов, среди них несколько великих князей, сотни графов. Нева будет красной от крови».

Очутившись в эмиграции подобно десяткам тысяч русских, вырванных с корнем из родной земли, он перепробует множество занятий — попытается торговать шампанским, выставит свою кандидатуру на должность российского императора, станет любовником Коко Шанель. Его сестра, Мария Павловна, заработавшая благосостояние упорным трудом, устав оплачивать счета своего красавца брата, менявшего дорогие машины как перчатки, нашла ему богатую невесту в Америке.

Вскоре внук царя Александра Освободителя заболел туберкулезом и в 1942 году умер.

78

Судьба Юсупова.

Весной 1919 года князь Феликс Юсупов вместе с вдовствующей императрицей Марией Федоровной, шуринами, тещей, и всеми «Николаевичами», на английском броненосце «Мальборо» отбыл в пожизненное изгнание.

Окончательно обосновался в Париже. Жил на деньги, вырученные от продажи драгоценностей жены, двух полотен кисти Рембрандта и коллекции антикварных табакерок. Это было все, что осталось от юсуповских богатств. Некоторое время помогал существовать салон моды «Ирфел», который супруги Юсуповы открыли в Париже.

Князь Феликс пожизненно будет интересен окружающим тем, что его будут называть убийцей знаменитого фаворита последнего российского императора.

Втайне, вероятно, он будет испытывать гордость оттого, что именно он — автор эффектной мистификации, «загадочного убийства», над невероятными эпизодами которого ломают голову и вот ведь — не могут найти объяснения!.. Он будет потешаться в душе над любопытными, отвечая на вопросы о «муках совести» самую чистую правду… «Я убил собаку!»… А ведь он ее действительно убил! И признавался именно в этом убийстве со скрытой усмешкой и циничным хладнокровием, ужасавшим его ничего не подозревающих вопрошателей.

Слава убийцы Распутина станет для Феликса Юсупова надежным источником для пополнения денежных средств.

В 1934 году Юсуповым удалось выиграть судебную тяжбу с кинокомпанией «Метро Голдвин Майер», которая выпустила картину «Распутин — сумасшедший монах». Юсупову удалось доказать, что одна из главных героинь фильма, изнасилованная сумасшедшим монахом Григорием, похожа на его жену Ирину. Кинокомпании пришлось выплатить супругам Юсуповым за оскорбление 25 тысяч фунтов стерлингов. Кроме того, князь Юсупов опубликовал несколько книг о Распутине, воспоминания о котором в голове князя не выцветали от времени, а, напротив, раскрашивались во все в более сочные цвета.

Все больше свидетельств «святых и пророков», все больше дьявольщины и бесовщины.

То Елизавета Федоровна, сестра государыни, убитая большевиками и канонизированная зарубежной православной церковью, свидетельствует против Распутина пером «своего Маленького Феликса» о том, что в ночь убийства к ней пришли монахини рассказать, что во время всенощной слуги божьи «были охвачены безумием, богохульствовали и вопили, голося, как кликуши, и задирали юбки с непристойными движениями.

То некая «ялтинская блаженная старица Евгения» сказала Юсупову, что он не должен мучиться совестью, ибо как Георгий Победоносец убил того, кто был орудием дьявола. Что убитый Распутин в теперь аду и очень благодарен Феликсу, поскольку убив его, Феликс сохранил мужика от еще больших грехов! И что именно он, Феликс Юсупов, переживет многих Романовых и поможет возрождению России, ибо он начал, ему и закончить!

Эти эпизоды приятно разнообразили каждое последующее литературное творение Феликса Юсупова, смягчая некоторую монотонность приевшихся книжек «о черте Гришке, о Николае безголовом, тупом и бестолковом, об Алисе-немке, что снимала с русских пенки, о министрах-предателях и всех придворных обитателях».

Убийство Распутина оказалось самым прибыльным предприятием князя Феликса Юсупова и исправно помогало ему, облегчая материальные затруднения на чужбине. Феликс Юсупов не раз утверждал с улыбкой, что убитый Распутин — его «сохранитель».

В 1967 году князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, известный всему миру как «человек, убивший Распутина», умер.

79

Судьба Пуришкевича.

В первые же дни Февральской революции монархические союзы и правые партии прекратили свое существование. Владимир Пуришкевич, единственный из правых, не сдался без боя. В семнадцатом году он занялся созданием подпольной монархической организации и стал готовиться к вооруженному восстанию в Петрограде. Разрабатывал планы покушения на Владимира Ленина и Льва Троцкого. Он собирался «вмешаться в борьбу против большевиков, одержать победу и при победе не выпустить власть из своих рук в руки кого бы то ни было».

Планам Пуришкевича не суждено было сбыться. Заговор был раскрыт, и «твердокаменный монархист» предстал перед Петроградским революционным трибуналом. Как ни лавировал Пуришкевич в последние дни империи среди политических течений и поветрий, а в 1917 году он оказался не нужен ни Временному правительству, ни большевикам. Временное правительство отказало ему в просьбе о назначении его начальником санитарной службы армии, а захватившие власть большевики отправили в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Пуришкевич был осужден на год тюрьмы. Готовясь к суду и составляя конспект своей защитительной речи, припоминая всю свою бурную жизнь, он осознает: убийство Распутина — его самая верная индульгенция перед судом любого режима!

И осознав это, он уже никогда не отречется от своего «почетного звания» и напишет в сыроватых стенах своей камеры под номером 42 возвышенную оду о себе — жертвенном патриоте — убийце Распутина.

За что я здесь?

За то, что в год,

Когда, забыв станок и рало,

Пошел сражаться весь народ,

И на Руси уже светало…

В столице русской временщик,

Кто мог поверить правде дикой,

Под маской святости вериг

Предатель стал царя владыкой,

И я предателя убил,

Дабы народ расправил крылья,

Дабы ряды родных могил

Нас не повергли в мрак бессилья…

Дабы…ну и так далее…

Пуришкевич Владимир Митрофанович был в Российской империи очень популярным человеком. Но все забылось. Все его «дабы» и «кабы»… А крепко запомнилось только то, что он убил Распутина. И хоть на самом деле не то чтобы убил, а только стрелял, но этим возвысился и завоевал себе вожделенное историческое бессмертие. В 1918 году Пуришкевич вышел из тюрьмы по амнистии. Потом началась Гражданская война. На его глазах «красный террор» выкосил своей кровавой косой многих и бывших его единомышленников-монархистов. Владимир Пуришкевич примкнул к Белому движению. В армии Деникина он издавал монархический журнал. Опубликовал свои знаменитые «Дневники». Это стало его последним «историческим» делом. Жизнь его закончилась почти одновременно с жизнью Белого движения. Пуришкевич, «человек убивший Распутина», умер от тифа в Новороссийске в 1920 году.

80

Письмо, продиктованное Распутиным дочери, находилось в московском музее Революции (фонд Вырубовой).

81

Рассказывает Павел Милюков, кадет, член Прогрессивного блока, будущий министр иностранных дел Временного правительства: «…это были тяжкие четверть часа. От решения Родзянко зависело слишком многое, быть может, зависел весь успех начатого дела. Руководители армии с ним в сговоре и через него — с Государственной думой».

82

Из воспоминаний Георгия Шавельского, протопресвитера русской армии и флота, участника Белого движения:

«…в интеллигентных кругах, в особенности аристократических и состоятельных, наблюдалось легкомысленное отношение к революции с отсутствием понять ее, определить свою роль в ней… большинство смотрело на революцию, как на мужицкий хамский бунт, лишивший их благополучного, мирного и безмятежного житья. Этот бунт надо усмирить, бунтовщиков примерно наказать — и все пойдет по старому… Серьезного взгляда на революцию почти не приходилось встречать. Почти никто не хотел понять, что под видом революции идет огромное стихийное движение, направляемое незримой рукой к какойто особой цели — к очищению жизни от разных наростов, наслоений и условностей, укоренившихся предрассудков и неправд. Разразившаяся буря очищает удушливую атмосферу русской жизни… у нас многие лишь хотели ее задержать и остановить… усилия были трагичны и тщетны.

Наша интеллигенция не выдержала исторического экзамена. Революцию сознательно и бессознательно одни сумели подготовить, другие не сумели предотвратить, но понять ее в большинстве своем не смогли…

Все непроверенные «новые» идеи необдуманно заносились в народ интеллигентами. Они же первые показывали примеры неверия и неуважения ко всякой власти, ко всем старым заветам.

С другой стороны, сколь многие из внешне образованных людей оставались по своей натуре крепостниками, пользовавшимися трудами простого народа и слишком мало радевшими о благе его. Не они ли виновны в том, что наш народ оставался невежественным?

Господа, посмотрите честно и прямо на происходящее! Мужик наш, простой народ, оказался не тем, чем вы его представляли: разбушевавшись, он натворил много грязных и ужасных дел. Но мыто лучше его оказались в это время? Вспомните безудержный эгоизм, охвативший всех нас… нужно было жертвовать не только своей жизнью на поле брани, но и своими правами, преимуществами, достоянием своим, и мечтать не о реставрации старого, а постройке нового, отвечающего интересам не отдельных классов, а целого народа.

83

Гучкова и компанию брат императора устраивал только в полудержавном качестве — регента при конституционном несовершеннолетнем государе со слабым здоровьем. Когда император отрекся в его пользу и великий князь Михаил Александрович внезапно оказался в роли императора, Михаил Родзянко решительно воспротивился против нового и неожиданного для компании статуса Михаила Александровича Романова.

Рассказывает Александр Керенский:

«Первое сообщение о неожиданном шаге царя было получено вечером 3 марта от Гучкова и Шульгина… наступила мгновенная тишина… затем Родзянко заявил, что вступление великого князя Михаила Александровича на престол невозможно… он никогда не проявлял интереса к государственным делам, состоит в морганатическом браке с женщиной, известной своими политическими интригами, что в критический момент истории, когда он мог бы спасти положение, он проявил полное отсутствие воли и самостоятельности…»

Интересно было бы понять о какомкритическом моменте истории, когда он мог бы спасти положение, говорил Родзянко?

Рассказывает Александр Спиридович, бывший начальник дворцовой охраны:

«25 февраля 1917 года Родзянко по телефону предложил великому князю Михаилу Александровичу немедленно приехать в Петроград. По приезде великого князя 27 числа состоялось совещание. Его уговаривали принять на себя управление городом, уволить правительство и просить у государя манифест о даровании ответственного министерства. Великий князь на такой шаг не согласился. Немного позже Родзянко… упрашивал великого князя ввиду исключительно важных обстоятельств объявить себя регентом… принять на себя командование всеми войсками и поручить князю Львову (будущему председателю Временного правительства) составить новое министерство. Верный своему брату, великий князь на регентство (самозванное регентство) не согласился».

Великий князь Михаил Александрович оказался слишком несговорчивым и проявил излишнюю щепетильность по отношению к своему родному брату и императору, которому присягал.

Поэтому 3 марта Гучков и Родзянко приложат все усилия к тому, чтобы отговорить великого князя Михаила Александровича от принятия престола.

Вспоминает Павел Милюков, кадет, историк:

«Свидание с великим князем состоялось на Миллионной, в квартире князя Путятина. Туда собрались члены правительства, Родзянко и некоторые члены временного комитета. Гучков приехал позже… Войдя в квартиру, я столкнулся с великим князем, и он обратился ко мне с шутливой фразой: «А что, хорошо ведь быть в положении английского короля? Легко и удобно! А?» Я ответил, что очень спокойно править, соблюдая конституцию… Родзянко занял председательское место и сказал вступительную речь, мотивируя необходимость отречения от престола! Я доказывал, что для укрепления народного порядка нужна сильная власть и что такой она может быть только тогда, когда опирается на символ власти, привычный для масс. Одно Временное правительство без опоры на этот символ…окажется утлой ладьей, которая потонет в океане народных волнений… Стране грозит полная анархия.

Подошедший Гучков защищал мою точку зрения, но как-то слабо и вяло. Великий князь, все время молчавший, попросил несколько минут на размышление. Уходя, он обратился с просьбой к Родзянко поговорить с ним наедине… Вернувшись к депутации, он сказал, что принимает предложение Родзянко… Отойдя ко мне в сторону, он поблагодарил меня за патриотизм…»

На этом история российской монархии закончилась. Как образно выразился Александр Керенский, она стала «атрибутом прошлого».

84

Рассказывает Лили Ден, близкая подруга государыни, которая вместе с Анной Вырубовой ездила в 1916 году вместе с Распутиным в Сибирь:

«Распутин настоял на том, чтобы мы остановились в Покровском и познакомились с его женой. Село оказалось рядом деревянных изб в два этажа. Дом Распутина был немного больше остальных. Григорий сказал, что когданибудь, Их Величества приедут к нему в гости. Я изумилась, сказала, что это так далеко!.. Распутин сказал мне, что они должны приехать. Волей или неволей они приедут в Тобольск и, прежде чем умереть, увидят его родную деревню».

1 августа 1917 года царская семья выехала на поезде из Петрограда. Их везли в Тобольск. В Тюмени их пересадили на пароход «Русь». На второй день пути они проезжали Покровское и видели двухэтажный дом Распутина. Во второй раз они видели дом Распутина 14 апреля 1918 года, когда государь, государыня, дочь Мария и доктор Боткин проезжали через Покровское в Екатеринбург.

Из дневника Николая Второго:

«Поменяли лошадей в деревне Покровское. Долго стояли прямо напротив дома Григория и видели всю их семью, глядевшую на нас через окно».

85

Последнее письмо Распутина к государю приводится по книге, написанной на основе воспоминаний Чарльза Сиднея Гиббса.

Гиббс, подданный английской короны, был учителем английского языка и преподавал английский вначале дочерям последнего российского императора, а за тем и наследнику Алексею.

После падения империи Чарльз Гиббс добровольно последовал за царской семьей в Тобольск, где продолжал выполнять при детях свои прежние обязанности и по вечерам частенько коротал время в обществе бывшего государя.

После увоза царской семьи из Тобольска в Екатеринбург Гиббс отправился вслед за своими учениками. В Екатеринбурге оставался до зимы 1918 года.

Дал подробные показания по делу об убийстве царской семьи после прихода в Екатеринбург армии Колчака, помогал следствию в опознании вещей. С отступлением колчаковских войск был одним из тех, кто помогал сопровождать найденные в доме Ипатьева и месте уничтожения тел расстрелянной семьи следственные материалы.

В 1934 году Чарльз Гиббс принял православие, взяв новое русское имя Алексей. Спустя время принял монашеский постриг, получив при пострижении новое имя Николай.

В 1938 году вернулся в Англию. После Второй мировой войны организовал в Оксфорде православный приход. Прожил до 1963 года и умер в сане архимандрита. Похоронен на кладбище Хединстон, Оксфорд.

В архиве Гиббса сохранились уникальные документы — письма, предметы, фотографии.

До того как была опубликована книга «Дом особого назначения», последнее письмо Распутина, было известно, по воспоминаниям Аарона Симановича, иудея, торговца ювелирными украшениями, который называл себя «секретарем Распутина» и, действительно, был вхож к Распутину. Матрена Распутина в своих воспоминаниях посвятила Аарону немало благодарных строк. Однако сочиняя свои воспоминания «Распутин и евреи», изданные в Риге в 1924 году, тщеславный торговец преувеличил до анекдотического свое значение в жизни того, чьим секретарем себя именовал! Из «воспоминаний» Симановича понятно, что конфидентом Распутина Симанович не был и питался сплетнями и слухами. Реальная степень его осведомленности была невелика. Письмо же, похоже, он действительно видел, держал в руках и читал.

Текст, приведенный Симановичемпо памяти, поскольку в предисловии к своим воспоминаниям он признает, что никогда в жизни не вел ни записей, ни дневников и полагается исключительно на свою память, звучал так:

«Я пишу и оставляю это письмо в Петербурге. Я предчувствую, что еще до первого января уйду из жизни. Я хочу русскому народу, Папе, русской Маме, детям и русской земле наказать, что им предпринять.

Если меня убьют нанятые убийцы, русские крестьяне, мои братья, то тебе, русский царь, некого опасаться. Оставайся на твоем троне и царствуй. И ты, русский царь, не беспокойся о своих детях. Они будут еще сотни лет править Россией.

Если же меня убьют бояре и дворяне, и они прольют мою кровь, то их руки останутся замараны моей кровью, и двадцать пять лет они не смогут отмыть свои руки. Они оставят Россию. Братья восстанут против братьев и будут убивать друг друга, и в течение двадцати пяти лет не будет в русской земле дворянства.

Русской земли царь, когда услышишь звон похоронных колоколов, сообщающих тебе о смерти Григория, то знай — если убийство совершили твои родственники, то ни один из твоей семьи, то есть детей и родных, не проживет дольше двух лет. Их убьет русский народ. Я ухожу и чувствую в себе Божье указание сказать русскому царю, как он должен жить после моего исчезновения. Ты должен все учесть и осторожно действовать. Ты должен заботиться о твоем спасении и сказать твоим родным, что я им заплатил жизнью. Меня убьют. Я уже не в живых. Молись, молись. Будь сильным. Заботься о своем избранном роде. Григорий».

По-видимому, с письма Распутина была снята фотографическая копия. Во всяком случае, упоминание о ней встречается в воспоминаниях английского писателя, автора многотомной истории России, Бернарда Пэйрса, в 1914–1919 годах бывшего официальным корреспондентом британского правительства на Русском фронте. Писатель утверждает, что видел фотографию этого письма в Париже в 1934 году.

86

20 ноября (3 декабря) 1917 года Советская республика начала сепаратные переговоры о мире с Германией. Было подписано соглашение о перемирии, после чего начались долгие и исключительно трудные мирные переговоры. 3 марта 1917 года Брестский договор был подписан советской стороной. Договор, состоявший из 14 статей, был для России ужасен и сокрушителен: Россия теряла 1 млн. кв. м территорий, включая Украину, обязывалась демобилизовать армию и флот, устанавливались невыгодные для России таможенные тарифы в пользу Германии.

Этот договор был подписан Советской Россией в одностороннем порядке и вызвал взрыв негодования в странах Антанты. На Лондонской конференции 15 марта 1918 года было принято решение начать военную интервенцию в «Восточной России».

Брестский мир был аннулирован Советами после начала ноябрьской революции в Германии. Это было в 1918 году. Царская семья этого уже не застала.

87

Рассказывает Александра Теглева, няня Царских детей:

«Первый комиссар, который появился у нас после большевистского переворота, был Яковлев. Его приезда ждали… я не видела свидания Яковлева с государем и государыней. Знаю же о цели прибытия Яковлева от детей. Они говорили мне, что Яковлев приехал из Москвы… и увозит куда-то государя, что с государем решила ехать и императрица. Дети передавали мне, как убеждение, что государя увозят в Москву. Императрица сильно убивалась… она плакала. Видно было, что не по себе и государю. Он сдерживался, но был бледен и молчалив».

Рассказывает Елизавета Эрсберг, помощница няни царских детей:

«Княжны передавали мне со слов, конечно, родителей, что Яковлев везет государя в Москву. И государь, и государыня, по словам детей, думали, что большевики хотят перевезти его в Москву, чтобы он заключил мирный договор с немцами. Изза этого государыня и страдала. Она знала слабый характер государя. Алексей Николаевич болел. Значит, на государя там они могли подействовать в желательном для себя направлении, угрожая ему благополучием сына и оставшихся с ним. Вот почему государыня решила ехать сама».

Рассказывает Чарльз Сидней Гиббс, учитель царских детей:

«…я дежурил около Алексея Николаевича. Он был болен и очень страдал. Императрица обещала придти к нему после завтрака. Он все звал: «Мама, мама». Он все ждал и ждал, а она не шла. Я вышел. Мне кто-то сказал, что государыня встревожена, что она потому не пришла, что встревожена, что увозят государя. Между 4 и 5 часами она пришла. Она была спокойна. Но на лице ее остались следы слез. Чтобы не беспокоить Алексея Николаевича, она стала рассказывать «с обыкновенными манерами», что государь должен уехать с ней, что с ними едет Мария Николаевна, а потом, когда Алексей Николаевич поправится, поедем и все мы. Мы все думали, что их везут или на восток, или в Москву».