– Она права, ваша светлость. В Париже у меня есть два важных дела. Я должна раскрыть тайну смерти родителей и получить обратно отнятое у меня состояние. Очень трудно будет сделать это, живя в замке, который даже неизвестно где находится.
– В Берри. Не скрою, то, что вы задумали, кажется мне почти немыслимым. Вам надо прятаться, чтобы не попасть в лапы маркиза, вашего дяди, и с двором у вас отношения сложные. Может быть, все-таки лучше уехать отсюда подальше?
– Маркиз не останется в Париже навсегда. Ему нужно возвращаться в Лозарг. Что касается второй опасности, то достаточно лишь отыскать для меня укромное место, чтобы все решили, будто я уехала. Там можно переждать. С тех пор как я здесь, только и слышно, что грядут события.
– Мы все их готовим, – со значением произнесла герцогиня.
Сразу по прибытии Гортензия отправилась в комнату, отведенную ей госпожой де Дино, чтобы хоть немного привести себя в порядок. Герцогиня собиралась представить ее хозяину дома.
– Обычно он встает около двенадцати. В этот час здесь всегда толпа, – сказала она между прочим, словно речь шла об обычных вещах, хотя Гортензии показалось удивительным, что простой смертный, пусть даже главный камергер установил у себя дома поистине королевские обычаи.
– Только не волнуйтесь, здесь вы не увидите никого из придворных. Мы принимаем только политических деятелей и иностранцев.
Сочтя в порядке вещей, что ее должны представить человеку, приютившему ее под своей крышей, Гортензия оставила свои умозаключения при себе, однако ей предстояло удивляться еще не раз.
Ровно в полдень она прошла через площадку к двери напротив и последовала за герцогиней в большую гостиную, обставленную с большой роскошью, типичной для былых времен. Гостиная была цвета слоновой кости с золотом, с потолка свисали огромные хрустальные люстры. Присутствующие здесь элегантно одетые пожилые дамы в шляпах с цветами и перьями болтали вполголоса с мужчинами всех возрастов и рангов. Один из них стоял у небольшого столика с кожаным саквояжем. Он, по всей видимости, был врачом. Позади него три лакея в серых с золотом ливреях держали таз с водой и полотенце.
Госпожа де Дино едва успела поздороваться и ответить на приветствия дам. Распахнулись двустворчатые двери спальни, и показалась широкая роскошная кровать с желто-золотым покрывалом, а перед кроватью – престранное трио. Два лакея в черном не то чтобы поддерживали, но, казалось, несли на себе какой-то тряпичный тюк, увенчанный колпаком и завернутый в серый шелковый халат. Присмотревшись, можно было различить морщинистое бледное лицо. Синеватые щеки ввалились, проступали очертания костей. Если бы не седые волосы, спутанными буклями обрамлявшие лицо, можно было бы подумать, что это череп мертвеца. Взгляд блеклых голубых глаз казался колючим, а морщины вокруг рта придавали лицу презрительное выражение.
Взгляд Гортензии от принца обратился на его племянницу, изумительно выглядевшую в платье цвета слоновой кости, украшенном кружевом. Как могло случиться, что эти мужчина и женщина страстно полюбили друг друга и, возможно, продолжали любить до сих пор? Судя по тому, с какой нежностью герцогиня поспешила поцеловать это странное создание, так оно и было. Впрочем, вслед за ней поднялись со своих мест и другие дамы, стремясь каждая получить свой поцелуй. Только Гортензия не двинулась с места, сама не зная почему. Но колючий взгляд уже обратился на нее, и госпожа де Дино знаком велела ей подойти. А сама пригнулась к уху Талейрана и что-то ему шепнула.
Он покачал головой и склонил ее набок, отвечая на реверанс Гортензии.
– Ваш покорный слуга, сударыня! – произнес он загробным голосом. – Мы хорошо знали вашего отца. Вы правильно делаете, что хотите сохранить его память.
– Ваше Высочество бесконечно добры, – взволнованно прошептала графиня. – Память родителей и вправду мне очень дорога, и я стараюсь…
– Без сомнения, без сомнения! Госпожа де Дино желает вам добра. Для вас это большая удача, так не злоупотребляйте ее добротой!
Обиженная, Гортензия хотела было возразить, что в ее намерения никак не входит злоупотреблять чьим бы то ни было отношением, а тем более дамы, с которой она едва знакома, но уже кто-то мягко оттеснил ее: надо было освободить дорогу к зеркалу, к которому лакеи подвели Талейрана. Он долго разглядывал свое лицо, словно хотел сосчитать на нем морщины и приметы старости, а затем его усадили в кресло и приступили к туалету.
– Я получил ваше письмо, мой дорогой Руайе-Коллар, – сказал принц, подозвав к себе председателя Палаты депутатов, красивого мужчину лет шестидесяти с энергичным ртом и горящим взглядом. – И хочу вам сказать следующее: не обманывайтесь, я не переставал поддерживать Реставрацию и отвергаю всякую солидарность с теми, кто толкает ее к краху… Ах, господин посол! А вот и вы! Как мило с вашей стороны, что вы здесь! Мой дорогой префект, нас с вами ждет долгая беседа. Провинции необходимо поддержать. Господин граф Греффюль, позже мы побеседуем о нашем деле…
Люди шли нескончаемым потоком. Они подходили и отходили, как в хорошо поставленном балете. За это время Талейран из Лазаря, встающего из могилы, постепенно начал превращаться в человека. Несмотря на отвращение, Гортензия глядела на него, словно завороженная, и заметила, что у него был высокий лоб и вообще этот получеловек обладал живым и острым умом. Он занимался несколькими делами сразу: освободившись наконец от своих тряпок, надел панталоны, шелковые чулки и туфли с широкими пряжками, взял в руки трость с золотым набалдашником и, одеваясь, начал ходить по комнате, а лакеи, семеня следом, надевали на него все новые одежды: белую рубашку, жилет, сюртук. Дамы постепенно расходились. Наступило время важных дел, и выбор у них был небольшой: отправиться в столовую подкрепиться или просто-напросто вернуться к себе домой.
Герцогиня увела Гортензию, вздохнувшую с облегчением оттого, что все закончилось, ибо эта обстановка произвела на нее столь же удручающее впечатление, как в Тюильри. Но ей еще предстояло высказаться.
– Госпожа герцогиня, у меня сложилось впечатление, что Талейран не вполне одобряет мой приезд сюда. В таком случае лучше мне не задерживаться. Вы уверены, что должна прийти графиня Морозини?
– Абсолютно уверена. Что же до моего дяди, не мучьте себя из-за него. Таков уж у него принцип, когда речь идет о моих делах и о моих знакомых. Обычный способ, позволяющий ему не скомпрометировать себя. Но если бы вы не пришли поздороваться, он был бы очень недоволен. Кроме того, вам вообще не о чем беспокоиться, ведь уже завтра вы покинете этот дом. Как я вам уже говорила, сами мы едем в Балансе, а оттуда на воды в Бурбон-Аршамбо.
Герцогиня не ошиблась: после полудня явилась сияющая Фелисия в сером дымчатом муслиновом платье с розовой шалью и розовыми же цветами на широкополой шляпе. Ни дать ни взять светская львица, заехавшая проведать подругу: в ее одежде и поведении и намека не было ни на смятение в душе, ни даже на малейшее беспокойство. Однако, как только они встретились в гостиной герцогини, Фелисия порывисто обняла подругу и на ее глазах выступили слезы.
