Примечания книги Русские вопреки Путину. Автор книги Константин Крылов

1

Из этих издержек стоит упомянуть хотя бы разрушение Центральной России, колыбели русского народа. Часть территории была просто физически уничтожена (например, затоплена: «пошла под электричество»), часть просто разорена. Деструкции подверглась и социальная структура: все, что делалось на территории России, было несовместимо с нормами русской жизни. Наконец, на символическом уровне, центральный район был унижен так, как не посмели бы унижать ни одну «союзную республику»: достаточно вспомнить то, что практически официальным названием сердца России стало слово «Нечерноземье». Это было логичным следствием политики «пригибания» русских, «мягкого русоцида», проводимой союзным руководством со времен Хрущева (который весьма проницательно обозначил это как «возвращение к ленинским нормам). Сейчас Центральная Россия представляет собой огромный пустырь. Все старейшие русские города, кроме Москвы, являются «черными дырами», зонами антиразвития.

2

Интересно, что именно эта сторона дела сейчас вспоминается с трудом. Отчасти это объясняется тем, что в современном «дискурсе» советский период освещается крайне искаженно. Например, практически во всех художественных или документальных текстах, написанных сейчас о семидесятых, начисто отсутствует образ обычного партийца — не начальника и не тайного диссидента, а рядового обладателя партбилета. Между тем мировоззрение именно этого слоя людей и было определяющим, «задающим тон эпохи».

Если сравнивать «большевизм» времен тридцатых (и его последний всплеск в шестидесятые) с этим новым мировоззрением, то разница будет состоять вот в чем. Ранние большевики были людьми, настроенными на близкую и эффектную победу над капитализмом. Потом заговорили о «победе в конечном итоге» (то есть после дождичка в четверг). Поскольку же победа, отнесенная в неопределенное будущее, на нормальном человеческом языке называется поражением, возникает следующий слой риторики, уже чисто компенсаторный — «да, мы никого не победили и никогда не победим, мы даже никого не перегоним, мы будем вечно отстающими и отставание это будет только расти, зато мы сохранили…» (дальше начинаются ламентации на тему того, что же именно мы «зато сохранили»: «ценности народа», «духовность», «верность идеалам» и т. п.). Когда же ценность всего «сохраненного» опускается до нуля, происходит «перестройка».

3

Не «правила», не «управляла», а именно что командовала. Разница между этими словами есть, и существенная — но сейчас не будем об этом.

4

Совершенных к тому же лично каждым: теория немецкой вины была сформулирована в те годы, когда практически каждый немец дееспособного возраста либо воевал, либо имел воевавших родственников: в этом случае было уместно говорить о коллективной вине.

5

Реакцию обывателя предугадать нетрудно. Недалекий и сентиментальный, он будет ахать и плескать ладошками: «Пугачева вон фашизма боится, Аллочка наша Борисовна». Потом выйдет старенький Церетели, за сердце схватится, вспомнит фамилию: «Эты нэлюды фашысты хатят меня убыть за то что я грюзын! вах, как нэ стыдно!» Выйдет какая-нибудь учительница из Ставропольского края, тоже за сердце: «Я учу детей добру… а тут у нас фашисты по улицам ходят! Не место им на нашей земле! Сделайте же что-нибудь!» Муфтии, патриархи, популярные актеры, стоярдовые бизнесухи — все они хором взвоют: «Убей их всех, Путин, убей, посади их всех куда-нибудь в темный подвал». «Лишь бы не было русского фашизма, очень уж мы его боимся».

6

Кстати: если начальнички у нас не совсем глупы, то они будут передоверять Палате и кое-какие «добрые дела» (для возбуждения симпатий народа и успокоению рудиментов совести самих членопалов). Типа, Палата будет раз в год делать народу всякие ма-а-аленькие добрые дела — скажем, выбивать для каких-нибудь старушечек какие-нибудь копеечные льготки, выдавая это за огромные достижения.

7

В первом классе наша учительница задавала на дом такие странноватые задания, как «нарисовать бордюрчик» (то есть последовательность цветных фигурок карандашиком). При этом «бордюрчики» проверялись, и за отсутствие такового снижалась оценка за домашнюю работу.

8

Разумеется, это касается только элит. Однако, бывает, что покупают и простой люд — когда элиты упираются и не понимают намеков. Правда, в таком случае предлагают не дольче виту, а что-нибудь нематериальное — например, «свободу». См. события 1917-го в России или нынешний украинский оранжад. Но сейчас мы о другом.

9

Исключение — когда какой-нибудь научный центр полностью и напрямую контролируется западниками. Однако не стоит забывать, что даже такая «казалось бы очевидная» вещь, как удаленное программирование, в России не особенно развито: по сравнению с Индией все, что делается у нас, — это кошачьи слезки.

10

Примечание 2009 года: так и вышло.

11

Примечание 2009 года: опять же, так и вышло. Правда, мне не хватило духу сложить два и два — то есть написанное выше об уходе не от власти, а от ответственности, иначе я дошел бы до формулы «придет новый президент, но Путин останется» и нынешней «тандемократии».

12

Последние террористические организации, работавшие в подобной стилистике (например, группа Баадера — Майнхоф), были ликвидированы в восьмидесятых годах прошлого века.

13

Аристотель определял «человека» как zoon politikon.

14

Учтем при этом, что «правителем» в классическую эпоху был, например, всякий семейный человек: права «мужа и отца» были ограничены кругом домочадцев, но в его пределах они были очень велики. Точно так же властью — хотя бы над самим собой, над собственной душой и ее порывами — обладал философ, которому вменялось в профессиональную обязанность демонстрировать особое самообладание (известное выражение «отнесись к этому философски» все еще удерживает этот оттенок значения). Тем не менее и семьянину, и философу приходилось постоянно оправдываться, парируя обвинения в «идиотизме», при помощи той или иной «диалектики» определяя свои занятия как своего рода общественное служение. При этом оправдания могли и не приниматься, а то и использоваться против самих оправдывающихся — о чем свидетельствует судьба Сократа.

15

Российское общество по всем основным параметрам — начиная от основ государственного устройства и кончая половозрастной структурой населения и основными характеристиками его воспроизводства — должно быть отнесено именно к современным обществам (точнее, к «обществам модерна»). Разумеется, можно утверждать, что это нищее, неудачливое, «дурно исполненное» современное общество. Его только нельзя отнести к какому-либо иному типу обществ (допустим, «традиционных»).

16

Этому вовсе не противоречит конспирология, утверждающая, что миром правят некие «тайные силы». Тайная сила, во всяком случае, вынуждена делать то, что деспотическая власть никогда не делает — то есть скрываться.

17

Пожалуй, идеальная «бархатная революция» исчерпывающим образом описана в старом анекдоте про Ленина, картаво вещающего с броневика — «Товагищи! Социалистическая геволюция, о котогой так долго говогили большевики, совегшилась! А тепегь — дискотека!»

18

Правда, это же самое рассуждение, будучи хоть чуть-чуть пережато, может быть использовано для оправдания любой тирании: достаточно признать, что большинству граждан не по уму устраивать свою жизнь самим, и призвать специалистов, которые сделают это лучше. Этот парадокс был исследован еще Платоном (решившим дело, как мы помним, в пользу специалистов) — но мы пока воздержимся от разбора этой темы.

19

Можно было бы еще использовать древнекитайские термины цзюньцзы («сын правителя», «большой человек») и сяожень («маленький человечек», «ничтожество»), почти точно соответствующие тому, о чем пойдет речь ниже.

20

Особенно ярко это проявляется в экстремальных ситуациях. Казалось бы, террорист, требующий от пилота, чтобы тот направил самолет на высотное здание, не имеет никаких шансов на успех: кто же будет выполнять самоубийственное требование? Однако нож у горла оказывается убедительным аргументом даже в таких ситуациях: низкий человек органически не способен добровольно принять смерть, даже когда жить в любом случае остается всего несколько минут.

21

В развитых идиотиях (например, в Европе и США) для того, чтобы хоть как-то держать население «в форме», в массовое сознание внедряются искусственные психозы: культ «отличной фигуры», почти обязательные занятия спортом, панический страх перед некоторыми продуктами (например, содержащими холестерин) и так далее.

Однако все это помогает только в качестве паллиативов. Очевидно, что страдающая ожирением тетка в необъятных розовых шортах, заказывающая себе три гамбургера, и при этом запивающая их кока-колой лайт, занимается банальным самообманом. Тем не менее, это типичное для низких людей поведение.

22

При этом, разумеется, достойные люди способны в некоторых случаях прощать своих врагов. Но это не имеет ничего общего с низостью. Низкий человек «прощать» как раз не умеет — он может только забыть. Впрочем, в тех редких случаях, когда у него появляется возможность безнаказанно (например, анонимно) отомстить, он всегда ей пользуется — так что «забвение» это весьма относительно. Но чаще он просто срывает зло на «своих» (поскольку «свои» годятся еще и на это).

23

Разумеется, тот факт, что назначенные чеченцами миллиарды долларов пришлось бы платить, в конечном итоге, «дорогим россиянам», последним в голову не приходило — все из-за того же суженного временного горизонта. Впрочем, даже те, кто задумывался над этим, были готовы откупаться — лишь бы не было войны.

Примечание 2009 года. В 2002 году еще не было понятно, что именно эта программа — фактическое предоставление независимости Чечне и чудовищные контрибуционные выплаты — будет реализована путинским правительством буквально, причем именно под лозунгом «задабривания и умиротворения»: то самое «лишь бы не было войны».

24

Не следует путать common sense с его тенью — «общественным мнением» (о выморочной сконструированности и даже «несуществовании» коего столь ярко писал Бурдье). «Общественное мнение» уже предполагает «общество», а само общество и его «мнения» могут быть определены только через common sense. Общество есть носитель банальностей, утверждающих себя в качестве банальностей.

25

Кстати, английское sense этимологически восходит к корням со значениями «воспринимать», «чувствовать» («сенсор», «сенситивность»), и должно было бы переводиться именно как чутье (в отличие от того же Vernunft с его обертонами «обладания-присвоения»).

26

Идеальным выражением характерного для common sense отношения к истории является всенародно известная формула «время было такое». Вопреки обычной русофобской риторике, это суждение отнюдь не является «манифестацией национального менталитета». Примерно то же самое говорят, к примеру, пожилые немцы про известные события середины века. Что не мешает им исправно нести возложенный на них груз «немецкой вины».

27

Люди, позиционирующие себя как носители здравого смысла («мы из простых»), способны очень долго обличать какого-нибудь «гайдарочубайса», но на вопрос о том, приняли бы они участие в приватизации или ином злодеянии, будь у них такая возможность, отвечают обычно уклончиво. Если же копнуть несколько глубже, выясняется, что даже «приватизатров» они считают не столько инициаторами и виновниками происходящего зла, сколько исполнителями «велений времени» — хотя и очень противными и поэтому заслуживающими всяческих кар.

28

Именно этот комплекс прекрасно выражен у Высоцкого в известной песне:

…Вы тоже пострадавшие —

А значит, обрусевшие:

Мои — без вести павшие,

Твои — безвинно севшие.

Здесь «чужие» («евреи») опознаются как «свои» именно через опыт «столкновения с непреодолимыми обстоятельствами».

29

См. статью «Памяти Александра Зиновьева» в настоящем сборнике, в самом конце.

30

Я подчеркиваю «черными» — не потому, что не бывает белых насильников, а потому, что черных боятся, так как они в фаворе у начальства.

31

Разумеется, в пару к танатической была дана и эротическая, либидозная. Вторым главным перестроечным фильмом была «Интердевочка» — где впервые в истории советского кинематографа было продемонстрировано тщательно скрываемое коммунистами от народа таинство совокупления, а также показан краешек главного предмета коллективного вожделения — «Настоящий Розовый Гигиеничный Запад». Рассмотрение этой темы мы, с позволения читателя, отложим до другого раза.

32

Этот важный поворот либеральной мысли — презрительное отвращение к жертвам насилия — следует отметить особо.

Например. Одним из постоянных обвинений, адресуемых либеральными публицистами российским властям, является то, что они страшно далеки от народа и обращаются с ним как колонизаторы. Но те же самые авторы обычно утверждают, что народу власть, напротив, близка и даже приятна: народ мазохистски любит творимые ею бесчинства и только о них-то и мечтает. Это выводит на новый виток тушения: теперь власть начинают презирать уже за то, что она имеет дело со столь гадкими подданными: «трахается с этакими уродцами». Народу же, в свою очередь, бесконечно напоминают, что он-де «достоин своего правительства»: этой квинтэссенцией мировой мудрости замыкается риторический круг.

Впрочем, помимо либеральных публицистов, имеет хождение еще и народная версия той же идеи «самовиноватости жертвы» и гнушения ею. Об этом см. статью «Синдром россиянина» в этой книге.

33

Из последних ламентаций на эту тему — известное письмо Березовского, написанное в стилистике «сколько можно повторять очевидные вещи».

Несколько любопытных пассажей: «Бессмысленно обсуждать, справедливо или нет была перераспределена государственная собственность. Конечно же, несправедливо. Передел собственности не бывает справедливым никогда». Интересно, что большевистский передел собственности вызывал и вызывает у либералов совсем другие чувства: здесь как раз имеет место обостренная чувствительность к справедливости и отсылки к «священному праву» частной собственности, к ее законности — в отличие от «советского воровства». Такая же чувствительность была предъявлена на раннем этапе перестройки, когда «привилегии партаппаратчиков» были постоянной темой обсуждений.

Еще одно место: «Каждому, […] кто не спал в России на печке в течение 90-х годов XX века, может быть предъявлено обвинение в совершении преступления по той причине, что старые законы уже не работали, а новые еще не работали. Таковы последствия любой революции». Здесь характерна эта самая «печка»: воображаемый антагонист обвиняется в традиционном русском грехе — беспробудной лени, «лежанию на печи» и надежде на щуку. Не совершавший преступления («проспал, когда другие маму резали» тем самым виновен, и, напротив того, преступник занимался полезным делом. Преступление является лучшим оправданием, отсутствие же преступление есть пункт обвинения («…и на что ты после этого годен?»).

34

Стоит рассмотреть ту версию, что «первоначальное накопление» и вообще «введение капитализма в России» воспринимается его адептами (не говорю — «осмысляется», тут речь идет о бессознательном) не в плане какого бы то ни было «строительства» (как это было у тех же большевиков), а в топосе сакральной жертвы (подразумевающей разрушение, причем разрушение самодостаточное, не предполагающее за собой ничего, кроме ожидания милости от богов, принимающих жертву). Это, в свою очередь, позволяет осмыслить «приватизацию» в качестве того, чем она и была на самом деле — то есть в качестве жертвоприношения, «гекатомбы». Соответственно, приватизаторы (то есть жрецы) и в самом деле невинны — как невинен ацтекский жрец, вырывающий сердце пленнику.

35

В смягченном варианте — «народ показал свое отношение к тому-то и тому-то». «Отношение» — это еще не воля, но личинка, зародыш ее. Как правило, «отношение» проявляется негативным образом: не «восстали», но «отказались поддерживать», или хотя бы «осудили действием». Что касается угодных либералам действий — то вот, к примеру, характерное в этом плане рассуждение либерального священника Якова Кротова, регулярно выступающего на радио «Свобода». Поводом послужило освящение храма в Екатеринбурге, посвященного Николаю II и его семье. Кротов ссылается именно на «народный ответ»: «Строился храм на деньги номенклатуры, а народ — народ несколько раз поджигал стройку, растаскивал стройматериалы, в общем, высказывал свое отношение к империи всеми доступными средствами». Примерно в таком же тоне либералы перестроечных времен описывали, скажем, распространенное в советское время мелкое воровство на предприятиях: действие вроде бы и нехорошее, но «характеризующее отношение к так называемой социалистической собственности» (читай — правильное, хорошее отношение).

36

В качестве примера жанра: названия подглавок характерного в этом смысле сочинения архиепископа Серафима (Соболева) «Русская идеология»: «…Отступление русского народа от православной веры через увлечение протестантизмом под влиянием противоцерковных реформ Петра I. — Усиление греха отступления в царствование императрицы Анны Иоанновны и в особенности — Екатерины II. — Бессилие государственной власти остановить неверие в дальнейшие царствования императоров, несмотря на их покровительственное отношение к Церкви. Возврат русских людей к истинной вере как необходимое условие для возрождения России и покаяние в грехе бунтарства против власти Помазанника Божия… Сущность покаяния для русских людей, принимавших активное и пассивное участие в грехе бунтарства против царской самодержавной власти». Это — дискурсивный стандарт. Текстов на эту тему существует множество, разной степени хлесткости и публицистического накала.

37

Это, кстати, вносит новый обертон в идею «цареубийства как эмблемы вины русских». Нынешние «хозяева положения», историческую русскую монархию ненавидящие и презирающие, охотно называют цареубийство «страшным преступлением», приписывая его русскому народу. На самом деле, здесь речь идет о банальной проекции. «Царь Николай», в качестве реальной исторической фигуры подвергаемый постоянным издевательствам и поношению, возвеличивается в качестве фигуры власти как таковой. «Не смейте поднимать руку на власть, это неискупимый грех», — говорят они русскому народу — подразумевая под «властью» самих себя. То есть речь идет об абсолютном запрете на революцию — разумеется, не прошлую, а нынешнюю. Подробнее об идеологеме «сам выбирал» — в статье «ЕБН» в этой книге.

38

Следует заметить, что русский народ в либеральном дискурсе определяется как субъект покаяния, как «виноватый». Вина является дефиницирующим признаком «русского». Русские — это совокупность виноватых и наказанных.

Это прямо следует из того, что само словосочетание «русский народ» произносится и пишется только в двух случаях: когда над ним издеваются и когда говорят о его вине. Во всех остальных случаях само существование «русских» отрицается. Например, говоря о населении России в сколько-нибудь нейтральном тоне, либерал никогда не назовет его русским: в ход идут слова и словосочетания типа «российские граждане», «многонациональный российский народ», «россияне» и т. п. Во всех случаях эти выражения представляют собой либо уход от «русского» (например, «российские граждане» — это не русские, а «живущие в России по правильно выправленному паспорту»), либо его прямое отрицание: знаменитое ельцинское «россияне» — это строгий антоним слову «русские». «Россияне» — это именно что новый народ Эрэфии, чье существование (эфемерное, но декларируемое) построено на отрицании русского и русскости как таковых. Это несколько напоминает идею «советского народа», но онтологически неполноценную: если в СССР на самом деле пытались создать «новую историческую общность», то «россияне» являются чистой воды спектаклем. Архитекторы «советского народа» верили, что в конце концов все — русские, татары, грузины, евреи — осознают себя «советскими людьми». В эрэфском случае ни о какой реальной интеграции в единую нацию речь не идет: всем понятно, что «татары и евреи» (и вообще все нерусские народы РФ) всегда будут думать о себе только как о «татарах и евреях», и только на Новый год будут нехотя позволять называть себя с экрана телевизора «дорогими россиянами». Но именно это неохотное позволение — «ну сделайте же на минуточку вид, что вас так можно называть» — власть и вымогает из «лиц национальностей», в обмен на тайное союзничество в проведении антирусской политики. «У нас есть общий враг — русский народ; мы живем только потому, что он посажен в клетку; мы должны держать его в клетке совместными усилиями; поэтому мы нужны друг другу» — вот на что намекает «россиянская» власть, обращаясь к «лицам национальностей» как к «россиянам». Русским же людям слово «россияне» сообщает следующее: «а вы, русские свиньи, не имеете права ни на что, даже на собственное имя: вы никто, и звать вас никак».

39

Быть виноватым можно только по отношению к тем, кого мы уважаем. Совершенно неуважаемый субъект (если такого можно вообразить) не может вызвать в нас чувства вины, что бы мы с ним ни делали. Поэтому, кстати, любую «гуманизацию» можно определить как расширение круга уважаемых субъектов (вплоть до «уважения к живому вообще»), а противоположное — к расширению круга субъектов априори презираемых (на чем основана, к примеру, идеологема «недочеловека»). Уважение можно свести к нашему внутреннему признанию того, что некто имеет над нами какую-то власть, пусть даже самую маленькую. Это, кстати, совсем не предполагает жесткой иерархической зависимости. Ребенок, укравший конфетку из буфета, нарушает родительский запрет и виноват перед мамой с папой. Но мама, не сделавшая вовремя ребенку прививку, или отец, не способный содержать маленьких детей, тоже чувствуют свою вину перед ними, etc. Разумеется, чем больше мы уважаем того, перед кем мы виноваты, тем больше вина. Предельные степени уважения — преклонение, поклонение — делают любую, даже самую мелкую оплошность огромной, и наоборот. Одни и те же слова, сказанные прохожему на улице, начальнику на работе, любимой матери и Богу, имеют совсем разный вес.

40

Или, шире: заставить другого искупить свою вину тем или иным способом. Месть в чистом виде — это, скорее, насильственное взимание пени, которую другой не хочет платить. Но можно делать и иначе — например, усовестив виновного («ну сам посуди, как ты будешь своим детям в глаза смотреть»), или взяв свое не с него лично, а с кого-то, кто за виновного отвечает («меня покусала ваша собака, заплатите»), или устроить тайную пакость («она на меня наорала, так я этой паскуде в кофе плюнула»). Это все, впрочем, детали.

41

Умение забывать, откладывать оценку происшедшего, знаменитое «я подумаю об этом завтра» — это ценные умения, без которых практически невозможно жить. Это, кстати, касается не только отдельных людей, но и коллективностей разного рода, сама принадлежность к которым может быть источником чувства стыда, вины, обиды и т. п. (Одна из немногих хороших книг, написанных на эту тему — ницшеанский трактат «О пользе и вреде истории для жизни»).

42

Что разворачивает классические кафкианские сюжеты. В этом смысле известная интеллигентская шуточка о России — «мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» — имеет некий дополнительный смысл: интеллигенты вполне могут сказать это о самих себе — причем отнюдь не как о жертвах кафкианских техник, а напротив, как об их реализаторах и проектировщиках.

43

Попали, разумеется, не в первый раз: травля России и русских людей носит перманентный характер — см. историю европейской русофобии, насчитывающую многие столетия. Другое дело, что не всегда этим занимались столь явно и недвусмысленно, как сейчас: Россия иногда бывала зачем-то нужна или просто «могла ответить».

44

Русские являются единственным в современном мире народом, на который не распространяются нормы западной политкорректности. В частности, о них можно говорить и писать почти все что угодно. То же относится и к невербальным средствам коммуникации. Как хорошо заметил один режиссер, во времена «холодной войны» Голливуд изображал русских как чудовищ, а сейчас — как дегенеративных ублюдков, омерзительных даже внешне.

45

Впрочем, здесь не надо обманываться. Многие народы, которых русские ошибочно принимают за «нейтрально настроенных», на самом деле считают русских последним дерьмом, не скрывают этого, но просто не считают нужным это обсуждать — разумеется, не из-за страха перед Россией (ее никто не боится), а по причине самоочевидности темы («а как же еще?»). Это проявляется в самых неожиданных вещах, «где и не подумаешь». Вот мелкий пример. В современном разговорном финском (заметим, что многие русские не считают финнов русофобами и относятся к ним с симпатией) появился особый глагол «ryssia:» (производный от презрительного russa:, «русский», в отличие от нейтрального vena: la: inen). Глагол этот значит нечто вроде «обосраться», «облажаться», «испортить дело», «показать себя лузером и неудачником». Аналогичные явления имеются и в других языках. Все они — относительно недавнего происхождения: как уже было сказано, легальная травля русских началась в девяностых (хотя само отношение возникло куда раньше).

46

Здесь можно было бы добавить «вынуждены считать», но это не имеет отношения к делу: элитой являются те, кто исполняет соответствующие роли, и никак иначе. Из этого, разумеется, вовсе не следует, что замена «элитного корпуса» невозможна — но пока он на своем месте, его и следует воспринимать как элиту.

47

Слова «культового режиссера» Сокурова, сказанные на телепередаче «Времена» у не менее культового телеведущего Познера.

48

«Привет, садо-мазо».

49

Вот, например, типичное: «Никто не сделал столько для России, сколько сделал Ельцин. Он был уникальным человеком и полностью русским в своей душе, в своих импульсивности и интеллекте». Это сказал Борис Березовский, близко знававший покойного — и большой специалист по русскому вопросу.

50

Здесь я прошу внимательного читателя отличать государственное от церемониального. Государственная версия — то, на распространение и закрепление чего реально работает пропагандистская машина государства. Официальная, церемониальная версия — то, что вспоминают «ради приличия». Государственная пропаганда может быть и неофициальной, более того — противоречить официальной. Ельцинская официальная пропаганда практически вся шла по «частным каналам» — что делало ее особенно эффективной.

51

Цит. по: Философский энциклопедический словарь, М., 1983.

52

Anderson В. Imagined Communities. Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. L, 1983 / Б. Андерсон. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001.

53

Как указывает В. В. Коротеева (Коротеева В. В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. М., 1999), среди известных ученых открыто признавали себя примордиалистами К. Гирц (Geertz) и Э. Шилз (Shils), чьи основные работы были написаны в 1950 — 1960-е годы.

54

См., напр.: Brass P. Ethnicity and Nacionalism: Theory and Comparison. New Delhi, 1991.

55

Б.Андерсон. Воображаемые сообщества. С. 60–70.

56

Op. cit. Р. 71–88.

57

Ibid. Р. 105–132.

58

Gellner E. Nation and Nationalism, Oxford, 1983 / Э. Геллнер. Нации и национализм. М., 1991; каноническое изложение теории см. в статье: Э. Геллнер. Пришествие национализма: Мифы нации и класса // Нации и национализм: Сборник. М., 2002. Похожую позицию занимает К. Гирц, см.: Geertz С. Thoughts on Researching Nationalism. Manuscript, workshop, Institute for Advanced Study, Princeton University, 4–6 December 1997, manuscript, 4 pp.

59

The Invention of Tradition. Ed. E. Hobsbawm and T. Ranger. Cambridge, 1983.

60

Hobsbaum E. Nation and Nationalism Since 1780: Programme, Myth, Reality. Cambridge, 1990 / Хобсбаум Э. Нации и национализм после 1780 года. СПб., 1998.

Также см.: Э. Хобсбаум. Национализм и этничность // Национализм. (Взгляд из-за рубежа). М.: Российская академия государственной службы при Президенте РФ. Информационно-аналитический центр, научно-информационный отдел, 1995.

61

См., напр., Brubaker R. Myths and Misconceptions in the Study of Nationalism // The State of the Nation. Ernest Gellner and the Theory of Nationalism /John Hall (Ed.). Cambridge: UK, 1998. P.272–306 / P. Брубейкер. Мифы и заблуждения в изучении национализма // Ab Imperio. Теория и история национальностей и национализма в постсоветском пространстве. Вып. 1. Казань, 2000.

62

То есть о политических образованиях, внутренняя политика которых связана с использованием риторики «национального строительства» для выделения определенных групп населения с целью манипулирования ими (например, в структуре отношений типа «доминирующая нация — национальное меньшинство — диаспора»).

63

Таким образом, перспективы некоей группы людей стать «нацией» задаются возможностью рентабельного культурного активизма, рассчитанного на внутренний рынок.

64

Впрочем, некоторых подобная перспектива увлекает: достаточно вспомнить фигуру М.С.Грушевского и его роль в создании «украинского мифа». Из свежих примеров можно вспомнить предельно ангажированные работы российского этнолога Яна Чеснова, который «внес решающий вклад в конструирование мифов об уникальной чеченской цивилизации, о природном чеченском эгалитаризме и о 400-летней борьбе чеченцев и русских» (Тишков В. Слова и образы в чеченской войне // НГ— Сценарии от 10 июня 2001; подробнее см: Чеснов Я. В. Чеченская цивилизация //Антропология и археология Евразии (на англ. яз.). Зима 1995–1996. Т. 34. № 3.), или сочинения С. М. Червонной о грузино-абхазском конфликте (Chervonnaya S. Conflict in the Caucasus. Georgia, Abkhazia and the Russian Shadow. London, 1994).

65

Мы используем несколько расширенный вариант определения, данного В. В. Коротеевой в статье «Существуют ли общепризнанные истины о национализме?» (Pro et Contra, № 2 (3), 1997), где автор (со ссылкой на Breuilly J. Nationalism and the State. Manchester, 1982) пишет: «С некоторыми оговорками большинство специалистов сходится в том, что основную доктрину национализма можно изложить так: существует такая общность, как нация, с присущими ей особыми качествами; интересы и ценности этой нации обладают приоритетом перед другими интересами и ценностями; нация должна быть как можно более независимой; для этого нужен, по крайней мере, некоторый политический суверенитет».

Чаще встречаются определения, обращающие преимущественное внимание на какую-нибудь одну сторону дела. Например, Карл Дойч (Deutsch K.W. Tides among Nations. NY, 1979, цит. по: Этнос и политика. Сборник М., 2000) понимает национализм «когнитивно»: «Национализм — это состояние ума, которое при принятии решений в социальных коммуникациях придает особое значение «национальным» сообщениям, воспоминаниям и образам». Напротив, Геллнер в начале «Нации и национализма» вообще не ссылается на «чувства», предлагая чисто политическую дефиницию явления: «Национализм заключается в требовании совпадения лингвистических границ с государственными».

66

Очевидно, что эта схема в высшей степени «диалектична». Интересно, что до ума ее довел не кто иной, как Шеллинг, в своих лекциях по философии мифологии. Исследуя причины разделения единого человечества на народы (т. е. ставя — кажется, впервые в истории европейской мысли — проблему этногенеза), он тщательно воспроизводит вышеуказанную последовательность, но только на сверхвысоком уровне рефлексии.

По мнению Шеллинга, «первобытное сознание» полагает единого Бога — но не потому, что знает о его единстве, а потому, что просто не может себе вообразить иного божества. («Мы имеем дело не с вещами, но с властями, действующими в глубинах сознания», пишет Шеллинг, соглашаясь тем самым с «воображаемым» характером происходящего — но полагая эту имагинацию имеющей власть над умом во всяком случае не меньшую, чем «впечатления реального мира».) Появление же в сознании иного божества («захватчика») начинает теснить и искажать народное сознание, причем этот факт переживается народом как катастрофа. Однако развивающееся самосознание в самой нижней точке своего падения просветляется «молнией Откровения», возвращающего народу монотеизм. См. Шеллинг Ф. В. Й. Введение в философию мифологии // Шеллинг Ф.В.Й. Сочинения в двух томах. Т. 2. М., 1989. (В националистическом дискурсе Откровению соответствует появление «героев национального возрождения», обычно наделяемых чертами «спасителя» и «искупителя». См., напр., образ Тараса Шевченко в украинской националистической литературе.)

67

Такую форму имел армянский национализм в конце XIX века. См, напр: Лурье С.В. Национализм, этничность, культура // Общественные науки и современность. 1999. № 4.

68

Таков, например, «евронационализм» государств СНГ. Иногда он принимает причудливые формы. Например, украинский литератор Ю. Андрухович пишет об «ограде сада Меттерниха» как о той «родине», в которую должна стремиться независимая Украина. Имеется в виду Австро-Венгерская монархия, пребывание в составе которой Западной Украины понимается им как форма приобщенности к высокой европейской цивилизации, а отнюдь не как национальное унижение.

69

Например, «негритюд» в его радикальных формах.

70

К националистическому дискурсу полностью применимо известное положение Людвига Витгенштейна из Логико-Философского Трактата: «О чем нельзя говорить, о том следует молчать». Это не значит, что оно не может быть никак передано: на «неописуемое» можно показать («смотри туда, и ты увидишь»). Хорошие националистические тексты устроены именно так: они показывают, куда смотреть, а не пытаются нарисовать перед читателям готовую картинку.

71

Это, впрочем, относится к любым ценностям: неанализируемость (или неполная анализируемость) таковых логически входит в само определение «идеала», и сальерианское «музыку я разъял, как труп» всегда будет звучать приговором, а не оправданием. Национализм интересен тем, что данный идеал принципиально не является «личным». Националист никогда не скажет — «на мой вкус, он русский», потому что он говорит не от себя.

72

Одно из первых описаний геноцида — Суд. 12,5–6: «И перехватили Галаадитяне переправу чрез Иордан от Ефремлян, и когда кто из уцелевших Ефремлян говорил: «позвольте мне переправиться», то жители Галаадские говорили ему: не Ефремлянин ли ты? Он говорил: нет. Они говорили ему: скажи: «шибболет», а он говорил: «сибболет», и не мог иначе выговорить. Тогда они, взяв его, закололи у переправы чрез Иордан. И пало в то время из Ефремлян сорок две тысячи».

73

В качестве примера можно вспомнить тему «евгейской кагтавости». Здесь шиболет — это способность четко произносить вибрант «р», якобы присущая только «настоящим русским». При этом способность к произнесению «чистого р» не считается сколько-нибудь значимым «национальным достоинством», хотя отсутствие такой способности маркируется как «недостаток».

74

В этом смысле более чем симптоматично, что в самом центре Москвы (на Старом Арбате) со времен ранней перестройки находится туристский «развал», где на продажу выставлены адаптированные под нужды сувенирного бизнеса символы русской и советской идентичности — деревянные ложки, матрешки, красные знамена и проч.

75

Приоритет в исследовании процессов, происходящих в «Большом времени», принадлежит историкам «школы Анналов» — от Люсьена Февра до Фернана Броделя.

76

Так становятся возможными националистические фигуры речи — например, ходовое «без собственной национальной государственности мы не можем надеяться на сохранение генофонда, языка и культуры нашего народа». Здесь утверждается прямая зависимость процессов, происходящих в Большом времени (например, «сохранение генофонда») от текущих процессов «малого времени» (обретение «национальной государственности» здесь и сейчас), а сама проекция осуществляется через поле политического дискурса.

77

Напр., см. Анисимов Е. «Какие мы русские?»//Комсомольская правда, 13.03. 2002.

78

Аутентичное изложение проблематики см. у Фернана Броделя в статье Brodel F. Histoire et sciences socials. La longue durée» // Annales E.S.C. 1958, № 4 / Бродель Ф. История и социальные науки. Длительная временная протяженность //Философия и методология истории. М. 1977 (сокращенный перевод).

79

Интересно, что подобное понимание практически тождественно не менее традиционному «дискурсу Судьбы и Провидения» — принципиально невоспринимаемой чувствами и (чувственным) разумом, но при этом действующей в истории сущности, «шествующей тайными путями и движущей тайными пружинами».

80

В русской революции ситуация оказалась строго обратной: поскольку революционеры определяли себя как «класс» (разумеется, «угнетенный»), постольку их врагом оказалась именно что нация, в данном случае русская. Отсюда происходит и идея стратегического союза «русского угнетенного класса» с «угнетенными нациями», приведшая к известным последствиям.

81

Впрочем, честь открытия «антинациональных сообществ» принадлежит еврейской традиции, согласно которой «антисемиты» являются своего рода «нацией», противостоящей евреям. Согласно традиционным еврейским воззрениям, все антисемиты являются потомками одного человека, Амалека, царя амалекитян, неубитого вовремя во время еврейского завоевания Палестины.

82

«Нерусь» (с ударением на первом слоге) — «народное» название для отчетливо «антирусских» народов и групп населения, прежде всего так называемых «черных» (то есть «кавказских» и «закавказских» диаспор, обосновавшихся в России). Я использую это слово как этносоциологическое понятие, дефиницию которого даю ниже.

83

Такова психология любых сообщников или подельников. Несколько злодеев, решившихся на ограбление или убийство одного и того же человека, могут иметь к этому самые разные основания: один желает отомстить, другой — обогатиться, третий — испытать острые ощущения. Их объединяет не общая цель, а общая жертва.

84

Сейчас, например, ряды Неруси пополнила «этнически русская» организованная преступность. Впрочем, ее русскость не стоит преувеличивать: как правило, любые «славяне» (характерное, кстати, слово) на некотором уровне курируются этнически нерусскими.

85

Например, американцы, несмотря на почти вековую русофобскую пропаганду, относятся к русским без особой ненависти (хотя и без каких-либо симпатий). Но при этом американское «экспертное сообщество», равно как и политический истеблишмент, настроены крайне антирусски (хотя и по разным причинам).

86

Классическим примером «антирусской власти» был, например, петровский период. Сейчас уже можно считать доказанным, что абсолютно все «петровские реформы» были бессмысленны или вредоносны и для русских как нации, и для России как государства. Понесенные же Россией жертвы (включая массовое вымирание русских людей) были чудовищны. Русофобия Петра I (доходящая до патологии) общеизвестна. Судя по всему, «старообрядческое» восприятие Петра как «антихриста» и «чорта» полностью соответствовало действительности — если, конечно, рассматривать последнюю через призму русских национальных интересов.

87

Америка, объявив войну так называемому «мировому терроризму», на самом деле подразумевала и подразумевает под последним именно антиамериканское сообщество, а отнюдь не «террористов вообще». Соединенные Штаты бомбят центры «мирового антиамериканизма». В этом смысле между уничтожением Югославии и афганской (или иракской) кампанией нет никакой разницы — просто было найдено удачное название, достаточно четко указывающее на «всех врагов Америки и всего американского», но не называющее их прямо.

88

Более почтенную историю имеет разве что «мировой антисемитизм». Но, поскольку сейчас «антисемитизма» как организованной и сколько-нибудь успешной силы больше нет (в силу еврейского гипердоминирования), Нерусь может с полным правом претендовать на первое место.

89

Это касается не только «российской территории». Например, никого не удивляет, что министр культуры РФ пытался спонсировать чудовищный по форме и содержанию антирусский украинский фильм о Мазепе, а впоследствии лоббировал его показ в России.

90

Тут следует различать две вещи. Аффект — физиологическое состояние (во всяком случае, он считается таковым), но диагностировать его постфактум практически невозможно. Поэтому наличие или отсутствие аффекта обычно определяют в зависимости от обстоятельств преступления — а именно, по этим самым «оскорблениям, аморальным действиям» и проч. Чтобы вы убедились в этом, я привожу ниже описания двух реальных ситуаций.

91

Хотя ошибки, разумеется, возможны.

92

Например, он не ругается матом — за незнанием соответствующих слов. Это ведь хорошо, когда человек не ругается матом? Хорошо. Значит, из негра выйдет лучший русский, чем из рязанского мужичка. «Железная логика». «Попробуй опровергнуть».

93

Интересно наблюдать, как из всех щелей такого рассуждения прет наивный, неприкрытый расизм. Люди, с пеной у рта доказывающие, что русские — это «финно-татары», даже и не скрывают, что считают тех же татар и всю прочую «азиатчину и северянщину» людьми второго сорта, а за первый сорт держат только «евров» — то бишь европейцев и евреев. Быть «татарином», по их мнению, «обидно». Впрочем, иногда русским делают царские подарки. Вот известный специалист по расовому вопросу, журналист Леонид Раздиховский как-то заявил: «Говорят, поскребите русского и найдете татарина, немца, а теперь — и еврея». По представлениям нашей элитки, это большая-пребольшая честь.

94

Дальше нужно было бы рассказать про гаплогруппы R1a, I1b и N и их распределение — но это оставим специалистам.

95

Не все европеоиды (или, как выражаются на Западе, Caucasian) — белые. К ним относят, например, часть коренного населения Северной Африки.

96

Отдельной интересной темой является «славянская» самоидентификация русских. С точки зрения той же генетики, сам термин «славяне» не вполне корректен: «славяне» — это языковая и культурная, но не генетически заданная общность.

97

Впрочем, в контексте песни «азиатские скулы» выступают скорее как поэтический символ «неправильности», «неприличия», нуждающегося в стесывании и замазывании — что возвращает нас к уже затронутой теме наивного расизма, столь свойственного «изряднопорядочным».

98

«Русские просторы» являются «просторами» только на карте. На самом деле это препятствия. Замечательное русское слово «глухомань» очень точно отображает их природу — гасящую, тормозящую всякое усилие, даже человеческий голос. В отличие от пространства европейского или азиатского, которое само стелется под ноги, русская «глушь» — это идеальный изолятор, воплощенная идея препятствия. «Свободного места» в России очень мало.

99

Только в наше время, после женской эмансипации в ее советском варианте, а также поддерживаемой антирусским государством политики тотального превосходства любого нерусского над русскими, началась эпидемия смешанных браков. И то — сейчас она заметно идет на спад.

100

Существует, правда, еще и радикальная интерпретация, когда опускается не добавление, а основная часть, и русским провозглашается всякий, кто называет себя так. Нелепость этой точки зрения настолько очевидна, что я не буду тратить силы и время читателей, чтобы ее подробно опровергать. Достаточно сравнения: если я назовусь англичанином, венгром или турком, я от этого, очевидно, не сделаюсь таковыми. Если же я буду настаивать на своем праве называться турком в среде турок, то в лучшем случае попаду в смешное положение, в худшем — поимею неприятности.

101

Слово «Византия» — по древнему названию столицы империи, которая когда-то называлась «Византиум» — выдумка западноевропейских историков, которым очень не хотелось называть ненавидимую европейцами (и ими же уничтоженную) сверхдержаву так, как она называла себя сама: Βασιλεία Ρωμαίων, Римская Империя.

102

Разумеется, я сейчас говорю о людях, у которых есть четко выраженная национальная принадлежность и нет проблем с причастностью к своему народу. О людей с «букетом кровей», потомстве от смешанных браков и наконец, о людях с проблемной идентичностью — такое тоже бывает — мы поговорим позже.

103

Почему в современной России сложилась такая ситуация, мы сейчас рассуждать не будем. Просто отметим это как наблюдаемый факт.

104

Чтобы не пускаться в длинные объяснения, я снова позволю себе сослаться на Армена Асрияна. Приведу полностью его небольшое выступление на клубе «Товарищ», формально посвященное «еврейскому вопросу», но по сути своей касающееся этики межнациональных отношений в целом.

«Включив вчера телевизор, я попал на фильм «Торпедоносцы». Там был очень интересный момент: каждый раз, когда кто-то погибал, возникала серия как бы фотографий. И в конце была серия «фотографий» тех, кто выжил, с разверткой по времени: каковы они были бы через десять лет, через пятнадцать, через двадцать, — перемежаемая «фотографиями» погибших. И я поймал себя на том, что смотрю немножко по-другому. Дело в том, что отец у меня был летчиком, воевал в Корее. Все детство — лет с трех — у меня сопровождалось такими картинками: приезжали отцовские однополчане и на вечерних посиделках поминали погибших в Корее. Понятно, что почти все отцовские однополчане были русскими. И мой собственный недолгий военный опыт в Карабахе был связан с русскими, так как я был в русском отряде.

Вчера я в очередной раз попытался расслоить свои эмоции: сначала я пытаюсь отчленить эмоции, связанные с моими личными переживаниями, потом те, что связаны с воспоминаниями об отцовских однополчанах, и, в результате, как мне кажется, получаю чистую реакцию на фотографии. И оказывается, что я смотрю на эти фотографии без эмоций. И, наверное, я точно так же смотрел бы на фотографии погибших летчиков люфтваффе. То есть этнической эмоции у меня тут нет. А может она у меня быть только по отношению к армянину. Восемь поколений в моей семье служили в русской армии. Они воевали и погибали за Империю. Но Империя не может существовать без станового имперского народа. И отсюда проистекает родственное чувство к русскому солдату у нерусских, служащих российской империи. Так вот, у евреев, кажется, нет этого родственного чувства к русскому солдату. Дело в том, что до возникновения Израиля у евреев не было аналогичного выбора, какой был, например, у армян, татар, грузин и т. д. У евреев не было клочка земли, на котором они могли бы почувствовать себя среди своих. После того, как возник Израиль, у евреев возникла возможность выбирать: когда они хотят быть среди своих, они могут поехать в Израиль, когда им дороже Россия, они могут остаться в ней или вернуться в нее. Почему почти все латышские стрелки после окончания гражданской войны были направлены в органы ЧК? Дело в том, что латыши не испытывали никакого этнического родства к расстреливаемым русским. Но латыши просто «делали работу». А евреи-чекисты к русским относились еще хуже в связи с тем, из чего долго старались вырваться, то есть из черты оседлости и из других ограничений в правах. То есть у евреев не только отсутствовала человеческая солидарность к русским, но и была к ним бессознательная этническая враждебность. Евреи в России были не согласны тогда и не согласны до сих пор, что у любого этноса должны быть ограничения в правах по сравнению со становым имперским народом. Они не понимают также, что судьей можно быть только среди своих. По-моему, в империи для любого человека, не принадлежащего к главному имперскому этносу, должны быть закрыты некоторые возможности. Например, в определенных обстоятельствах ему должна быть закрыта дорога в службу безопасности».

105

Здесь, кстати, стоит проговорить еще одну мысль — банальную, но все-таки заслуживающую отдельного упоминания. Поскольку культура — как материальная, так и духовная — отчуждаема от своих создателей, то не обязательно быть русским, чтобы принимать участие в развитии русской культуры. Как русский дом может быть спроектирован и построен немцами или турками, так же армянин или еврей может написать стихотворение, которое украсит антологию русской поэзии. Разумеется, в каждом конкретном случае можно спорить о том, насколько это стихотворение будет «русским по духу, а не только по языку» и т. п. Это крайне интересная тема, и мы ее впоследствии рассмотрим подробнее. Пока что я лишь говорю, что это в принципе возможно.

106

Честно говоря, само это слово мне не нравится — в нем есть что-то унизительное, равно как и в «ласковых» эвфемизмах «половинка», «четвертушка» и т. п. Тем не менее, биологический термин «метис» мне нравится еще меньше.

107

Здесь будет уместно вспомнить сцену из пьесы Шварца «Обыкновенное чудо», где некий король точно таким же образом перекладывает ответственность на предков:

(…)

КОРОЛЬ. Я страшный человек!

ХОЗЯИН (радостно). Ну да?

КОРОЛЬ. Очень страшный. Я тиран!

ХОЗЯИН. Ха-ха-ха!

КОРОЛЬ. Деспот. А кроме того, я коварен, злопамятен, капризен.

ХОЗЯИН. Вот видишь? Что я тебе говорил, жена?

КОРОЛЬ. И самое обидное, что не я в этом виноват…

ХОЗЯИН. А кто же?

КОРОЛЬ. Предки. Прадеды, прабабки, внучатные дяди, тети разные, праотцы и праматери. Они вели себя при жизни как свиньи, а мне приходится отвечать. Паразиты они, вот что я вам скажу, простите невольную резкость выражения. Я по натуре добряк, умница, люблю музыку, рыбную ловлю, кошек. И вдруг такого натворю, что хоть плачь.

ХОЗЯЙКА. А удержаться никак невозможно?

КОРОЛЬ. Куда там! Я вместе с фамильными драгоценностями унаследовал все подлые фамильные черты. Представляете удовольствие? Сделаешь гадость — все ворчат, и никто не хочет понять, что это тетя виновата.

108

Например, женское внимание. Тот же Пушкин вовсю эксплуатировал миф о необычайной страстности чернокожих. В более поздние времена было полезно слыть грузином — они считались интересными «в этаком, знаете ли, мужском плане». Забавно, что упоминание об этом можно найти даже у Владимира Соловьева — в шуточной «Белой Лилии» один из героев соблазняет героиню признанием в своем грузинском происхождении..

109

Например, «Сказку о черном кольце». Вот начало стихотворения:

Мне от бабушки-татарки

Были редкостью подарки;

И зачем я крещена,

Горько гневалась она…

110

Впрочем, реальная Прасковья Федосеевна и в самом деле имела некое отдаленное отношение к татарам — поскольку по материнской линии происходила из рода князей Чагадаевых, обрусевших еще в XVII веке. Сколько там оставалось «татарского», судите сами.

111

Не нужно, впрочем, думать, что Ахматова использовала для украшения собственной родословной только азиатские цветы. Ей же принадлежат слова «ведь капелька новогородской крови во мне — как льдинка в пенистом вине». Здесь обыгрывается уже другой миф — вольной северной республики.

112

Вообще-то библейские имена были широко распространены среди русских, поскольку входили в святцы. Чтобы не множить примеры: пресловутого «арапа Петра Великого» звали именно что Абрамом, а одна из прабабок Пушкина звалась Саррой Юрьевной.

113

О еврейских журналистах, критиках и продюсерах и их определяющем влиянии на литературу, искусство и т. п. было уже написано достаточно, чтобы не разбирать эту тему подробно. Так обстояли дела в XIX веке, так же — с поправкой на советскую власть — и в XX. À propos, этим отчасти объясняется демонстративная юдофилия русских литераторов. Неюдофил в России не мог (и сейчас не может) рассчитывать на признание критики, а, следовательно, и на литературную карьеру. В советское время самыми яростными юдофилами были авторы, не пользовавшиеся благосклонностью советской власти. Ахматова, Цветаева, Арсений Тарковский были истеричными, на грани приличия «антиантисемитами», постоянно декларирующими свою преданность евреям. Например, Тарковский держал в доме напоказ Еврейскую энциклопедию, постоянно вел разговоры о еврейском происхождении всех сколько-нибудь известных людей, стремился угодить любому еврею и т. п. Про пламенный «антиантисемитизм» Ахматовой тоже хорошо известно. Это кажется странным, но на самом деле имеет простое объяснение. В условиях опалы со стороны официальной иерархии единственной опорой «сомнительных» авторов оставались еврейские литературные кланы, которые могли оказать поддержку, пристроить на какую-нибудь работенку и вообще снизойти. Благодарность облагодетельствованных была искренней и вполне заслуженной, поскольку евреи и в самом деле им помогали — а больше никто не мог. Напротив того, авторы, обласканные «софьей власьевной» (или искренне на нее полагавшиеся), могли позволить себе легкое фрондерство по отношению к еврейским струкотурам (как называл их Всеволод Некрасов, имевший неосторожность им не понравиться). Отсюда и странный парадокс: советский литератор Пикуль, пишущий антироссийские исторические романы с ритуальным поношением «черносотенного царизма» (некоторые сцены из «Нечистой силы» вполне достойны пера Демьяна Бедного), но при этом еще и позволяющий себе «антисемитские намеки».

114

Своего рода апофеозом советской культурной политики можно считать известный анекдот о том, как Михаил Светлов (Шейкман), поденничавший «переводами» (то есть, практически, сочинением) «поэзии народов СССР», столкнулся в писательском клубе с каким-то туркменом, который начал выдвигать претензии по поводу светловского перевода его «стихов». «Будешь шуметь, — сказал Светлов, — переведу тебя обратно».

115

Интересно посмотреть, как это воспринимается сейчас, в наши дни. Например, нью-йоркский эмигрант Ефим Горелик пишет следующее (выделения мои): «Я спросил у Яна Френкеля, повлияла ли музыка еврейских мотивов — «нигун» на его творчество, в том числе на «Русское поле». Подумав, он сказал: «Вряд ли». А мне кажется, что на песни, которые сочиняются всей душой, должно было повлиять то, из чего душа росла. Повлияло и растворилось в российской культуре, придав ей свой неповторимый колорит. А то, что это влияние может быть не сразу заметно, говорит только о том, что растворилось очень прочно, навсегда, назло блюстителям «чистоты» русского народа». Мне кажется, что эта злорадная интонация тут не очень уместна. Мне, скорее, жаль поэтессу и композитора, которым, наверное, было бы интереснее и приятнее творить в рамках своей национальной культуры. Хотя надо признать, что евреям, как талантливым стилизаторам, это удавалось вполне успешно, а иногда и вдохновенно.

116

То есть выходец из высокопоставленной кавказской номенклатурной семьи, «правильно женатый», родственно и кровно связанный с вершинами советской номенклатуры, и, last not least, русофоб, на генетическом уровне не переваривавший русских, почти так же, как «философ» Мераб Мамардашвили.

117

Любопытно отметить, что культ подпитывается анекдотами о ее выходках — каковые анекдоты, рассказанные о русской женщине, шли бы ей в осуждение. Рассказ о голой нетрезвой бабе, говорящей фраппированному гостю «ничего, что я курю?», вызывал бы омерзение — но когда речь идет о «великолепной Фаине», это вызывает умиление и восторг. Об этом двойном счете — когда одни и те же действия записываются одним в доход, а другим в расход — можно было бы поговорить куда подробнее, но наша цель сейчас иная.

118

Игорь Губерман — популярный в некоторых кругах «поэт-юморист», автор юмористических четырехстиший, называемых «гариками». «Гарики» стали известны в основном из-за откровенной русофобии и столь же откровенного, бесстыжего еврейского самолюбования, что для своего времени было новинкой. Сам Губерман, подобно пикулевскому персонажу-однофамильцу, «занимался иконами» и в советское время сидел за торговлю ими (сейчас дело называют «сфабрикованным», хотя Губерман не отрицает, что «коллекционировал»), потом эмигрировал в Израиль, где продолжал кормиться творчеством на все те же темы. В общем, «человек понятный».

119

Например, несмотря на очень значительное присутствие в России немцев (проживающих здесь с екатерининских времен), смешанных браков и потомства от них было крайне мало. Например, поблизости от деревни Тарутино, откуда родом мой дед, находился немецкий хутор. Отношения деревенских с хуторянами были вполне нормальными. Тем не менее общины жили вполне обособленно, особенно в плане «смешения кровей». Во многом это, конечно, объясняется религией — института гражданского брака крестьяне не понимали.

120

Правда, это конструирование имело ряд особенностей, в том числе те, о которых я упоминал в предыдущих ответах — «национальное платье» можно было получить только из советской швейной мастерской, но не шить его самому (без присмотра «совы»).

121

М.Н. Руткевич «О демографических факторах интеграции» («СОЦИС», 1992, № 1). Цитируется по книге С.Г. Кара-Мурзы «Советская цивилизация». NB: автор книги является идейным интернационалистом и считает межнациональное смешение позитивным явлением — так что он никак не заинтересован в искажении соответствующих цифр, во всяком случае, в сторону их уменьшения.

122

Простое воспроизводство населения требует коэффициента 2,2 как минимум — но для наших очень приблизительных прикидок это не столь важно.

123

В советское время существовало понятие «паспортная национальность», пресловутая «пятая графа». Запись производилась на основании записей в документах родителей, то есть «выбрать себе национальность» было невозможно. Такое «прикрепление к национальности» исследователи вопроса возводят к инструкциям НКВД от 1938 года, причем соответствующая практика не пересматривалась в течение всей советской истории. Таким образом, получающий паспорт подросток-полукровка мог выбрать одну из «родительских» национальностей. Решение — обычно родительское — принималось зачастую из прагматических соображений, имеющих весьма отдаленное отношение к национальной самоидентификации. Бывали даже случаи, когда одних детей записывали русскими, другими нет, «чтобы никому не было обидно». Но понятие «полукровка» отсутствовало как класс.

124

Здесь придется сделать большое отступление, так как миф о Москве как «плавильном котле» сейчас раздувается особенно сильно. При этом часто утверждается, что «плавильный котел» здесь был всегда. Чтобы не приводить многочисленные примеры, кто и как манипулирует данными о «полукровках», ограничимся всего одним, но характерным. Вот цитата из газеты «Московский комсомолец» (приводится по статье B.C. Малахова «Скромное обаяние расизма», опубликованной в журнале «Знамя», № 6, 2000). «Генетическая система Москвы (…) сейчас открыта как никогда. Она образует так называемый плавильный котел, в котором «варятся ДНК» жителей всех регионов и национальностей. Впрочем, так по большому счету было всегда. Например, в 1955 году москвич женился на москвичке только в каждом десятом случае. Все остальные браки были интернациональными. Соответственно, дети получались либо метисами (кровь смешивается пополам), либо полуметисами (треть «импортной» крови), либо квартеронами (четверть). По паспорту полукровки могут поголовно быть русскими, но что в их генах — черт (или бог?) голову сломит». Тут мы имеем дело с многослойной ложью. Начать с того, что данные о браках москвичей и немосквичей в 1955 году взяты непонятно откуда — скорее всего, из воздуха (имеющаяся в моем распоряжении статистика другая). Совершенно непонятно, откуда в Москве 1955 года — режимном городе — появилось столько приезжих брачного возраста (массовый завоз «лимиты» начался позже). Кроме того, брак предполагал решение квартирного вопроса, который в Москве никогда не был решен сколько-нибудь удовлетворительно. Главная подтасовка, однако, не в этом. В советское время, вплоть до начала перестройки, практически все приезжие в Москве — включая пресловутую «лимиту» — набирались из в основном из Центральной России. То есть в Москву везли русских, а не «интернационал». Браки между москвичами и немосквичами в подавляющем большинстве случаев не были «интернациональными» — это были самые обыкновенные браки русских с русскими же. То есть журналист передергивает, пользуясь тем, что в настоящее время слово «немосквич» довольно часто означает «кавказец» или «азиат».

125

Хотя в наше время очень много полукровок выбирают именно «быть нерусскими», поскольку быть русским невыгодно, а то и небезопасно. Например, жители этнократий (в том числе на территории РФ) при малейшей возможности стремятся записаться в «нерусские», учат языки и т. п. В качестве примера приведу сетования эвенкийского активиста: «Я пришел на мероприятия по случаю празднования 75-летнего юбилея со дня выхода первого эвенкийского букваря, инициаторами которого стали администрация ЭАО и этно-педагогический центр повышения квалификации. Народу собралось полно, мои старые знакомые, которых я знаю уже не один десяток лет, молодые специалисты, в основном девушки, парней совсем было не видно, а почему? — это тоже целая проблема для отдельного разговора. И среди девушек много белолицых метисок, полурусских, полутатарок, словом полукровок, но записанных эвенкийками, и слава богу, знающих язык, но весь разговор наш велся опять же не на родном языке…» Претензии на тему «записались, так отрабатывайте» — по-своему понятны. Отметим только, что «белолицые метиски» записались не кем-нибудь, а эвенкийками. Для сравнения — представьте себе белого человека, записывающегося в австралийские аборигены. Но положение «представителей нетитульных наций» в национальных республиках таково, что люди идут на добровольное принятие любых стигматов дикарства, лишь бы получить дополнительные бонусы и избежать дискриминации.

126

Некоторые великие народы считали себя произошедшими от таких браков — достаточно вспомнить похищение сабинянок. Кстати сказать, сохранившийся до сих пор трогательный обычай вносить невесту в дом на руках восходит именно к этому эпизоду и означает отнюдь не обещание суженой легкой жизни, а, напротив, «в знак того, что некогда женщин внесли в дом силой, что они вошли в него недобровольно» (см Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Ромул. XIV).

127

Если уж мы поминали римлян, то вспомним и то, что, согласно раннему римскому праву, pater familiaris (отец семейства, домовладыка) имел следующие права: признать своим или отвергнуть новорожденного ребенка; судить домашних своим судом, в том числе вынося жене и детям смертные приговоры; продавать сына (до трех раз, если он выкупал его назад — после троекратной продажи сын все же освобождался от отцовской власти); право неограниченного владения всем имуществом семьи (у жены и детей не было ничего своего); выдавать дочь замуж и женить сына; в случае развода дети оставались во власти отца; и т. п. Впоследствии права отца были сужены, но сама конструкция семьи, основанной на отцовской власти, оставалась той же самой.

128

«Мигрант окольцованный». Интервью с Ольгой Маховской, исполнительным директором программы социальной и психологической поддержки мигрантов. «Огонек», № 49 за 2006 год.

129

В отличие русских мужчин, среди которых не принято завышать свой реальный статус в глазах женщины, южные «горячие джигиты» не гнушаются «ездить бабе по ушам» — то есть пускать пыль в глаза, представляясь чем-то более значительным, чем они есть на самом деле. На это накладывается незнакомство с чужой культурой, в частности неумение распознавать хвастовство. Немалое число русских дурочек, выскочивших за «богатых кавказских бизнесменов», впоследствии обнаруживали, что их избранники — далеко не толстосумы и совсем даже не «уважаемые люди».

130

Разумеется, бывают ситуации, когда известная архаизация общества идет ему во благо. К тому же иногда имеет смысл жертвовать достигнутым уровнем культуры ради каких-то иных целей.

131

В качестве примера такой гармоничной смешанной семьи можно привести родителей великого русского философа Павла Флоренского, отец которого, Александр Иванович Флоренский, был чистокровным русским из священнического рода, а мать, Ольга Михайловна Сапарова, происходила из аристократического армянского семейства и принадлежала к армяно-григорианской церкви. Тем самым в браке соединились люди разных национальностей и вероисповеданий. Но, несмотря на то что брак получился удачным, эта разница давала о себе знать. Отец Ольги Михайловны не дал благословения на брак и умер вскоре после его заключения. Как писал в своих воспоминаниях Павел Флоренский, «это обстоятельство стало раной матери и осторожностью с этой раной отца. Если мать оставила для него свой род и свой народ, то и ему, чтобы восстановить равенство, ничего не оставалось, как сделать то же и в отношении своего рода и своего народа». В результате сына воспитывали в «вакууме» — то есть никогда не обсуждали при нем национальные и религиозные вопросы. В частности, оба родителя, вовсе не будучи убежденными атеистами, никогда не спорили на «церковные» темы, не посещали церковь, и ничего не рассказывали ребенку о Боге. Разумеется, это привело их сына не к атеизму, а к тяжелому, болезненному интересу к религии, завершившемуся духовным кризисом — который, впрочем, Флоренский удачно преодолел благодаря своим выдающимся способностям.

132

Это был проект политтехнолога Марата Гельмана, создателя движения «Интернационал». Вот цитата из статьи в интернет-газете «Взгляд» (http://www.vz.ru/politics/2006/3/24/27301.html): «Многое можно делать собственными силами, — уверен политтехнолог. — Гражданское общество должно само выработать противоядие». В качестве примера он привел созданное им гражданское движение «Интернационал». Организация, по словам Гельмана, объединила совершенно разных людей, которые выступают против проявлений ксенофобии и шовинизма. Активисты «Интернационала» составили список из 100 националистов, в который попали, например, печально известный экс-лидер «Родины» Дмитрий Рогозин и его однопартиец Андрей Савельев. Теперь юристы движения через суд добиваются того, чтобы с региональных выборов снимали те партии, в которых состоят люди из «черной сотни». В ближайших планах организации — провести в столице фестиваль полукровок. Количество участников подобного мероприятия должно наглядно доказать, что понятие чистоты крови, к которому апеллируют фашиствующие молодчики, никогда не было актуальным. А 9 Мая «Интернационал» намерен собрать совет этнических организаций. По словам Гельмана, День Победы — единственный праздник, который объединяет россиян всех национальностей. «Мы надеемся, что когда-нибудь 9 Мая будет Днем многонациональной России», — заключил политтехнолог». Думаю, комментировать это нет необходимости.