Примечания книги Невероятное путешествие мистера Спивета. Автор книги Рейф Ларсен

1

Добро пожаловать в столицу! (фр.)

2

очень устали (фр.)

3

Как много багажа! Боже мой! Это невероятно, не правда ли? (фр.)

4

Да-а-а-а! Ребенок! (фр.)

1

Я постоянно боролся с поразительным уровнем энтропии в моей крохотной спальне, битком набитой отложениями жизни картографа. В их число входили: геодезические приборы, старинные телескопы, секстанты, мотки бечевки, банки с воском, компасы и притулившийся на письменном столе скелет воробья (в момент моего рождения о кухонное окно насмерть разбился воробей. Орнитолог из Биллингса восстановил рассыпавшийся скелет, а я получил второе имя).

Скелет воробья. Из блокнота З214

2

И, думаю, была совершенно права.

Каждый инструмент в моей комнате висел на строго отведенном месте, а на стене за каждым прибором я начертил его контуры и подписал название – как бы эхо самого инструмента. Таким образом, я всегда знал, чего недостает и куда это надо поместить.

Однако даже при такой системе что-то падало, что-то ломалось, а на полу скапливались груды мусора, сбивая меня с толку. Мне было всего двенадцать, но путем наблюдения за тысячами закатов и рассветов, рисования и перерисовывания тысячи карт, я уже успел впитать жизненно важную концепцию, что все рано или поздно приходит в упадок и убиваться по этому поводу глупо.

Моя комната не была исключением. Нередко, просыпаясь посреди ночи, я обнаруживал у себя в постели чертежные принадлежности, которыми полночные духи пытались зарисовать мои сны.

Схема моего сна. Из блокнота З54

3

Самую первую свою карту я нарисовал как раз с этого самого крыльца.

В то время я считал, что здесь приведены полезные инструкции, как забраться по старой растрескавшейся горе Хамбаг на небо и пожать руку Господу Богу. Глядя назад, могу добавить, что неуклюжесть и низкое качество карты объясняется не только нетвердой рукой младости, но и тем, что я тогда не понимал: карта места отличается от самого этого места. В шесть лет ребенку несложно перепутать мир карт с реальным миром.

4

Сказать по правде, я был заинтригован телефонным звонком ничуть не меньше Грейси, поскольку на самом деле у меня всего два друга:

1) Чарли. Светловолосый паренек на класс младше меня, всегда готовый помочь мне в любой картографической экспедиции, лишь бы подняться в горы, подальше от трейлера в Южном Бьютте, где его мамаша целыми днями просиживает в кресле на траве и поливает свои огромные ножищи из садового шланга. Чарли словно бы родился наполовину горным козлом: непринужденнее всего он себя чувствует, когда стоит на склоне под углом в сорок пять градусов, а то и больше, и держит ярко-оранжевую рейку, пока я делаю замеры с другого конца долины.

2) Доктор Терренс Йорн. Профессор энтомологии из Монтанского университета в Бозмане, мой наставник. Доктор Клэр представила нас друг другу на пикнике Юго-западного монтанского энтомологического общества. До того, как я познакомился с доктором Йорном, там была скука смертная. Мы с ним три часа кряду беседовали о долготе и широте над тарелками с картофельным салатом. Это доктор Йорн убедил меня (за спиной моей матери) подать работы в «Сайнс» и «Смитсониан». Я думаю, в определенном смысле его можно назвать моим научным отцом.

Теодолит Джимни. Доктор Йорн подарил мне этот теодолит после моей первой публикации в журнале Смитсоновского института.

5

Определение подвидов орегонского жука-скакуна Cicindela purpurea. Из блокнота К23

Я еще не показывал эти рисунки доктору Клэр. Она меня не просила их делать, и я боялся, она опять рассердится за вторжение в область ее научных интересов.

6

Еще у нас был мой младший брат, Лейтон Хауслинг Спивет, единственный мальчик в роду Спиветов за пять поколений, не носивший имени Текумсе. Но Лейтон погиб в прошлом феврале из-за несчастного случая с ружьем, о котором теперь никто даже не упоминает. Я тоже там был, проводил измерения звука выстрелов. Я не знаю, как это произошло.

Выстрел #21. Из блокнота С345

После этого я прятал его имя во всех моих картах.

7

Отец Реджинальда (то есть мой прапрадедушка) увидел свет где-то под Хельсинки и сперва звался Терхо Сиева, что по-фински означает примерно «Мистер Симпатичный Желудь». Должно быть, он испытал истинное облегчение, когда иммиграционные чиновники на Эллис-айленд переврали его имя и написали в документах «Терхо Спивет» – и так благодаря неверному взмаху пера родилась новая фамилия. По пути на запад, на рудники Бьютта, Терхо остановился в одном захудалом салуне в Огайо и там услышал, как какой-то пьянчуга (по собственным уверениям – наполовину навахо) излагает весьма красочную историю о великом воине из племени шауни по имени Текумсе. Когда рассказ дошел до последней схватки Текумсе с Бледнолицым в битве при Темзе, мой прапрадед, даром что суровый финн, тихо заплакал. В той битве, после того, как две пули пронзили Текумсе грудь, солдаты генерала Проктора скальпировали его и обезобразили тело до полной неузнаваемости, а потом бросили в общую могилу. Терхо вышел из салуна с новым именем для новой земли.

По крайней мере, так рассказывали у нас в семье – с этими фамильными преданиями никогда нельзя быть ни в чем уверенным.

8

«У каждой комнаты есть своя атмосфера».

Это я узнал от Грейси, когда пару лет назад она на короткий период увлеклась чтением ауры у всех окружающих. Атмосфера, которую ты ощущал, входя в Ковбойскую, омывала тебя волнами ностальгии по Дикому Западу. Отчасти тому причиной был запах: старая кожа вся в пятнах от виски, душок дохлой лошади от индейского одеяла, плесень на фотографиях – но за всем этим стоял аромат растревоженной пыли прерий, как будто ты шагнул на поле, по которому только что промчался отряд ковбоев: стук копыт, мускулистые загорелые руки всадников – а теперь клубы пыли медленно оседают запоздавшим свидетельством того, что человек и конь пронеслись и исчезли, оставив по себе только эхо. Войдя в Ковбойскую гостиную, ты чувствовал, будто пропустил что-то важное, будто мир едва успел стихнуть после буйных событий. Печальное чувство – и таким же было выражение на лице моего отца, когда после долгого рабочего дня он усаживался в любимой комнате.

9

Мыльный Уильямс как векторы движения. Из блокнота С46

10

Отец пьет виски с поразительной регулярностью. Из блокнота С99

11

Краткая история нашего телефонного шнура

Грейси давно уже пребывала в фазе, когда частенько говорила по телефону весь вечер – туго натянутый шнур шел из кухни через столовую, вверх по лестнице, через ванную комнату и в спальню Грейси. С ней аж истерика приключилась, когда отец отказался установить телефон у нее. Но несмотря на все скандалы, он только и сказал: «Да у нас весь дом развалится, если мы притронемся к этой штуковине» – и вышел из комнаты, хотя никто в доме так и не понял, что он имел в виду. Грейси пришлось отправиться в Сэмов хозяйственный магазин в центре города и купить там пятидесятифутовый телефонный провод – из тех, что на самом деле, если уж возьмешься растягивать как следует, доходят до тысячи футов. И уж Грейси растягивала.

Шнур, который она со своим одиночеством растягивала до невероятной длины, теперь висел свернутым на маленьком зеленом крючке – отец приколотил его, чтоб было куда девать все эти бесчисленные петли и кольца.

– Этаким лассо можно лося за полмили свалить, – сказал отец, покачивая головой и загоняя крючок в стену. – Девчонка не может сказать все, что ей надо сказать, на кухне, так о чем она вообще треплется?

Отец всегда относился к разговорам как к работе, вроде как лошадь подковать – это делают не развлечения ради, а когда иначе не обойтись.

12

Что было удивительно в Лейтоне: он мог перечислить всех президентов США по порядку, а также их день и место рождения и имена домашних любимцев. И у него они все были выстроены по ранжиру в какую-то систему, которую я так и не расшифровал. По-моему, президент Джексон шел в списке четвертым или пятым, потому что был «крепкий парнем» и «ладил с ружьями». Меня всегда изумлял в брате этот проблеск энциклопедических наклонностей – он ведь во всех отношениях был типичнейшим мальчишкой с ранчо: обожал стрелять, сгонять скот в стадо и плеваться в жестянки на пару с отцом.

Вероятно для того, чтобы доказать, что мы с Лейтоном и правда родственники, я осаждал его бесконечными вопросами, проверяя знание Особой Темы.

– А кто твой самый нелюбимый президент? – поинтересовался я как-то раз.

– Уильям Генри Гаррисон, – без запинки отозвался Лейтон. – Родился 9 февраля 1773 года, на плантации Беркли в Виргинии. Держал козу и корову.

– А за что ты его не любишь?

– За то, что он убил Текумсе. А Текумсе проклял его, и он сам умер через месяц прямо на службе.

– Текумсе его не проклинал, – возразил я. – И уж тем более Гаррисон не виноват, что умер.

– Еще как виноват, – убежденно заявил Лейтон. – Когда умираешь, всегда сам виноват.

13

Одно из самых красивых изображений музея, какие мне только попадались, я нашел ни более, ни менее, как в журнале «Тайм», который мы с Лейтоном как-то пролистывали, лежа на животах под рождественской елкой в 6:17 утра. Тогда мы не знали, но это было последнее Рождество, в которое нам суждено было вот так вот лежать вместе.

Обычно Лейтон листал журналы со скоростью примерно страница в секунду, но тут я краем глаза успел заметить фотографию, которая заставила меня перехватить его руку и остановить непрестанное мелькание листов.

– Ты что? – возмутился Лейтон с таким видом, точно сейчас меня ударит. Характер у него был бешеный – а отец одновременно осуждал и подстрекал его в этой своей типичной манере: не говорить ничего, зато ожидать многое.

Но я ничего не ответил, так заворожила меня фотография: на переднем плане был выдвинутый из большого шкафа ящик, а в нем, подставленные камере, три засушенные гигантские африканские бычьи лягушки – Pyxicephalus adsperus – с вытянутыми, точно в прыжке, лапками. А сзади тянулся куда-то вглубь бесконечный коридор из многих тысяч таких же пыльных металлических шкафов, таивших в себе миллионы экземпляров. Западные экспедиции конца девятнадцатого века собирали черепа шошонов, панцири броненосцев, гигантские шишки, яйца кондоров – и отсылали все эти сокровища на восток, в Смитсоновский музей: на конях, дилижансами, а впоследствии и поездами. В суматохе сборов многие из присланных образцов даже не были толком классифицированы и теперь покоились где-то здесь, в недрах бесконечных шкафов. При виде фотографии мне остро захотелось ощутить то неведомое, что чувствуешь, заходя в такие архивы.

– Ты просто идиот! – сердито заявил Лейтон и дернул страницу так сильно, что она надорвалась, прямо по коридору.

– Прости, Лей, – сказал я и отпустил страницу – но не изображение.

Надорвалось вот так, только на самом деле сильнее и по-настоящему.

14

Спенсер Ф. Бэйрд входил в пятерку моих фаворитов. Его жизненной миссией было собрать в закромах Института все возможные образцы флоры и фауны, археологические находки, наперстки, протезы и все остальное. Он увеличил коллекцию Смитсоновского музея с 6000 до 2,5 миллионов экспонатов, а умер в Вудсхолле, глядя на море и, верно, размышляя, почему нельзя и его добавить к своей коллекции.

Еще он входил в число основателей клуба «Мегатерий», названного в честь вымершего вида гигантского ленивца. Клуб этот просуществовал очень недолгое время в середине девятнадцатого века, собрав под своим крылом многих вдохновенных молодых ученых. Члены клуба обитали в башнях Смитсоновского музея: днем они изучали науки под бдительным оком Бэйрда, зато ночью распивали хмельной гоголь-моголь и дурачились с бадминтонными ракетками среди музейных экспонатов. Воображаю, как эти ученые буяны говорили между собой о происхождении жизни, коммуникативных системах и локомоции! Как будто Мегатерии вобрали в себя из музейных залов могучий запас кинетической энергии – после чего Бэйрд выпустил их в вольное плавание и они, вооруженные сачками и бадминтонными ракетками, отправились на запад, дабы внести свой вклад в пополнение научного знания.

Когда доктор Клэр рассказала мне о клубе «Мегатерий», я молчал три дня подряд – скорее всего, от зависти и обиды, что линейное течение времени не позволяет и мне вступить в их ряды.

– А нельзя нам основать клуб «Мегатерий» тут, в Монтане? – спросил я, наконец нарушив молчание в дверях ее кабинета.

Она посмотрела на меня и сдвинула очки на нос.

– Мегатерии вымерли, – загадочно ответила она.

Megatherium americanum. Из блокнота З78

15

Эти похожие на виселицы черные скелеты испещряют холмы над Бьюттом, точно надгробья мертвых рудников. Лежа под ними, можно слышать, как завывает в железных креплениях ветер. Мы с Чарли, нарядившись пиратами, соревновались, кто скорее взберется наверх, играя, будто мы матросы и лезем на мачту.

16

На что похожа нормальная семья ученых?

Подчас я гадал, как бы все обернулось, будь моим отцом доктор Йорн, а не Т. И. Спивет. Тогда мы с доктором Йорном и доктором Клэр могли бы обсуждать за обедом морфологию усиков насекомых и способы кинуть яйцо с Эмпайр-стейт-билдинг так, чтобы оно не разбилось. Была бы такая жизнь нормальной? В среде повседневного научного языка, вдохновилась бы доктор Клэр на собственную научную карьеру? Я давно заметил, что она поощряет меня проводить время с доктором Йорном, как будто он может исполнить ту роль, на которую не способна она сама.

Приспособление для кидания яйца с Эмпайр-стейт-билдинг (2‑ое место на Научной Выставке)

17

Вранье.

Это Грейси предстояло скоро готовить. Доктор Клэр всякий раз собиралась взяться за стряпню, но в последнюю минуту вспоминала что-то важное и оставляла всю черную работу Грейси и мне. Оно и к лучшему. Доктор Клэр и в самом деле ужасно готовила. За время моей сознательной жизни она загубила двадцать шесть тостеров, то есть чуть больше двух в год. Один из них взорвался, да так, что обгорело полкухни. Когда она засовывала в тостер очередной кусок хлеба и тут же убегала, вспомнив о чем-то важном, я тайком поднимался к себе и приносил график, отражавший судьбу каждого тостера, наиболее яркие моменты его карьеры, а также время и обстоятельства досрочной кончины.

№ 21 Взорвался 4.05.04 во время поджаривания цельнозернового хлеба

Потом я вставал в дверях ее кабинета, прижимая карту к груди, точно знак протеста. Примерно тогда дым уже просачивался в комнату, доктор Клэр чуяла запах гари, видела меня и издавала вопль раненого койота.

– Просто чудо, что дом еще стоит, пока эта женщина у плиты, – частенько говаривал отец.

18

Подробности из «Грейси лущит кукурузу № 6». Блокнот С457

Должен добавить, этот урожай оказался просто превосходным: всего семь плохих початков из восьмидесяти пяти – хотя теперь из-за напыщенного идиотства Грейси данные оказались недостоверными.

19

Расстояние между «Там» и «Здесь». Из блокнота З1

Вот одна из причин, почему я в раннем детстве так часто мочил постель: я боялся, что живущий у меня под кроватью злобный птеродактиль – которого я звал Ганга Дин и рисовал себе со смертоносным клювом и горящими выпученными глазами – намерен прикончить меня именно сегодня ночью, если я встану в туалет. Так что я все сдерживался, сдерживался, а потом не мог сдержаться, и простынка у меня становилась сперва горячей и мокрой, а потом мокрой и холодной. А я лежал под одеялом, замерзший, зато живой, и утешался мыслью, что Ганге Дину сейчас здорово капает на голову (отчего он становится еще злее и голоднее). Тем не менее, теперь я уже не верю в Ганга Дина, так что совершенно не могу объяснить, почему со мной все равно иногда такое случается. Жизнь полна маленьких загадок.

20

21

– Мам, а я могу заразиться СПИДом в траве? – спросил Лейтон как-то раз прошлым летом.

– Нет, – ответила доктор Клэр. – Только пятнистой горной лихорадкой.

Они играли в манкалу, а я сидел на диване и рисовал топографические линии.

– А траву заразить СПИДом я могу? – не унимался Лейтон.

– Нет.

Щелк-щелк-щелк – камешки ложились в деревянные лунки.

– А у тебя когда-нибудь был СПИД?

Доктор Клэр подняла голову.

– Лейтон, что ты все о СПИДе?

– Не знаю, – сказал Лейтон. – Просто не хочу им болеть. Анджела Эшфорд сказала, что это очень плохая болезнь и что у меня она скорее всего уже есть.

Доктор Клэр посмотрела на Лейтона, все еще сжимая в руке камешки.

– Если Анджела Эшфорд еще когда-нибудь тебе такое скажет, ответь ей, что даже если она испытывает неуверенность в себе оттого, что родилась маленькой девочкой в обществе, оказывающем на маленьких девочек непомерное давление и требующем от них соответствия определенным физическим, эмоциональным и идеологическим стандартам – многие из которых неуместны, нездоровы и просто губительны – это еще не значит, что она должна переадресовывать внушенное ей недовольство собой на такого славного мальчика, как ты. Возможно, ты невольно и являешься частью ее проблем, но отсюда не следует, что ты от этого перестаешь быть славным и воспитанным мальчиком, и уж тем более – что ты болен СПИДом.

– Не уверен, что я это все запомню, – покачал головой Лейтон.

– Ладно, тогда скажи Анджеле, что ее мама – пьяная жирная корова.

– Это я могу, – обрадовался Лейтон.

Щелк-щелк-щелк – застучали камешки.

22

Сколько я себя помню, между родителями на Коппертоп-ранчо всегда шла подспудная позиционная война. Как-то доктор Клэр отгородила веревкой весь сеновал во время массового выполза личинок семнадцатилетних цикад. Отец пришел в такую ярость, что неделю обедал, не слезая с седла.

Зарисовки слов на крыльях цикад. Из блокнота К15

Он же в свою очередь (нарочно или случайно – вопрос еще открыт и активно дебатируется) запустил коз в загон, где лежали половинки апельсинов, в которых доктор Клэр выращивала специально вывезенных из Японии цитрусовых долгоносиков. Бедные, бедные долгоносики! Проехать три тысячи миль через Тихий океан – только для того, чтоб пойти на корм тупым монтанским козам.

Отец примерно так и извинялся перед доктором Клэр: «Это ж просто тупые козы», – заявил он, вертя в руках ковбойскую шляпу. – «Просто тупые. Вот и все».

Пожалуй, моим любимым наблюдательным пунктом на ранчо был тот самый забор прямо посредине: за спиной заросли высокой травы и дом (в котором затворилась у себя в кабинете доктор Клэр), а впереди поля, коровы и козы, как заведенные жующие своими тупыми пастями. Взгромоздившись на этот забор, ты особенно четко понимал, что наше ранчо, в первую очередь, большой компромисс.

23

После смерти Лейтона Очхорик на несколько месяцев как с цепи сорвался – бегал целыми днями вокруг заднего крыльца, обшаривал взглядом горизонты и грыз железные ведра, обдирая пасть до крови. Я молча наблюдал за его страданиями, не зная, что сделать и что сказать.

Потом как-то в начале лета Грейси взяла его на длинную прогулку – совсем бы обычную прогулку, но она сплела ему на шею венок из одуванчиков, а еще они некоторое время вместе сидели под тополем. Вернулись они с выражениями нового взаимопонимания на лицах. Очхорик перестал грызть ведра.

С тех пор все мы использовали его на свой лад. Когда тебе становилось совсем уж грустно и одиноко, ты вставал из-за стола и щелкал языком – не совсем, как Лейтон, но довольно похоже – и для Очхорика это был сигнал бежать за тобой на поля. Он вроде бы вовсе не возражал, что его так используют. Мало-помалу он смирился с утратой хозяина. Кроме того, такие одинокие прогулки позволяли ему вовсю предаваться любимому занятию: ловить пастью светлячков, Photinus pyralis. Иной раз в конце июля эти светлячки вспыхивали синхронно, точно управляемые каким-то божественным метрономом.

Синхронность свечения монтанских Photinus pyralis. Из блокнота К62

24

Когда сталкиваешься с Текумсе Илайей Спиветом, всякий раз приходится вроде как лишний раз выдохнуть. Глядя на его обветренное лицо, на то, как торчат из-под пропитанной потом шляпы пряди черных с проседью волос, ты замечал следы размеренного сезонного круговорота жизни: объездка коней летом, клеймление весной, сбор скота осенью, открывание и закрывание одних и тех же ворот круглый год.

Так оно и шло: ты не оспаривал монотонность открывания и закрывания ворот. И все же меня всегда подмывало провести расследование – распахнуть следующие ворота, сравнить, насколько отличается скрип их петель от наших.

Скрип других петель по сравнению с нашими

Отец упорно открывал и закрывал одни и те же ворота, и, учитывая его фанаберии – Ковбойскую гостиную, странные старомодные метафоры, настоятельные требования, чтобы все члены семьи во время каникул и отпусков писали друг другу письма (собственные его письма были не длиннее двух фраз), – несмотря на все это, мой отец был самым практичным и трезвомыслящим человеком, какого я только знал.

А в придачу еще и самым мудрым. И еще я твердо знал – тем смутным, но предельно точным чутьем, каким дети иной раз понимают что-то о своих родителях и какое не имеет отношения к обычному внутрисемейному уважению, – что мой отец один из лучших в своем деле, во всей юго-западной Монтане. Это сквозило во всем – в его взгляде, рукопожатии, манере держать лассо. Он не настаивал и не давил, но решительно сообщал миру, как оно должно быть – и как будет.

25

Доктор Экман на всех своих схемах рисовал одно и то же лицо. Интересно, кто ему позировал и не устал ли тот принимать так много разных выражений.

26

Этот вопрос вызвал во мне следующие мгновенные реакции:

1) Я пришел в восторг от того, что меня сейчас попросят помочь, поскольку, если не учитывать несколько рутинных заданий по всякой мелочи, отец давно уже пришел к выводу, что я, как и Очхорик, на ранчо не помощник. Помню, как во время клеймления скота я смотрел в окно, как отец работает на полях, и хотел натянуть сапоги и присоединиться к нему, но незримая черта уже была проведена, и я знал: переступать ее нельзя. (Кто провел эту черту? Он или я?)

2) И в то же время этот вопрос поверг меня в неизмеримую печаль: владелец ранчо спрашивал единственного оставшегося у него сына, поможет ли тот ему с обычной ежедневной работой. Такого не должно быть. Сыновьям положено всю жизнь трудиться на отцовской земле, с детства перенимая навыки, чтобы в конце концов получить от стареющего патриарха все бразды власти – предпочтительно где-нибудь на вершине холма в час заката.

27

Монография принадлежала перу мистера Петра Ториано и была озаглавлена «Преобладание лоренцевых червоточин на американском Среднем Западе, 1830–1970». Я пришел в такой восторг от находки, что тайком припрятал коричневую папку с драгоценным содержимым в туалете, чтоб точно снова ее найти. Однако, вернувшись в архив на следующей неделе, папки не обнаружил.

28

Название работы гласило:

29

С тех пор я выработал новый термин «стенпок»:

Стенпок – сущ., любой взрослый, упорно не желающий выходить за пределы сугубо служебных обязанностей и не проявляющий никакой склонности к незаурядному и невероятному.

Если бы все в мире были стенпоками, мы бы до сих пор жили в Средневековье, во всяком случае, в научном смысле.

Без теории относительности. Без пенициллина. Без печенья с шоколадными крошками. Без рудников в Бьютте. Вот ведь ирония, что мистер Стенпок, давший свое имя этому явлению, преподает естествознание – предмет, который, как мне всегда казалось, должен воспитывать в детях способность изумляться.

30

Из лабораторной работы 2.5, «Соленость пяти неизвестных жидкостей»

31

Избранные стадии облысения у мужчин. Из блокнота С27

Не все мужчины так ужасны

Например: доктор Йорн. Он мужчина, однако любознательностью не уступит доктору Клэр. Как-то мы с ним три часа обсуждали, кто бы победил в честном бою – полярный медведь или тигровая акула (на отмели глубиной в четыре фута, при свете дня). Но доктор Йорн живет в двух часах езды от нас, а я не умею водить машину, так что учиться мужскому поведению могу только у ковбоев да мистера Стенпока.

32

Сбор скота, сбор скота: стук копыт по мягкой земле, дребезжание задетой рогами колючей проволоки, запах навоза и коровьих шкур с примесью странных ароматов мексиканской кожи. По утрам, перед тем как отправляться на работу, мексиканцы смазывают седла какой-то мазью, которую передают по кругу в черной коробочке размером с кулак. А после трудового дня приходят к дому и стоят на крыльце, тихо переговариваясь меж собой и сплевывая на гардении со странной деликатностью, которая в них выглядит совершенно естественно. Доктор Клэр в несвойственном ей припадке женского гостеприимства подает им лимонад и имбирное печенье. Они любят такое печенье. Я думаю, они именно за ним и приходят постоять на крыльце – за имбирным печеньем, которое так бережно, точно драгоценный амулет, берут загрубелыми руками и откусывают маленькими кусочками.

Я поймал себя на том, что гадаю: если меня не будет здесь осенью, когда мексиканцы будут жевать имбирное печенье – стану ли я скучать по этому ритуалу, что знаменовал начало осени ничуть не в меньшей степени, чем опадание листьев. Стану ли тосковать по нему, даже если всегда наблюдал этот ритуал лишь со стороны?

33

На карте, нарисованной Одним Быком, время течет слева направо. Добавление четвертого измерения, равно как и небрежность в использовании пространственных координат, меня, признаться, слегка нервировало, однако я старался плыть по течению. Для Одного Быка множественные временные точки могли существовать одновременно.

Странным последствием его смерти – наряду с церковью, и пустым домом, и тем, как дверь в его комнату всегда стояла полуоткрытой – стало то, что незавершенная карта на задней стенке пикапа накрепко засела у меня в голове. Мне бы так хотелось провести с ним еще хоть день, дорисовывая ее. Или пятьдесят. И пусть бы даже Лейтон ни разу не взялся за кисть, а просто сидел рядом, смотрел на меня, да хоть спал! Меня бы и это устроило.

34

За отцом водилась привычка: время от времени облизывать пальцы, точно перед каким-то делом, для которого нужна особая ловкость и хорошая хватка. Очень часто никакого дела вовсе и не было – просто навязчивый тик физического труда, как будто отец постоянно видел перед собой бесконечную череду работ. Даже растянувшись в любимом уголке перед телевизором со стаканом виски в руке, он никогда не расслаблялся до конца.

35

Серия водных диаграмм. Из блокнота З56

36

Помню, как в первый раз увидел записные книжки Чарльза Дарвина. Я лихорадочно рылся в его набросках, примечаниях на полях и отступлениях от темы в поисках момента озарения, той вспышки, что привела к открытию теории естественного отбора. Само собой, я не нашел такого четкого единого момента, да и не думаю, что великие открытия вообще когда-либо делались таким образом – скорее всего, обычно они являют собой череду проб и ошибок, исправлений и уточнений, в которых даже возглас «ага!» впоследствии будет пересмотрен и опровергнут.

Впрочем, одна страница в блокноте привлекла мое внимание – первая известная иллюстрация эволюционного древа, несколько раздваивающихся линий, ветвящихся наружу, только и всего, зачаточная форма образа, что нынче так хорошо знаком нам всем. Однако меня заинтересовал не рисунок, а строчка, которую Дарвин подписал сверху:

37

Черный прямоугольник. Из блокнота З57

38

Триангуляция Вонючки и копилки яда. Из блокнота С77

39

Ты один из нас, но ты не такой, как мы. Из блокнота З77

40

Этот поступок вроде бы нарушил четвертое правило Ковбойского кодекса Джина Отри, но отец вообще избирательно следовал и ковбойской этике, и Библии: ссылался что на то, что на другое только когда ему это подходило.

1. Ковбой никогда не стреляет первым в более слабого противника, не вступает с ним в драку и не пользуется своим преимуществом.

2. Он не берет назад своего слова и оправдывает оказанное ему доверие.

3. Он всегда говорит только правду.

4. Он мягок с детьми, стариками и животными.

5. Он не проповедует и не придерживается расистских или религиозно-нетерпимых идей.

6. Он всегда помогает тем, кто попал в беду.

7. Он работает на совесть.

8. Он чист в помыслах, выражениях, поступках и личных привычках.

9. Он чтит женщин, родителей и законы своей страны.

10. Ковбой – настоящий патриот.

41

Когда на ранчо приходил один из адвокатов, я заметил у него в саквояже, на самом верху, отчет коронера и перекопировал себе эту диаграмму, пока адвокат ходил вместе с отцом в амбар. Хотя использованный коронером шаблон для изображения головы похож скорее на матерого русского шпиона, чем на десятилетнего мальчика, мне кажется, Лейтону бы понравилось, что его так нарисовали.

42

А слева от двух фигур воткнута в грязь табличка, где четким музейным шрифтом выведено:

43

Хотя доктор Клэр сформулировала это как вопрос, мы все знали, что так оно и есть. Я нарисовал множество схем, документирующих изданные на этом инструменте фальшивые ноты: лихие импровизации, многократно повторенные ноты «до» второй октавы, которые Грейси бесконечно выдувала во время «припадочных выходов» или в периоды драматического расставания с Фарли, Барретом или Уиттом.

44

Вариации грозно-горошковых овалов. Из блокнота С72

45

Не то чтоб это было совсем неинтересно. Будь я психологом, специализирующимся на материнско-дочерних отношениях, мне бы тут открылись Помпеи межсемейных женских взаимодействий. Отношения Грейси и доктора Клэр имели очень сложную динамику: как единственные женщины на ранчо, они невольно тянулись друг к другу и обсуждали всякие девчачьи штучки вроде сережек, кремов и лака для волос – такие разговоры создавали временный женский кокон в атмосфере усталой и невнятной застольной беседы на ранчо. И все же доктор Клэр отнюдь не была классической заботливой матерью – сдается мне, она бы куда комфортнее себя чувствовала, если бы у ее детей были экзоскелеты, а сами бы они высыхали после первого жизненного цикла. Нет, доктор Клэр старалась вовсю, и все же, несмотря на все старания, была чудовищной ученой занудой, а Грейси превыше всего на свете боялась сама такой стать. Достаточно было прошептать ей на ухо это страшное слово на букву «з», чтобы с Грейси приключилась бурная истерика – наиболее яркие такие припадки получали звание «истерики года», например «Истерика‑04». Поэтому слово з… вошло в число четырех слов, запрещенных к употреблению на ранчо Коппертоп.

46

Почему эти двое?

Я знаю чистые факты: они познакомились на танцплощадке в Вайоминге – но я все равно не понимаю, какие внутренние механизмы могли привести к образованию такого союза, хотя бы к самой идее о нем. Что, во имя всего святого, держало их вместе? Ведь эти двое со всей очевидностью были слеплены из совершенно разного теста:

Отец: молчаливый мужчина, воплощение практичности, с мозолистыми руками, лихо арканящий упрямых индейских лошадок. Взор его вечно устремлен на горизонт, а не на тебя.

Мать: видит мир фрагментами, маленькими такими частями, мельчайшими, которых, скорее всего, не существует вовсе.

Что привлекло их друг в друге? Мне хотелось спросить об этом отца, особенно по поводу его безмолвного, но явственного недовольства моим пристрастием к науке. Хотелось задать ему вопрос: «А как же твоя жена? Как же наша мать? Она же ученый! Ты сам женился на ней! Значит, ты не можешь это все ненавидеть! Ты сам выбрал такую жизнь!»

Таким образом происхождение и питательная среда их любви ставились в один ряд со множеством других запретных тем на ранчо. Эта любовь материализовалась лишь в самых крохотных мелочах: подковке в кабине пикапа; в одной-единственной фотографии стоящего на железнодорожном переезде еще совсем молодого отца, приколотой к стене в кабинете доктора Клэр; в иногда наблюдаемых мной мимолетных встречах в коридоре, когда руки их на миг соприкасались, как будто передавая друг другу горстку семян.

47

Нервное подергиванье. Из блокнота С19

48

Навигация по автоматической телефонной системе выбора Смитсоновского института

Голос автоответчика произнес: «Для удобства пользования системой варианты выбора были изменены. Пожалуйста, слушайте внимательно». И я пытался слушать внимательно: даже прижимал пальцы к тем кнопкам, которые называл голос, выстраивая сложную распальцовку по мере того, как возможности все расширялись и расширялись – но когда дошло до номера восьмого, я уже забыл, в чем состоял второй.

49

Вот ее содержимое (которое я изучил, вооружившись камерой и клещами для потенциально опасных действий, когда отец не видел):

1) Рубашка.

2) Зубная щетка, ручка которой выглядела так, точно он ее смазывал колесной мазью.

3) Листок бумаги с кличками десяти коней и какими-то числами после каждого имени. (Потом я вычислил, что это обмеры каждой лошади.)

4) Свернутое одеяло.

5) Пара кожаных перчаток, на левой мизинец разорван и видна розовая подкладка, похожая на изоляцию в доме. Это после того случая с изгородью, из-за которого мизинец у отца немного торчит вверх.

Скатка с одеялом. Из блокнота З33

50

Рисунок звуков «Венгерского танца № 10» Брамса, сделанный моей новозеландской подругой по переписке, Рейвин Тернер.

51

Счастливый сломанный компас. Из блокнота З32

Два горных, один туристический и еще один, который не работал, но зато приносил удачу – доктор Йорн мне его подарил на двенадцать лет. Доктор Йорн и в самом деле классный. Он, верно, знает, как лучше. Если решил, что Бэйрдовская премия – это хорошая затея, значит, так оно и есть. Я постараюсь, чтобы он мог гордиться мной – как никогда не будет гордиться отец.

52

Игорь не очень-то сочетался со всем более старым оборудованием, но без него в экспедиции не обойтись. «Нельзя жить только прошлым», – как-то сказал мне один из членов Исторического общества Бьютта. Мне показалось, что в устах историка это довольно странное утверждение, но, по-моему, он был пьян.

53

Максимар (Я этой камере больше не доверяю.) Из блокнота З39

54

Учитывая хрупкость птицы, я долго терзался сомнениями, брать ли ее с собой, но в конце концов решил, что оставить дома воробья – все равно что остаться самому. Единственное, что отделяло меня от всех моих предшественников-Текумсе – это второе имя, Воробей.

55

Из этой фотографии хотели было сделать рождественскую открытку, да так и не сделали – скорее всего, осознав, что у нас не так много друзей, чтобы печатать специальные открытки. Да и вообще, кажется, время было совсем не рождественское.

56

О масштабе этого сдвига в американской концепции пространства и времени я могу судить по личному опыту, полученному, когда мы с Лейтоном играли в «Орегонскую тропу» на «Эппле» 86‑го года (мы звали его Старой курилкой).

Наверное, обновить компьютерную базу нашего ранчо надо было еще лет двадцать назад, но и сейчас Старый курилка оставался исправной рабочей конягой. Хотя Грейси давно отказалась от него и завела себе розовенький лэптоп, похожий на сиденье от унитаза, мы с Лейтоном прощали старичку, что он такой дряхлый и весь в пятнах кетчупа после старой драки на хот-догах. Мы его любили – и по многу часов играли в «Орегонскую тропу» с ее убогой графикой. Мы всегда давали нашим персонажам имена погаже – например, Дерьмоголовый, Жополицый или Толстозадый – чтобы потом, когда они умрут от холеры, делать вид, будто нам совсем и не жалко.

И вот однажды – по-моему, всего за неделю до случая в амбаре – Лейтон обнаружил, что если ты в самом начале игры, в штате Миссури, в Индепенденсе, потратишь все деньги на волов: забудешь про одежду, еду и оружие, зато приобретешь армаду в сто шестьдесят голов крепкого рогатого скота, – то заложенная в игру программа не устанавливает твоему фургону ограничение скорости, а продолжает увеличивать ее на шесть миль в час за каждого вола. Таким образом ты можешь закончить игру за полдня, путешествуя со скоростью примерно девятьсот шестьдесят миль в час. Голый, голодный и без оружия – ты все равно стремительно пролетаешь через весь континент, и холера просто не успевает за тобой угнаться. Впервые выиграв игру таким образом, мы оба ошеломленно уставились на экран, пытаясь выкроить на наших ментальных картах место для мира, в котором возможно такое вот жульничество.

А потом Лейтон сказал:

– Отстойная какая-то игра.

57

Недавно я читал одну статью про то, как в Японии усовершенствовали поезд на магнитной подушке, за счет мощных отталкивающих магнитов парящий в нескольких миллиметрах над рельсами. Отсутствие силы трения позволяет поезду развить скорость до четырехсот миль в час. Я написал в «Токогамути инкорпорейтед» поздравительное письмо и предложил мои бесплатные услуги в качестве картографа для любых их нужд и потребностей, поскольку они проявили ровно тот тип мышления, в котором мир так нуждается: наисовременнейшая инженерия в сочетании с глубочайшей исторической мудростью. «Приезжайте в Америку, – писал я мистеру Токогамути, – мы устроим в вашу честь такой парад, что вы его не скоро забудете».

58

Лошадка-качалка Лейтона. Ох, я так по нему скучаю.

59

Их подарил ей русский энтомолог, доктор Иршгив Ролатов, который пару лет назад гостил у нас на ранчо и, кажется, проникся к доктору Клэр по меньшей мере крепкой симпатией собрата-ученого, если не всей страстью загадочной славянской души. По-английски он не говорил вообще, зато за столом непрестанно разглагольствовал на родном языке, как будто мы его понимаем.

А потом как-то вечером отец вошел в дом, заткнув большие пальцы за пояс джинсов, что у него всегда означало: на ранчо Коппертоп не все ладно. Чуть позже доктор Ролатов, хромая, пробрался в дом с черного хода. Лицо у него было в крови, а всегда причесанный чуб торчал дыбом, точно вскинутая в приветствии рука. Он прошел мимо меня на кухню – молчаливый, притихший впервые за две недели на ранчо. Мне почти захотелось снова услышать его пылкую гортанную речь на непонятном нам языке. На следующий день он уехал.

Это был один из тех редких случаев на моей памяти, когда отец подкреплял свои брачные клятвы.

60

Письмо, вырванное из блокнота З54

61

Список всего, что не волнует:

Не хватит времени; взрослые;

медведь нападет; конец мира;

пока не ослепнет; гингивит;

все мои работы погибнут в пламе

Доктор Клэр никогда не узнает

62

Тележка, чемодан и соответствие бугров и впадин. Из блокнота З101

Мне понравилось, что тем серым промозглым утром искореженная гравитацией и древностью лет старая тележка Лейтона непостижимым образом совпала со всей совокупностью моего имущества. Я еще сильнее соскучился по нему.

63

Эта фраза «вагон пустых обещаний» застряла у меня в голове, и, спеша по дороге, я поймал себя на размышлениях, что вот, вышло бы отличное название для второсортных мемуаров какого-нибудь ковбоя, или для второсортного альбома кантри-музыки – да для чего угодно второсортного. Неужели моя речь и в самом деле так набита штампами? Наверное, у меня эта манера от отца. Только вот в его речи такие словечки звучат не второсортными штампами, а ровно как надо – словно отпечаток копыта на пыльной земле или тихое позвякивание ложечки по краю стакана с лимонадом.

64

65

66

Семафор. Из блокнота З55

67

Царапанье пера по бумаге

Другие базовые элементарные звуки: гром; щелканье зажигалки; скрип третьей сверху ступеньки крыльца; смех (ну, не всякий смех, а такой, как у Грейси, когда на нее накатывает, она корчится, остановиться не может и вновь становится совсем маленькой); вырвавшийся на поля ветер ущелий, особенно осенью, когда опавшие листья шелестят по колосящимся перьям травы; выстрел; царапанье пера по бумаге.

Товарный поезд как звуковой сэндвич. Из блокнота З101

68

Железнодорожные рельсы, утро

Общий план: стремительно приближающийся поезд. Крупный план: рука, сжимающая ручку чемодана. Крупный план: тоненькая ниточка слюны в уголке рта. Камера медленно отъезжает, показывая отчаянного, ошалелого беглеца: Т. В. Спивета. Контрабас и виолончель издают три замирающие ноты, дабы выразить общий ужас.

69

Мой первый эксперимент с инерцией. Из блокнота З7

Это была полная катастрофа. «Инерция куда более сложная штука, чем кажется на первый взгляд», – сказал доктор Йорн. Он все-таки ужасно умный.

70

Что-то вроде:

71

Пястные кости доктора Клэр. Из блокнота З34

(Я хотел нарисовать еще руку отца с изувеченным мизинцем, но не знал, как к нему подступиться).

72

Четыре слагаемых приключения

по Лейтону и Т. В. Спиветам, возраста 8 и 10 лет соответственно. Теперь зарыто под старым дубом вместе с моим завещанием.

73

Бродяжьи знаки. Из блокнота З88

Увидев знак «Здесь живет очень опасный тип», Лейтон немедленно объявил, что хочет вытатуировать его себе на запястье. Отец не удостоил эту просьбу ответом, так что Лейтон попросил меня просто нарисовать ему знак фломастером. Я уже привык к нашему утреннему ритуалу, когда перед школой я восстанавливал у него на запястье расплывшийся символ. Но как-то Лейтон сказал, что мои услуги ему больше не нужны, и следующие несколько дней я наблюдал, как прямоугольник постепенно стирается и исчезает совсем.

74

Как приготовить «Койот-тойот». Из блокнота С55

Доретта всегда добавляла табаско последним, щедрой рукой, приговаривая: «Крепкая штука». Это такого рода повторяющееся детское воспоминание, которого я уже начал бояться – не самого по себе, а просто потому что повторяющееся.

75

Как прекрасны эти лиловатые горы! Но они так красивы потому, что все сосны на них гибнут или уже погибли, пораженные вредоносным жучком лубоедом сосны горной (Dendroctonus ponderosae).

Dendroctonus ponderosae. Из блокнота К5

Вопрос, что делать с лубоедами (видимо, единственными жуками, о которых и в самом деле говорят обычные люди), широко обсуждался местными политиками. Что еще странно: доктор Клэр защитила диссертацию как раз о контроле популяции лубоедов горной сосны в Монтане и была на верном пути к тому, чтобы стать национальной героиней, но тут повстречала на танцах в Вайоминге моего отца. И когда они поженились, в ней что-то необратимо изменилось: она отказалась от потенциальной общественно-полезной карьеры ради поисков монаха-скакуна.

Каждую весну, когда новые участки соснового леса заливались этим смертоносно-красным цветом, я фантазировал, как было бы здорово, если бы мама и в самом деле помогла побороть эту напасть и тем изменить мир к лучшему. Мне хотелось, чтобы люди специально приезжали к Крейзи-свид-крик-роуд и показывали на наш дом.

– Вон там живет та дама, что победила лубоеда, – говорили бы они. – Она спасла Монтану.

Как-то раз я набрался храбрости и спросил, почему она больше не изучает проблему сосновых лубоедов.

– А разве у сосновых лубоедов есть какие-то проблемы? – отозвалась мама. – Они вполне себе процветают.

– Но ведь скоро тут вообще лесов не останется! – возразил я.

– Не останется сосновых лесов, – уточнила она. – Лично мне сосны никогда не нравились. Липкие, смолистые. Пусть вымирают, туда им и дорога.

76

Скала Бобровая голова. Из блокнота З101

Эта скала получила свое название потому, что с виду – если правильно прищуриться – немного напоминала голову бобра. По мне, на картинках она всегда была куда больше похожа на выныривающего кита, но, наверное, шошоны, которые первыми дали название этой природной вехе, не знали о существовании китов и потому в выборе аналогий были ограничены лишь лесной фауной.

77

Мы с Грейси играем в колыбельку для кошки во время снежной бури. Из блокнота С61

(со всеми движениями, которые можно сделать из этой первоначальной позиции)

78

Диллон как загородная резиденция. Из блокнота З54

Диллон по сути и вовсе не стоит считать настоящим городом – самое примечательное в нем то, что он является загородной резиденцией округа Биверхэд. А когда хвастливо употребляешь термин «загородная резиденция» чаще двух раз в неделю, то уже как-то и сам понимаешь, что хвастаться тут нечем. Отец, разумеется, считал иначе. Его послушать, так родео в Диллоне было просто Бродвеем. Так что в детстве я привык считать Диллон волшебным местом, но как подрос – взглянул на карту и увидел его таким, каков он на самом деле.

79

Великан и воробей. Из блокнота З101

80

Почему именно 304?

По правде говоря, сам не знаю, почему именно это число показалось мне самым разумным. Почему 304, а не просто 300? Мы ведь постоянно мысленно ведем такого рода подсчеты – так часто, что иные из них становятся общепопулярными и удивительно стойкими: например, правило трех секунд – сколько уроненная еда может пролежать на земле, еще считаясь съедобной; или правило десяти минут – на сколько учитель может опоздать в класс прежде, чем вы с чистой совестью отправитесь гулять. (Со мной такое было только один раз, с миссис Бэрстанк, но она, по слухам, была алкоголичкой, и ее уволили через месяц, прямо посреди учебного года, к нашему общему огорчению).

Отец говорил, что если коня не объездить в первые две недели, то потом не объездишь уже никогда. Интересно, а мама отвела себе мысленно какой-то определенный срок на поиски монаха-скакуна? Например, двадцать девять лет? По году на каждую кость человеческого черепа? По году за каждую букву финского алфавита, языка моих предков, забытого на американском западе? Или она не устанавливала никаких точных сроков? Собиралась ли она искать до конца, пока не поймет, что больше не может? Как бы мне хотелось сказать или сделать что-нибудь такое, что остановило бы эту тщетную погоню и снова вернуло мою мать в мир общественно-полезной науки!

81

Система стока воды в упрямых Биттеррутах. Из блокнота З12

Каждый горный хребет, что я только видел, обладал собственным нравом и характером.

82

Коппертоп как восточное ранчо? Из блокнота З101

Мне вспомнились строки из классического стихотворения Артура Чапмана:

Там, где мир еще в процессе сотворения,

Где меньше сердец стонет

В отчаянии,

Там начинается Запад.

Может быть, для поэта таких расплывчатых критериев и достаточно, а вот что делать эмпирику вроде меня? Ну, в самом деле – где она, та волшебная граница, за которой начинаются обещания Запада и кончается самодовольство Востока?

83

Момент сразу после. Из обувной коробки № 3

Фотография Лейтона в прыжке за белкой (сделанная всего на секунду позже, чем следовало).

84

Список того, что я взял с собой в «Макдоналдс» в Покателло. Из блокнота З101

85

Тень воробья. Из блокнота З101

86

Иллюстрация к истории про воробья и сосну. Из блокнота З101

Потом, когда у меня нашлось время провести кое-какие быстрые вычисления, я выяснил, что защитные свойства сосны все равно не спасли бы воробья. Очень славная история, но бабушка Двух Облаков все ему наврала.

87

Не бойтесь, дети! В Покателло есть «Макдоналдс»! Из блокнота З101

88

Мешочек как еда. Из блокнота З43

Пирожки к нам завезли корнуэльские шахтеры: мясо с картошкой и доброй порцией подливки аккуратно упаковано в кармашек из теста. Такое вот сытное содержимое в крепком мешочке – как раз подходящая еда для рудокопов: можно зажать в мозолистой руке и есть на ходу. «Мешочек с едой» цивилизации по всему свету изобретали совершенно независимо друг от друга, что может служить очередным примером естественного отбора простых и универсальных идей. Ну, то есть согласитесь сами: все люди одинаковы, как доходит до желания держать еду прямо рукой.

89

Рыжебородый: смиренный, бракованный. Из блокнота З101

90

Послание азбукой Морзе. Из блокнота З84

91

Заметки с лекции Бенефидео. Из блокнота З84

92

Эластичность памяти

Через неделю после лекции погиб Лейтон. В водовороте событий, последовавших за несчастным случаем в амбаре, я напрочь позабыл про лекцию. Видимо, черные дыры нашей жизни затягивают даже самые значимые моменты, если те оказываются рядом. Однако устройство человеческой памяти таково, что образы в состоянии вырваться из гравитационного поля черной дыры много месяцев спустя, совсем как воспоминания о лекции Бенефидео вдруг вернулись, когда я ел чизбургер в Покателло.

93

Здесь не спит тот мальчик?

94

Однополушарный медленный сон у бутылконосого дельфина. Из блокнота З38

Спать одним глазом, когда второй открыт? Гениально! Я всегда подозревал, что дельфины куда умнее людей и просто ждут, пока мы уничтожим друг друга, и тогда они, дельфины, наконец завладеют миром.

95

Они обе – женщины-ученые, так что должны быть родственницами

Интересно, почему наш мозг порождает такие нелогичные ассоциации? Никто никогда не говорил мне «Эмма Остервилль – прабабушка доктора Клэр», но мне смутно казалось, что это так – просто по ассоциации. Подозреваю, дети особенно склонны к таким вот иррациональным умопостроениям: когда кругом так много неизвестного, они не столько цепляются за детали, сколько стараются создать рабочую карту мира.

96

Блокнот ЭОЭ. Украден из кабинета доктора Клэр

Начав читать блокнот доктора Клэр, я осознал, до чего же на самом деле индивидуален каждый почерк. Я никогда не воспринимал доктора Клэр отдельно от ее манеры писать: эта вот характерная «Э» всегда казалась мне ее неотъемлемой частью. Теперь, сидя в поезде вдали от маминого кабинета, я понял: мамин почерк – не врожденное свойство, а результат прожитой жизни. Эти знакомые движения запястья отшлифованы тысячью различных обстоятельств: учителями, детскими стихами, проваленными научными изысканиями, возможно даже – любовными письмами. (Писала ли моя мама когда-нибудь любовные письма?) Интересно, что бы сказал эксперт-графолог про мамин почерк? А про мой?

97

Читая это красочное описание родов, я вдруг понял: как Эмма появилась от Элизабет, так сам я появился из доктора Клэр. Чудновато как-то. Как сформулируешь таким образом, очень непривычно звучит. Она не просто старшая женщина, живущая в том же доме, что и я, а мой создатель.

98

«Как истово он собирал все, что выбрасывает море».

Сам не замечая, что делаю, я начал набрасывать на полях блокнота маленькие иллюстрации. Знаю, знаю – нельзя портить чужие вещи! Но я просто не мог удержаться.

99

Мизинец у отца, большой палец у Грегора – неужели у всех по-настоящему крепких мужчин есть своя ахиллесова пята? Как супергерои, они могут сохранить силу, лишь лелея тайную слабость…

А у меня есть своя ахиллесова пята? Ну да, конечно, я не так уж и силен. Может, у меня все тело – моя ахиллесова пята, поэтому-то отец и глядит на меня с таким выражением (AU‑2, AU‑17, AU‑22).

100

И тут я увидел – на полях мама приписала:

101

«Эти два томика так странно смотрелись рядом со справочниками по таксономии, атласами и трудами по геологии, что и без того скептически настроенные коллеги Эммы частенько отпускали шутки по поводу изначального владельца двух “Гулливеров“».

Ох, как мне понравилось! Я даже задумался, не раздобыть ли мне самому два экземпляра этой книги и не поиграть ли одним с Очхориком, чтоб сымитировать эффект, произведенный морем. Но тут вспомнил, что движусь сейчас отнюдь не в сторону дома или Очхорика. Внезапно на меня накатила тоска по причудливому узору полок на стенках моей спальни, по старым, утащенным из сарая доскам, сгибающимся под тяжестью блокнотов. Полки на стенах – глубоко личная штука, вроде отпечатков пальцев.

102

Рис. 1. Из раскраски Лейтона

Рис. 2. Из моей раскраски

Да! Раскраска с первым Днем благодарения и первопоселенцами! Наша сводная тетя Доретта несколько лет назад подарила нам с Лейтоном по такой раскраске. Оба мы так и не использовали их должным образом: Лейтон залезал за контуры, а я вместо раскрашивания подписал всякие измерения и асимптоты. Интересно, может, Эмма под столом тоже пририсовывала асимптоты? Нет, этого требовать было бы уже чересчур. Мы с ней – два разных человека, не один и тот же.

103

Еще одно примечание на полях:

Маленькая незаконная радость – не надо никаких доказательств.

В обычных обстоятельствах я не меньший фанат твердых доказательств, чем любой другой, но при виде этой маминой приписочки ощутил восхитительный трепет опасности…

«Да-да, мама, – подумал я. – Конечно, не переживай из-за этого гнусного карлика по имени Доказательство. Доказательство, затормозившее твою карьеру и обрекшее тебя двадцать лет прозябать в топях неопределенности».

– Ко всем чертям доказательства! – завопил я во все горло, но тут же устыдился. Мой возглас тяжко повис в пустом салоне «виннебаго».

– Прости, – сказал я Валеро. Он не ответил. Держу пари, Валеро тоже не верил в доказательства.

104

Походка идущего мимо мужчины, чуть приволакивающего ногу.

Я тоже всегда подмечаю такие вот вещи – особенно прихрамывание, пришепетывание и косящий взгляд.

Очень ли это плохо с моей стороны? Отец всегда говорит: таращиться на людей с физическими изъянами, которыми наградил их Господь – ужасно невежливо. Но, может, склонность все замечать, а потом изо всех сил стараться «не таращиться» – тоже своего рода изъян? Очень ли было некрасиво с моей стороны сперва уставиться во все глаза на хромого старика, а потом торопливо отводить взор? Видит Бог, в чем-нибудь таком я уж точно виновен.

105

– Он картограф, Валеро! – воскликнул я.

Валеро не ответил.

– И пират! – обратился я к Рыжебородому.

Тишина.

Ну и ладно, ничего, что мои друзья не хотят говорить. Я нашел исток реки.

106

В этом месте на полях мама нарисовала какие-то закорючки.

Просто каракули – несколько перекрывающихся окружностей, скорее всего, без всякого смысла, – однако была своеобразная красота в том, как рассеянно выводит загогулины на полях страницы перо, пока ум бурлит и клокочет, пребывая в каких-то дальних далях. Такие вот каракули – плодородная почва: зримое свидетельство напряженной работы мысли. Хотя оно и не всегда так: Рикки Лепардо постоянно рисует каракули, а мыслителем его никак не назовешь.

107

«Центральный лепесток не похож на остальные».

Доктор Йорн мне точно так же объяснял – про точно тот же цветок. У него в спальне в Бозмене висел рисунок бражника.

108

Очередная пометка на полях:

Позвонить Терри.

Терри? Почему это имя звучит так знакомо?

– Терренс Йорн. – Мистер Джибсен по телефону произнес то же уменьшительное имя. Когда взрослые называют друг друга по именам, мне всегда кажется, будто они разговаривают каким-то кодом, относящимся к миру, где взрослые люди делают всякие взрослые вещи, которых я не понимаю.

109

Засушенные бабочки трепетали, одна за другой исчезая в глубине шкафчика.

Я узнал, узнал эту коллекцию бабочек! У доктора Клэр есть точно такая же. Учитывая, что мама уже писала, как мало у нее реальных фактов, прямо-таки интересно, что в этой истории случилось взаправду, а что просто украдено из нашей жизни? Первые мои инстинкты – инстинкты ученого-эмпирика – требовали строго держаться того, что поддается проверке, но чем дальше я читал, тем меньше об этом думал.

110

Движение на восток, лицом на запад. Из блокнота З101

111

Отец громко сказал эту фразу нам с Лейтоном, когда мы проходили мимо Джонни Джонсона, шагающего по Фронтейдж-роуд с удочками на плече. Джонни владел захудалой хибаркой дальше по долине. Сдается мне, он являл собой худший образец того, что может сделать с человеком сельский образ жизни – расист, совершенно необразованный и остро нуждающийся в услугах зубного врача. И когда мы поравнялись с ним, я с ужасом подумал, что Провидение едва не сделало меня его сыном. Что, если бы аист из поговорки выронил бы меня на полмили раньше, прямо в объятия Джонни Джонсона, у которого все задом-наперед? Что, если…

А потом, совершенно неожиданно, Джонни вдруг появился на похоронах Лейтона вместе с женой и сестрой. Такой совершенно простой добрососедский жест – так мило с его стороны. Ну и конечно, всякий раз, как я его с тех пор видел, то терзался угрызениями совести, что осуждал его. Хотя, оглядываясь назад, понимаю, что удивляться-то, в сущности, нечему: чаще всего люди оказываются совершенно не такими, какими ты поначалу их считаешь.

Карта дороги до церкви в Биг-Хоуле, нарисованная Джонни Джонсоном – судя по всему, для сестры. Найдена на ее скамье в церкви после похорон Лейтона. Из обувной коробки № 4.

112

Когда отец в знак приветствия, переборщив, слишком сильно толкнул меня ладонью в плечо, я отлетел на фут назад, потому что из-за различия в массе (отец весит добрых 190 фунтов, а я только-только 73) мой импульс изменился сильнее. Я тоже, конечно, оказал на отца воздействие, но просто не настолько заметное. Ровно так же – при столкновении школьного автобуса с белкой; и автобус, и белка подействовали друг на друга с равной силой, но благодаря огромной разнице в массе ускорение, полученное белкой, оказалось для нее летальным.

Равные и противонаправленные силы. Из блокнота З29

Даже прыгая на земле, вы тем самым немножечко сбиваете ее с курса. В основном она вас бьет по пяткам, но и ваши прыжки оказывают самое крошечное воздействие, в той же степени, в какой ножки осы разрушительно воздействуют на оконное стекло.

113

Я надеялся, что отцовское отвращение к моей одержимости картами смягчится его любовью к семейным традициям и к предкам (а также к еде). Однако он бросил на подарок всего один взгляд и приподнял указательный палец в знаке одновременно благодарности и отказа – точно таким вот жестом он приветствует из кабины пикапа незнакомых на дороге. Шесть месяцев подставка пылилась в шкафу вместе с черепаховым пресс-папье и номером телефона нашего педиатра, умершего два года назад. В конце концов я спас ее и, как только что напомнили мне ответственные за память синапсы, спрятал в этом блокноте.

114

Фамильные реки и фамильные деревья. Из блокнота З88‑б

115

Жизнь в Красной пустыне

116

Большой бассейн как воронка. Из блокнота З101

117

Обходные маневры Роммеля при битве за Газалу. Из блокнота З47

118

Когда указатель перестает быть указателем?

119

Вот маршрут, который наш товарняк прошел, пока я читал мамин блокнот. Время от времени я отрывался от чтения и отмечал, сколько мы проехали. «Всегда знай, где находишься», – так гласило одно из заламинированных мной высказываний.

120

«Он научил девочку пользоваться большущим оптическим микроскопом у себя в кабинете…»

В первый же раз, как я был у доктора Йорна в Бозмене на выходные, он показал мне, как пользоваться университетским электронным микроскопом. Какой был день! Поставив в фокус пылинку, мы хлопнули друг друга в ладоши и радостно завопили.

Разве представишь себе, как отец хлопает со мной в ладони над пылинкой? Да и над чем-либо еще? Нет и нет! Он мог разве что в плечо тебя толкнуть, да как-то, когда Лейтон застрелил койота с очень большого расстояния, отец в порыве чувств сорвал с себя шляпу и нахлобучил ее Лейтону на голову, восклицая: «Воттакмолодец! – койот, сукин сын, так и брякнулся!» Как же замечательно было наблюдать со стороны за этой эмоциональной передачей шляпы от отца сыну – хотя мне на долю ничего подобного и не выпадало.

121

Бедная, бедная Эмма! Неужели в семинарии было и впрямь так плохо? Мои отношения с церковью описывались в терминах «вялый последователь». Отец хотел, чтобы мы посещали занятия по изучению Библии, но Грейси так яростно взбунтовалась (Истерика‑04), что он вынужден был отступить. Спиветы регулярно ходили в церковь, но помимо отцовской странной привычки дотрагиваться до Распятия и зверски уродовать Священное писание, пытаясь преподать нам урок, наши формальные отношения с христианством не заходили далее воскресных проповедей преподобного Грира в церкви Биг-Хоула.

Не хочу сказать, что не люблю церковь. В отличие от монахинь Сомервилльской семинарии для девочек, преподобный Грир – чудеснейший человек, лучше и не придумаешь. На службе по Лейтону он так мягко и утешающе говорил о его смерти, что, посмотрев посреди церемонии вниз, я вдруг осознал, что мы с Грейси держимся за руки, сами того не замечая. А на поминках дал мне обыграть его в «безумные восьмерки». Потом он отвел мою маму в уголок на пару слов. Она вышла оттуда вся красная и заплаканная, но опиралась на плечо преподобного Грира так доверчиво и умиротворенно, как никогда не опиралась о плечо отца.

Отец же, со своей стороны, у нас дома использовал преподобного Грира в качестве четвертой оси к Святой Троице. Каким бы непостоянным и избирательным в вопросах религии ни был он сам, когда требовалось воззвать к моральным авторитетам, отец поминал либо Иисуса, либо преподобного Грира, по очереди. Например, сегодня так: «Лейтон, думаешь, Иисус воровал печенье?» А завтра: «Лейтон, по-твоему, преподобный Грир стал бы бросать свои подштанники на кухне? Да черта лысого! Убери-ка, пока я тебе не задал хорошую взбучку!»

122

«Выставка принесла Эмме немало похвал от сестры Макартрит, наставницы по научным дисциплинам, и еще больше долгих странных взглядов от товарок по школе».

О, мне прекрасно знакомы такие взгляды! Мне их тоже досталось выше крыши: стоило одному мальчику (обычно – Эрику) начать на меня таращиться, это сразу же заводило всех остальных. Под конец они прямо-таки соревновались, кто сделает жест пооскорбительнее или придумает дразнилку пообиднее – выпендривались перед девчонками. По большому счету мы не так-то отличаемся от животных.

123

И на полях снова:

Позвонить Терри.

Да что там такое, со всеми этими звонками доктору Йорну? По-моему, я даже ни разу не слышал, чтоб они разговаривали по телефону. Надо полагать, она забыла выполнить намеченное. Или, может, у нее в спальне был спрятан потайной телефон специально для звонков доктору Йорну.

124

Я понял, почему маму так огорчало отсутствие исторических документов. Как же мне хотелось увидеть детский альбом Эммы! Вот бы сравнить его с моими блокнотами, проверить, а вдруг мы рисовали одно и то же.

Какая судьба постигла этот альбом? Какая судьба постигает все исторические отложения мира? Ну да, иные из них оседают на полках музеев, но что со всеми старыми почтовыми открытками, фотопластинками, схемами на салфетках, личными дневниками со специальными застежечками? Сгорают ли они в пожарах? Продаются ли на распродажах по 75 центов за штуку? Или просто-напросто гибнут средь мусора, как все остальное в этом мире – и все спрятанные на их страницах маленькие тайны исчезают, исчезают – пока не исчезнут навсегда?

125

На полях мама снова нарисовала загогулины:

Я так и обмер. Что она имела в виду? Что не любит отца? Никогда не любила? Глаза у меня защипало. Я чуть не швырнул блокнот через всю комнату.

«Зачем ты тогда вообще с ним сошлась, если не любила? – хотелось закричать мне. – Нельзя заводить детей от того, кого не любишь!»

Я постарался успокоиться и сделал глубокий вдох. Они же любили друг друга когда-то? Не могли не любить! Они любили друг друга – на свой собственный лад, никак не высказывая этой любви, но любили, даже если сами того не осознавали.

Правда ведь?

126

«Полагаю, не умер я единственно потому, что эта тварь прихватила меня в новолуние…»

Я тоже рад, что мистер Энглеторп не умер от укуса гадюки. Умри он – и затейливая цепочка домино моих предков не легла бы нужным образом, не родился бы мой отец, и я бы не родился, и Лейтон тоже, и Лейтон бы не умер, а я бы не рисовал никаких карт и не отправлял их в Смитсоновский музей, а Джибсен не позвонил бы, а я бы не украл этот блокнот, не сел бы на поезд и не читал бы вот прямо сейчас про ту гадюку. У меня аж голова разболелась от всех этих возможностей и невозможностей.

127

Двенадцатилетний лабиринт. Из блокнота З101

Теперь я понимал, что испытывают ковбои, слезая с коней, какой удивительно прочной кажется им земля после тряской ритмичности лошадиных боков. Я был что тот ковбой с рассеченной губой: когда поезд останавливался, я ловил себя на том, что начинаю одновременно тосковать по привычному покачиванию и страшиться его – тосковать по тряске странствий, страшиться того, что она со мной делала.

128

Вот тут был припаркован зеленый «кадиллак».

129

Синхронность медового «чириоса». Из блокнота З101

Местоположение восьмерых североамериканских мальчиков двенадцати лет, одновременно подносящих руку к медовому «чириосу» с орешками.

130

Наследие истории: 753 362 случая поедания медового «чириоса». Из блокнота З101

131

Я взял в городской библиотеке Бьютта несколько книг по квантовой механике (ну, то есть все три, что были в доступе), но почему-то они так и лежали у меня сперва рядом с кроватью, а потом и под кроватью – нечитанные. В конце концов одну их них я потерял и, чтобы не платить штраф, выдумал для библиотекарши, миссис Грейвел (она питала слабость к литературе, касавшейся разногласий между сестрами и братьями), целую историю о том, как Грейси в припадке злобы залила мою спальню серной кислотой.

Видимо, квантовая механика с ее неопределенностью – в том, что когда к эксперименту добавляется еще и наблюдатель, вся система уравнений рушится – была выше моего понимания. Возможно, потому, что я сам по натуре наблюдатель и хочу, чтобы наблюдатель вписался в общую картину.

Однако, хотя я не мог охватить умом такие понятия, как суперпозиция и нелокальность, теория Эверетта о множественности миров была мне как раз по зубам.

Возможно, существует много параллельных миров. Из блокнота З101

132

133

Мне кажется, Лейтон всю жизнь прожил в постоянной уверенности, порождаемой такими вот маленькими победами. Не то чтобы он ценил каждую деталь и наслаждался ею – нет, он просто не сомневался, что все время справляется очень хорошо. Завершив какое-нибудь дело, да часто и прямо посреди дела, он торжествующе взмахивал согнутой в локте рукой: резко опускал ее от головы почти до самых колен – даже немножечко чересчур, – но Лейтон все делал немножечко чересчур, почти на грани, никогда за нее не заходя.

Эта вот склонность праздновать победу была одним из немногих различий между ним и отцом: тот ничего не праздновал. Жаловался, роптал, досадовал – но никогда не веселился. А вот Лейтон был весельчаком. Не знаю уж, от кого он получил этот ген – большинство Спиветов было вечно занято исследованиями, объездом скота, стенаниями или рисованием карт, им было не до радости.

Лейтон вскидывает руку. Из блокнота С41

134

135

Я до того устал, а история до того меня захватила, что я, как ни стыдно признаться, постепенно перестал отслеживать, где именно нахожусь в каждый конкретный момент. О чем впоследствии немало сожалел.

136

Тут на странице было оставлено пустое место – и я вдруг вспомнил, что все это не так, как происходило на самом деле, а лишь как написано моей матерью. А вот интересно и вправду, происходило ли что-нибудь из описанного? В той первой пометке на полях, адресованной самой себе, доктор Клэр переживала из-за недостатка фактов – и я прекрасно понимал почему… Откуда ей было знать мысли Эммы? Я и поверить не мог, чтобы такая прямая, почти зацикленная на важности эмпирических наблюдений женщина, какой, по моим представлениям, была доктор Клэр, позволит себе такие смелые и вольные предположения… нет, изобретения! – о чувствах наших предков. Хотя сознание, что история не поддается проверке, все еще нервировало меня, но оно же и заставляло меня переворачивать страницу за страницей… Я попался на крючок одновременно веры и неверия. Быть может, я потихоньку становился взрослым.

137

Вклеенная в блокнот фотография, подписанная «Экспедиция Гайдена, 1870».

Хотя я долго всматривался в лица каждого участника экспедиции, но Эмму найти не смог. Наверное, она сидела где-то в сторонке, делая пометки в своем зеленом блокноте. Внезапно я возненавидел всех мужчин на этой фотографии. Мне захотелось каждого из них лягнуть в пах.

138

Последняя страница блокнота ЭОЭ

139

Бетонное чудо. Из блокнота З101

140

Автомобиль с тонированными стеклами, колеса у которого крутились назад, хотя он сам ехал вперед. Из блокнота З101

От парадоксальной суммы всех этих векторов у меня голова пошла кругом. Я даже ненадолго задумался, а вдруг в таком городе, как этот, законы термодинамики не работают. Вдруг городские жители выбирают, в какую сторону крутиться колесам их машины, просто-напросто нажав кнопочку «анти-ньютон» на приборной доске? Или все машины управляются автопилотами, так что тебе даже не обязательно смотреть, куда едешь?

141

Когда шорты становятся штанами? (И прочие моральные дилеммы). Из блокнота З101

142

Т. В. Спивет. Водонапорные башни № 1, № 7, № 12

2007 г. (карандаш, чернила) Выставлено в Смитсоновском музее, декабрь 2007

143

Концентрация мусора в Чикаго

144

Единственная песня, которую я знаю наизусть:

Крошка-ковбой

Куда ж ты ушел,

Мой крошка-ковбой?

Мама на кухне,

Пора сгонять стадо.

Куда ж ты ушел,

Мой крошка-ковбой?

Трава колосится,

Зима на подходе.

Куда ж ты ушел,

Мой крошка-ковбой?

Здесь так одиноко

И воют койоты.

Куда ж ты ушел,

Мой крошка-ковбой?

Ушел я к Создателю,

Не жди меня больше.

Т. И.

145

Ужас, ужас! Оставить теодолит и черепашку-Тангенс! Я старался об этом не думать, слишком уж невыносимо. Мне уже пришлось выучиться тому, что не все приборы нужны мне ежесекундно и, более того, таскать с собой по Чикаго старинный теодолит – по меньшей мере непрактично, если не значит – напрашиваться на неприятности. Я старался не думать о том, что будет, если я вдруг заблужусь и никогда уже не найду чемодан. Взрослые люди в этом мире постоянно делают сложный выбор – пришла и мне пора думать, как взрослый.

146

147

Т. В. в качестве лого-черепашки. Из блокнота З101

148

Страх – это сумма многих сенсорно-воспринимаемых деталей. Из блокнота З101

149

Я знал, что со мной совершенно точно не все хорошо; но знал и то, что обратиться в больницу – значит положить конец моему путешествию. А я не для того (предположительно) убил человека, чтоб остановиться на полпути. Я доберусь до Смитсоновского института, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни.

150

Коробочка vs пакетик. Из блокнота З63

Я участвовал во многих дебатах на тему – что лучше. У обоих вариантов есть свои достоинства: коробочка прочнее стоит, зато пакетик удобнее сунуть в карман.

151

Футуристическое исцеляющее устройство

152

Стыдно признаться, но хотя почти все, что говорил Рикки, наверняка было ужасно плохим и ужасно расистским, мне он все равно нравился. Для человека с такими угрожающими татуировками он оказался удивительно заботливым: постоянно спрашивал, как я себя чувствую, неустанно угощал меня вяленым мясом, соком и «адвилом». Беспрерывный поток хрипловатого голоса, перемежаемого сплевываниями в термос, а время от времени – хохотом над собственными его, Рикки, шутками, действовал на меня удивительно успокаивающе. Я не вслушивался в слова, я просто впитывал царившую в кабине атмосферу безопасности. Так ли это плохо? Как быть, когда сами слова плохи, а вот ощущение вокруг них хорошее? Или мне стоило резко оборвать его и немедленно покинуть машину? Но там было так тепло…

153

Мятлик луговой дает мне ощущение нового места. Из блокнота З101

Когда попадаешь в новое место и испытываешь такое вот неуловимое ощущение новизны, обычно очень трудно четко определить, что именно его создает. Сейчас я почувствовал себя чужаком даже не столько от вида памятников, соборов и музеев, сколько от суммы множества мелочей: рельефная палитра лугового мятлика, лениво убегающие к горизонту американские вязы, такие плавно-округлые по сравнению с бескомпромиссной прямотой сосен у меня дома, чуть более темно-зеленая краска на дорожных указателях, сладкий, меланхолический аромат орехов, жарящихся в белом фургончике.

154

Смитсоновский замок. Какая асимметрия! Какая красота! Из блокнота З101

155

Шнурок позволяет нам управлять нашей жизнью. Из блокнота З101

156

Мода – сложная штука. Из блокнота З101

Очки мистера Джибсена выполняли магический двойной трюк, создавая ощущение в равной степени одержимости и небрежности (рис. 1). Я же, со своей стороны, подобно мистеру Стенпоку, никогда не умел достигнуть такого вот уровня больше, чем на пару минут за раз. Для меня тщательное обдумывание внешности требовало просто чудовищного напряжения, которое напрочь опустошало мои мыслительные способности, отвлекая от рисования карт или чем я там еще мог заниматься (обычно – рисованием карт).

Однажды Грейси, что было очень мило с ее стороны, на Рождество подарила мне зеленые штаны, на которых болталось четырнадцать полосок ткани. Она сказала, это такой последний стиль, а когда я спросил – зачем столько болтающихся ремешков, она закатила глаза и ответила:

– Ну, не хочу вдаваться в психологию, но, может быть, это означает что-то вроде: «Вау, у меня тут столько ремешков болтается потому, что обычно я прыгаю с парашютом или занимаюсь еще чем-то таким же интересным, но вот прямо сейчас просто болтаюсь тут со всеми моими ремешками…» Но согласись, клево же выглядит, а?

Я носил эти штаны первый день, но так отвлекался на раздумья обо всем, чем вообще можно заниматься с болтающимися ремешками, что не выдержал и застегнул их все. Когда я в таком виде явился на обед, Грейси завопила, что вид у меня как у «психа из больницы». Так я в очередной раз получил подтверждение своего места в мире, штаны отправились в чулан и большее оттуда не выходили, а Грейси с тех пор так мне до конца и не доверяла.

157

158

Планы Каретного сарая. Из блокнота З101

159

Что? Я совсем спятил?

160

Точно, спятил. Но какой-то частице меня всегда хотелось, чтобы оно так и было – и сказанное здесь, в этом мире, оно почти стало правдой.

161

И все же, в конце концов, эти слова принадлежали не Марии Митчелл и не Эмме Остервилль.

Ох, мама, мама. Зачем ты все это выдумала? Чего надеялась достичь? Неужели ты отказалась от карьеры ради того, чтобы изучить жизнь другой представительницы Спиветов, чьи честолюбивые мечты тоже завяли в сухих растрескавшихся холмах Запада? А вдруг и я обречен на такой же крах? Вдруг это у нас в крови – изучать чужую жизнь, пренебрегая своей?

162

Рецепт Зимнего Особого. Из поваренной книги ранчо Коппертоп

1) Нарежьте сосиску.

2) Сварите одну чашку зеленой фасоли.

3) Бережно положите вялые стручки фасоли и ломтики сосиски на толстый слой кетчупа и майонеза.

4) Слегка нагрейте в микроволновке два ломтика нарезного сыра (25 сек.).

5) Положите сыр на сосиску с фасолью.

6) Подавать теплым.

163

Импровизированная карта моих размеров. Вклеена в блокнот З101

Я особенно любил карты, сделанные на скорую руку: в них импровизация сочеталась с открытием, их порождала непосредственная сиюминутная необходимость. Я спрятал эту карту своего тела в карман, твердо намереваясь поместить ее в рамку и хранить до конца дней.

164

Двузубая штуковинка

Диаграмма размещения столовых приборов на одну персону, или «Теперь я часть этого мира». Из блокнота З101

За свои двенадцать коротких лет я немного видел вещей поразительней этой именной карточки. Кто-то целенаправленно воспользовался принтером, печатающим большими золочеными буквами – и напечатал на маленькой складной карточке с рельефными краями не что-нибудь, а мое имя! (Мое имя! Т. В. Спивет! Именно мое, а не какой-нибудь еще знаменитости вроде танцора или кузнеца, которым случилось тоже носить имя Т. В. Спивет!) И потом распорядитель ужина поставил эту складную карточку рядом со всеми бокалами и серебряными приборами. Теперь я часть этого мира.

165

Туалет = безопасность

После того как это произошло, я несколько секунд смотрел, как из его головы хлещет на сено кровь, а потом бегом бросился на нижнее поле, найти отца. Когда я сказал, что Лейтон сильно поранился, даже застрелился, лицо у отца окаменело и он побежал в сторону амбара. Я никогда еще не видел, чтоб он бегал. Получалось неграциозно. А я остался стоять в поле, не зная, куда пойти. Присел прямо там, где стоял, сорвал какую-то травинку, а потом побежал к дому и спрятался в туалет. Смотрел там на черно-белые почтовые открытки с изображениями пароходов, которые сам же и наклеил на стену, и ждал, пока знакомый рев Джорджины не скажет мне, что отец везет Лейтона в больницу. Но мотор не заводился. Через какое-то время я услышал шаги на крыльце, а потом – как отец что-то говорит по телефону на кухне. Прищурившись, я воображал, будто пароходы плывут не по морю, а по земле, через взгорья прямиком к нашему ранчо, чтобы увезти нас в Японию. А мы один за другим силились втащить свой багаж по крутому трапу на просторную палубу гигантского корабля.

Наконец я услышал скрип земли под колесами и, выглянув через заиндевевшее окно, увидел расплывчатые очертания полицейской машины. Отец разговаривал с двумя полицейскими. Потом приехала скорая помощь. Даже когда она уже уехала, не включая мигалку, я все сидел в туалете со своими пароходами. Думал, сейчас придут задавать мне вопросы, но никто так и не пришел. Только Грейси, через какое-то время. Она плакала и просто села рядом со мной, обняла меня, и так мы лежали на полу довольно долго и не сказали друг другу ни слова, но я никогда ни к кому не чувствовал себя ближе, чем тогда к ней.

166

Когда ребенок становится взрослым?

Конечно, мне не пристало рисовать эту диаграмму, потому что я не могу считаться беспристрастным наблюдателем. Но этот вопрос часто меня осаждал: в Бьютте полным-полно молодых людей, с виду даже и постарше, чем этот служитель, которых я бы взрослыми никак не назвал. Например, Ханкерс Сент-Джон. Он точно еще не взрослый, хотя лет ему, наверное… ну тридцать пять. А если дело не в возрасте как таковом, тогда в чем? С другой стороны, взрослого сразу видно. Их легко распознать по поведению.

Ты взрослый, если ты:

1) Ложишься вздремнуть без всякой причины.

2) Не радуешься Рождеству.

3) Волнуешься, не начал ли терять память.

4) Упорно и тяжело работаешь на работе.

5) Носишь очки на специальной ленте на шее, но сплошь и рядом об этом забываешь.

6) Говоришь: «А ведь я тебя помню, когда ты был еще во-о-от таким крошкой» и покачиваешь головой с выражением AU‑1, AU‑24, AU‑41, что примерно переводится как «Как же мне грустно, что я уже так стар, а все еще несчастен».

7) Платишь подоходный налог и с радостью вступаешь в гневные беседы «какого черта они все там делают».

8) Каждый вечер сам по себе пьешь алкогольные напитки перед телевизором.

9) Подозрительно относишься к детям и их побудительным мотивам.

10) Ничему не радуешься.

167

Из блокнота С43

А я и правда как-то нарисовал схему, как валить деревья и рубить дрова – понаблюдав за тем, как отец полтора дня валит сосны на холме. Ох, он и мастер по этой части!

168

Фигурка мегатерия

169

170

Запахи пробуждают воспоминания, но описать их трудно. Из блокнота З101

Мне вот интересно, существует ли хоть какой-то запах сам по себе – или любые запахи можно разделить на мельчайшие составляющие, и так до бесконечности? Похоже, обонятельная система – самый хитрый из всех наших органов чувств, поскольку нам недостает для него настоящего языка. У нас в семье про запахи всегда говорили в терминах вкуса, или воспоминаний, или метафор. Например, как-то, когда сгорел очередной тостер доктора Клэр, отец пришел на кухню и воскликнул:

– Тут пахнет, как в четвертом кругу ада! Женщина, ты что, заснула за рулем?

А Лейтон завопил сверху:

– Ага, пахнет жженой какашкой!

А Грейси оторвала взгляд от своего компьютера, похожего на сиденье для унитаза, и сказала:

– Пахнет моим детством.

И, между прочим, была совершенно права.

171

Быстротечность гнева, громовые раскаты. Из блокнота З101

Я никогда еще не слышал такого тона. Такой фокусированный, остронаправленный гнев, с отцом в жизни ничего подобного не было – он олицетворял безмолвное и рассеянное неудовольствие неадекватностью физического мира. Это неодобрение выливалось в бурчании, пренебрежении и очень редких резких замечаниях, которые прекращались, едва успев начаться, – как раскаты грома ранней весной.

172

К слову о посредственности

Доктор Клэр ненавидела посредственность. И, насколько я мог судить, считала, что в мире почти все – посредственность.

Как-то утром она резко сложила нашу газету «Монтана стэндард» и с чувством произнесла:

– О посредственность, посредственность, посредственность!

– Посредственность-посредственность-посредственность, – подхватил Лейтон над миской с хлопьями. Я тоже присоединился.

– Довольно! – обрезала она. – Это серьезно. Посредственность – как грибок, поражающий мозг. Мы должны неустанно воевать с ней, иначе она просочится во все, что мы делаем. Мы не должны подпускать ее. Не должны!

Лейтон продолжал под нос напевать «посредственность-посредственность-посредственность», но я уже не поддерживал его – я свято поверил в то, что сказала мать. Я молча клялся в верности ее делу, стараясь выразить это даже в том, как ел медовые колечки – аккуратно и целеустремленно.

173

174

Неуместная жестикуляция. Из блокнота З101

175

Компоненты выражения «Спасибо, уйдите, пожалуйста». Улыбка-гримаса

176

Доктор Мехтаб Захеди?! Да я же в прошлом году иллюстрировал одну из его статей! Мы несколько месяцев общались по почте – похоже, мы оба предпочитали этот вариант общения – и когда я послал ему последний вариант, он написал мне: «Прекрасные рисунки! Как образы моих грез! Как в следующий раз окажусь в Монтане, поставлю вам выпивку, Т. В. – М. З.» Помнится, я еще подумал, какое клевое сокращение получается – М. З., лучше не придумаешь.

177

Звуки тишины

В этом мире есть много типов тишины, и практически ни один из них не является и в самом деле тишиной. Даже когда мы говорим, что в комнате наступила тишина, мы имеем в виду лишь то, что там никто не разговаривает, но, разумеется, в ней все еще тихонько поскрипывают половицы, или тикают часы, или журчит вода в батарее, или бархатно шелестят за окном шины проезжающих автомобилей. И так, пока я стоял на сцене, вглядываясь в марево ярких огней, тишина раскладывалась на тоненькое гудение осветителей над головой, сборный коллаж 392‑х человек, старающихся сидеть тихо, хотя ноги у них нервно постукивали, а руки подрагивали от самых разных неврологических недугов, а сердца сокращались под лацканами и дыхание с легким шипением выходило из ноздрей. Я слышал звон посуды и голоса с далекой кухни, шум открывающихся кухонных дверей, когда туда влетал кто-нибудь из обслуги, – голоса тогда делались громче, а затем вновь затихали. И за всем этим шел низкий гул вентиляторов над головой, прежде я его как-то совсем не заметил. На миг мне даже подумалось, а может, это тихое и неумолчное «уууууууу» – отзвук вращающегося вокруг своей оси мира – но нет, то был всего лишь вентилятор.

178

Вечерний сокол наслаждается полетом. Из блокнота З77

179

Пятый рисунок. Из блокнота З101

После смерти Лейтона я начал дорисовывать пятую картинку к утренним комиксам. Почему-то это занятие меня успокаивало. Мне нравилось, что я могу войти в воображаемые миры и всегда оставить за собой последнее слово, даже если это и ослабляло юмор изначального комикса. Границы, заданные рамками рисунка, действовали как-то очень умиротворяюще: в этот замкнутый мирок ничто не могло проникнуть извне. Вот разве что чувство потом оставалось какое-то опустошенное, даже если я разрисовывал продолжениями целый лист. И все равно я на следующее утро начинал все заново.

180

Удивительно пытливые усики. Из блокнота З101

181

Как открывать письмо с помощью специального вскрывателя. Из блокнота З101

Чувство подлинного ликования дает вовсе не шаг 3, а шаг 62: когда ты уже прижал лезвие ножа к сгибу конверта и предвкушаешь – как именно пройдет надрез.

182

Схлопывание червоточин в Айове. Из П. Ториано, «Преобладание лоренцевых червоточин на американском Среднем Западе, 1830–1970», стр. 4 (не опубликовано)

Насколько я мог судить, отчет являлся упрощенной переработкой диссертации Ториано, поданной к защите в юго-западной Индиане и по неизвестным причинам отклоненной. В этом отчете мистер Ториано утверждает, что за 140 лет в долине реки Миссисипи между 41‑й и 42‑й параллелями исчезло около 600 человек и восемь поездов компании «Юнион Пасифик». В доказательство приводились выписки из внутренней корреспонденции компании, в которых предлагалось списать исчезновение поездов на разнообразные стихийные явления и тем самым избежать кошмара неминуемой огласки.

Меня, разумеется, более всего заинтересовали случаи ускоренного перемещения лиц и групп лиц. У мистера Ториано нашлось относительно мало документов на сей предмет, что меня удивило: я-то думал, любой, кто побывал в пространственно-временном туннеле и вышел из него, примется рассказывать о пережитом направо и налево – любому, кто только готов слушать. Наверное, в девятнадцатом веке в такое просто никто б не поверил. Да что там – в такое и в двадцать первом веке никто не поверит! Пожалуй, я и сам мог служить превосходным примером – я же никому не рассказывал. В том, чтобы попасть в пространственно-временной туннель, все же есть что-то такое, чуть ли не постыдное.

183

Passer domesticus. Стаи под Давенпортом, Айова.

Из Дж. Реджилла, «Стайное поведение домовых воробьев» (не опубликовано)

184

Мышцы челюстей мистера Джибсена зависят от приливов. Из блокнота З101

Сколько же всего разного в мире на самом деле определяется притяжением луны?

185

Трезубец. Из блокнота З101

Сколько вообще трезубцев встречается в жизни? Почему мы всегда группируем вещи по три? (Ответ, вероятно, насквозь нейрокогнитивен и может быть прослежен непосредственно до той части коры головного мозга, которая обладает тремя погрузочными платформами для масштабных идей.)

186

Параллельная тоска по невозможному сближает

На самом-то деле такая фотография как раз существовала. Грейси сделала ее для занятий по фотографии – в виде приятного разнообразия после череды из 125 натужных автопортретов. Я видел снимок лишь мельком, буквально секунду, когда Грейси, собирая портфолио, разложила все свои фотографии на обеденном столе. В тот раз я спросил, не даст ли она мне этот снимок, когда занятия закончатся. Ну и само собой, как всегда с Грейси, обещания были сперва даны, потом нарушены, и фотография так и канула в пучине хаоса, царящего у нее в чулане. И вот теперь я ничуть не меньше Джибсена мечтал раздобыть этот реально существующий снимок – точно так же, как он мечтал о снимке воображаемом. Мы вместе мысленно рисовали себе расплывчатую абстракцию моей фигуры по контрасту с попавшей в фокус решительной хваткой Лейтона на дуле винтовки. И наша параллельная тоска по невозможному заставила меня впервые ощутить близость к Джибсену.

187

Водитель выстукивает ритм. Он штурман. Из блокнота З101

188

Оптоволоконная сеть в Америке. Из блокнота З78

Хотя мы в Коппертопе могли утолить нашу жажду по части масс-медиа лишь западными каналами, у Чарли дома было DirecTV. (Чарли! Мой единственный друг во всем мире! Как же я соскучился по его вихрам и козлиной прыгучести!) Впервые попав к нему в гости, я нажал кнопку переключения каналов, да так и пролистал все тысячу и один вариант, завороженный богатством выбора. Подумать только – возможно, через час и пятнадцать минут Чарли со своей ленивой мамашей будут смотреть в своем тесном трейлере DirecTV и вдруг – БАЦ! – там, в телевизоре, его друг Т. В. Я сделал себе мысленную зарубку на памяти: передать привет Чарли, на случай, если он и правда смотрит. Хотя его мама никогда не включала Си-эн-эн, она вечно смотрела всякие судебные шоу – а я их терпеть не мог, с них же никаких карт не нарисуешь.

189

Как сделать перевязь, чтобы скрыть следы крови в средней части груди. Из блокнота З101

Глядясь в зеркало, я подумал, что неплохо бы познакомиться с этим самым дедушкой. Он явно был то ли военным, то ли священником, то ли актером. Я б у него спросил, гордится ли он своей внучкой и ее потрясающим талантам гримера. Я б гордился.

190

Девять моих любимых фильмов и их тематическое распределение

На салфетке (собственность мистера Эйшнера)

У нас кончилось время и я не успел добавить десятый фильм, но задним числом думаю, я бы назвал «Агирре, гнев Божий» Херцога. Наверное, та же частица меня, которую завораживала трагедия Беркли-Пит, тянулась и к изображенному Клаусом Кински маниакальному конкистадору.

Доктор Клэр почти не разрешала мне брать в прокате этот фильм из-за показанной там жестокости по отношению к животным. И в чем-то она была права. Особенно мне врезалась в память одна сцена, я никак не мог выбросить ее из головы: отряд конкистадоров под предводительством все более и более одержимого Кински плывет вниз по Амазонке, как вдруг одна из лошадей в приступе ужаса падает за борт. Она плывет к берегу, а экспедиция продолжает как ни в чем не бывало спускаться вниз по течению. Лошадь стоит в бескрайних джунглях, глядя вслед исчезающим плотам с такой скорбью во взоре, которую не смогла загубить даже камера Херцога.

– И что сталось с этой несчастной лошадью? – закричала на телевизор доктор Клэр. А потом, уже загадочней: – Ненавижу немцев!

191

Три ритуала

И это правда: думаю, если даже я никогда больше не увижу отца, то буду помнить его по ритуалам. Их было много. Пожалуй, весь его день состоял из выполнения серии тщательно разработанных ритуалов; но чаще всего я буду вспоминать вот какие:

1) Входя в дом, он каждый раз дважды притрагивался к распятию, висевшему рядом с парадной дверью, подносил большой палец к губам, на секунду замирал и лишь после этого начинал стягивать сапоги. Каждый раз. Не одиночное действие, а совокупность действий, размеренная точность и строгое постоянство, с которыми он осуществлял этот вход – вот что придавало ритуалу значение.

2) Каждое Рождество он писал каждому члену семьи коротенькое письмо – кратчайшее из всех писем, как правило, упоминавшее нынешние морозы и «как быстро пролетел еще один год» – этот оборот он позаимствовал в каком-то из своих вестернов. Я никогда не задавался вопросом – не странно ли писать письма людям, живущим с тобой в одном доме. Подрастая, я приучился видеть в конвертах на рождественской елке очередной павловский визуальный указатель на то, что скоро уже и подарки.

3) Перед каждой трапезой (во всяком случае, на которых он присутствовал) отец заставлял нас молиться. Он ничего не говорил, просто склонял голову, и мы все знали, что тоже должны склонить головы, закрыть глаза и ждать, пока тихое и неразборчивое бурчание, отдаленно напоминающее «аминь», не возвестит нам, что можно набрасываться на еду. Когда отца за обедом не было, этот ритуал возглавлял Лейтон, а после его смерти мы с Грейси и доктором Клэр просто-напросто тихо перестали так делать.

192

Зеленые участки Вашингтона, округ Колумбия. Из блокнота З45

Эта карта входила в состав выставки в честь Дня Земли в Музее естественной истории. Одна из первых карт, что я сделал для Смитсоновского института.

193

ИАМБЭФСЗВМ карта № 4: Первый день Эммы и Джимми в музее. Из блокнота С45

Мечта каждого ребенка: задержаться в музее, когда отхлынет толпа, спрятаться под скамейкой, когда охранник поворачивает ключ в замке. Я прочитал «Из архива миссис Базиль Э. Франквайлер, самого запутанного в мире» Э. Л. Конигсбург залпом – за один день, сидя под тополем. И когда перевернул последнюю страницу и пальцы мои встретили лишь жесткий, обтянутый материей картон задней обложки (это была библиотечная книжка, из Общественной библиотеки Бьютта), меня вдруг пронзило осознание, что все это лишь вымысел, что на самом деле ничего из событий, заключенных между первой и последней страницами, никогда не происходило.

Так что я нарисовал серию карт, отображающих странствия Эммы и Джимми. Сперва меня переполняло то ощущение опустошенности, что часто соседствует с вымышленными ландшафтами (ровно то же я испытал, попытавшись закартографировать «Моби Дика»), потом до меня постепенно дошло: роман миссис Конигсбург абсолютно свободен от гнета обычного, поддающегося картографии мира. Я мог нарисовать любую карту для него тысячью разных способов – и ни разу не ошибиться. К несчастью, в самом скором времени свобода выбора начисто парализовала меня, и я в результате вернулся к пожизненной задаче рисовать реальный мир во всей его полноте.

194

Открывание и закрывание устьиц. Из блокнота З45

Недельный цикл городского затишья и оживления напомнил мне открывание и закрывание устьиц у растений, схему которого я сделал на уроках естествознания, когда мы проходили фотосинтез. Мистер Стенпок поставил мне тройку за то, что я не совсем точно следовал его инструкциям, но впоследствии я был слегка отомщен, опубликовав иллюстрацию в «Дискавер».

195

Взрослые женщины и кофе

Интересно, поладила ли бы доктор Ферраро с моей матерью, хватило бы у них взаимного интеллектуального уважения на то, чтоб завязать дружбу? Мне ужасно хотелось, чтобы у мамы были подруги, женщины-коллеги, с которыми она могла бы пить кофе, смеяться над капризами митохондрий и жаловаться на политические игры вокруг экспертных обзоров. Возможно, доктор Клэр могла бы раскрыть природу молчания своего мужа – или чем там еще занимаются взрослые женщины за закрытыми дверьми. Но не нахмурилась ли бы доктор Ферраро, осознав, что мама совершенно не продвинулась в карьере? Она бы отставила чашку с кофе и рассеянно кивала бы, только и желая, что поскорее отделаться от этой неудачницы. Перестала бы отвечать на мамины звонки. Тут до меня дошло, что коллеги, по всей видимости, уже отвернулись от мамы: ученые отставили чашки и сочли маму законченной неудачницей.

196

Сам не пойму почему, но этот голый деревянный квадратик наверху внушал мне какое-то смутное беспокойство.

197

Автосигнализация и ее воздействие на человеческий мозг (ненаучная диаграмма). Из архивов доктора Ферраро

198

Вирус птичьего гриппа H5N1

Эта диаграмма так и не была закончена. Впоследствии она была уничтожена подобно Второй звезде смерти – однако в отличие от Второй звезды смерти это произошло нечаянно: она попалась уборщице с весьма широкими понятиями о том, что такое мусор.

199

Баночка с зубочистками вибрирует, телефон захватывает кухню. Из блокнота З101

200

Картография бессмысленна

Когда рисуешь карту чего-то, это «что-то» становится правдой – по крайней мере, в мире карт. Но вам не кажется, что мир карт никогда, никогда не станет таким же, как мир самого мира? Так что правда карты никогда не отображает правду мира. Моя профессия зашла в тупик. Наверное, я знал, что моя профессия зашла в тупик, – именно тупиковость и придавала ей такую притягательность. В глубине сердца я всегда знал, что заранее обречен на неудачу.

201

Злой ли я от природы или просто еще не достиг пубертата?

Когда я доел омара и уже просто сидел и слушал, как взрослые болтают, смеются и не обращают на меня внимания, на меня вдруг накатило очень странное чувство, раньше такого никогда не бывало: ужасно захотелось взять двузубую штуковинку и ткнуть секретаря прямо в отвислые брыли. Меня удивила невинная сила самого порыва по контрасту с кромешным адом, который этот поступок непременно спровоцировал бы.

Указывало ли желание на мою глобальную злобность или же то была просто шальная мимолетная мысль, порожденная ростом моего предпубертатного мозга? (Ох, но какие брыли!)

202

Ход времени. Из блокнота З101

Время идет с относительно постоянной скоростью (по крайней мере, пока не передвигаешься со скоростью, близкой к скорости света), но наше восприятие того, как оно идет, со всей очевидностью – величина не постоянная.

203

Вот будь ты алфавитом, ты бы в какую сторону пошел?

204

Салют Мегатериев. Из блокнота З101

Но почему тремя пальцами?

205

Манера держать кружку. Из блокнота З101

Особенно вкусные напитки всегда держат обеими руками. Возможно, на случай, если кружка вдруг не справится со своими обязанностями по хранению напитка: из такой позиции легко сложить руки чашечкой и сохранить хотя бы часть драгоценного питья.

206

Моя мать как моя мать

У меня мозги аж трещали и плавились, пока я пытался расчистить в голове место для новой версии доктора Клэр. Она не только оказалась писательницей впридачу к ученому, но, похоже, была еще и матерью с самыми настоящими собственными планами о будущем своих детей. Она с самого начала все знала? Хотела, чтобы я преуспел? Чтоб я вместо нее стал знаменитым? Даже расчищая в голове место для новой версии, я сильно сомневался, что мне нравится эта идея: как доктор Йорн и доктор Клэр разрабатывают сложный план на мое будущее – особенно учитывая, что мне их план ничего хорошего не принес. Слушая о ее тайных замыслах, я осознал, что тоскую по былому образу моей матери: отрешенной, поглощенной своими жуками матери, которая не интересуется, кто звонит ее детям по телефону. Именно такая мать сделала меня таким, каков я есть.

207

Это был не первый клуб, в который я вступал, но первый клуб, в который я вступал лично, и потому ощущение получалось куда более клубное.

Список клубов, групп и обществ, в которые я входил:

• Геологическое общество Монтаны

• Историческое общество Монтаны

• Общество детских писателей и иллюстраторов Монтаны

• Американское энтомологическое общество

• Северо-Американское картографическое информационное общество

• Северо-Американское общество любителей тэб-соды

• Национальное общество жуководов

• Международное пароходное общество

• Северо-Американское общество любителей монорельсовых поездов

• Фанаты «Лейки» в США!

• Клуб юных ученых

• Клуб Рональда Макдоналда

• Общество вестернов

• Музей юрских технологий (юношеское членство)

• Научный кубок средних школ Бьютта

• Дамский клуб Бьютта по наблюдениям за птицами

• Любители природы Монтаны

• Союз «Тропы Континентального водораздела»

• Жуки-скакуны Северной Америки

• Национальный Географический детский клуб

• Поклонники поездов на магнитной подушке

• Официальный фан-клуб Долли Партон

• Национальная ружейная ассоциация (юношеское членство)

• Семья Спиветов

208

«Космос: план описания физического мира», Александр фон Гумбольдт

Мне понравилось название шедевра Гумбольдта – оно придавало этой геркулесовой задаче какую-то честность… возможно, это и в самом деле был лишь план описания… или таки описание мира. Нельзя недооценивать воздействие «Космоса»: то была первая научная попытка описать мир во всей его полноте – и хотя во многих отношениях затея провалилась (Гумбольдт в те времена не мог знать всех унифицирующих теорий), воздействие ее на умы оказалось долгим и стойким. На Гумбольдте лежит изрядная часть ответственности за всех систематиков после него, за все попытки доктора Клэр описать мир через каждый жучиный усик.

209

210

211

Расположение шестнадцати наиболее секретных объектов Америки. Из блокнота З101

Оригинал карты впоследствии был конфискован ФБР.

212

Детям не следует читать Платона. Из блокнота З62

В шестом классе мы проходили пещеры и спелеологию, и нам всем задали написать работу по какой-нибудь знаменитой пещере, так что я выбрал пещеру Платона. Оглядываясь назад, не уверен, что это был мудрый выбор, поскольку все дети неизбежно проводят в этой пещере какое-то время на пути к умению мыслить и здраво рассуждать. Нельзя корить себя за то, что в детстве ты проходил через эту пещеру. Да коли на то пошло – я отнюдь не уверен, что даже сейчас выбрался на свет. Я даже не знаю, как этот свет должен ощущаться. Станет ли все в мире иным? Будет ли это похоже на выход из пространственно-временного туннеля?

213

Танцующие взрослые. Из блокнота З101

Было ужасно смешно смотреть, как взрослые люди вот так отплясывают – и в то же время мне сделалось неловко. Все равно что смотреть, как второклашка беспечно ковыряется в носу, стоя в очередь в туалет.

214

215

Взмывающий в космос Капитолий. Из блокнота З101

Такое было бы трудно устроить.

216

Как пользоваться большим зубоврачебным зеркалом. Из блокнота З101

217

Как распознать, когда взрослые притворяются. Из блокнота С57

В 1862 году один француз по имени Гийом Дюшен обнаружил различие между притворной и искренней улыбками – он сделал это, воздействуя на щечные мышцы пациентов электрическим током, так что сокращались только большие скуловые мышцы. Дюшен обратил внимание на то, что при искренней улыбке, в рефлекторном выражении удовольствия, сокращаются еще и окологлазные мышцы, приподнимая щеки, слегка опуская лоб и создавая морщинки в уголках глаз. Доктор Пол Экман впоследствии назвал искреннюю улыбку, демонстрирующую как AU‑12 (большие скуловые мышцы), так и AU‑6 (круговые мышцы глаза), «улыбкой Дюшена».

Мистер Суон практически не проявлял сокращения лицевых мышц. Как и большинство взрослых, которых я встречал за поездку, он улыбался одними скуловыми.

218

Америка, что за дела?

Эта карта входила в мой финальный проект по теме «Религии мира», которую мы проходили прошлой весной. Проведя исследование, я сперва думал вообще убрать обе Америки с карты: они просто-напросто не внесли никакого вклада в основные мировые религии. Но все же в таком виде карта мне больше нравится – Америки представляют собой просторы, покоренные религиями, зародившимися так далеко от них. Наша учительница седьмого класса, миссис Гарет, не одобрила, что Америки пустуют. Она мормонка.

219

Это была самая длинная речь, какую я слышал от отца за мои короткие двенадцать лет.