Однако понемногу паника отступила, к ней начала возвращаться способность логически мыслить и рассуждать здраво. Она еще не знала, что будет делать, но теперь ею овладели гнев и даже желание вступить в борьбу. Не за себя собиралась она сражаться, а за своего ребенка, это его необходимо было защитить во что бы то ни стало, оградить от посягательств негодяя-деда… Погрузившись в свои мысли, она медленно направилась к дому, но, не дойдя до ограды всего лишь несколько шагов, снова заметила экипаж, теперь уже черный с желтым. Сердце опять подпрыгнуло у нее в груди, но уже от радости; даже не глядя на гербы на дверцах, Гортензия догадалась: это карета Фелисии.
Она застала подругу в беседке, увитой ломоносом, в обществе госпожи Моризе. Обе мирно беседовали, словно знали друг друга уже много лет.
– Идите скорее сюда! – заметив ее, крикнула старушка. – Смотрите, кто к вам приехал…
– Вы давно здесь, Фелисия?
– Нет… Только что приехала. Но что это за вид? Вы такая бледная…
– И в самом деле! – воскликнула госпожа Моризе. – Вы сама не своя. Пойду принесу сердечное…
– Нет, нет, не стоит беспокоиться… Мне уже лучше… Просто я бежала…
Но милая старушка уже неслась по направлению к дому, а Гортензия со вздохом рухнула на скамейку возле подруги. Та нахмурила брови.
– Но в конце концов, Гортензия, что с вами случилось? Я привезла такие хорошие новости, а вы тут сидите в расстроенных чувствах, как будто вам сам черт привиделся!
– Так оно в какой-то мере и есть. Скорее рассказывайте о своих новостях, это на меня подействует лучше всяких снадобий.
– Уж наверняка! Ну так вот: во-первых, три дня назад уехал маркиз де Лозарг.
– Вы уверены?
– Абсолютно уверена. С тех пор как мы виделись в театре, я заставила нашего кучера Гаэтано нести дежурство на шоссе д'Антен. Ему удалось сдружиться с одной из горничных, и от нее он узнавал о том, что творится в особняке Берни. Три дня назад Гаэтано, предупрежденный этой девушкой, хотя она даже и сама не подозревала, кому проболталась, увидел, как отъезжал маркиз. Его вещи сложили в большой дормез,
[9]
и туда же сел сам маркиз. Так что сомнений быть не может: он возвращается в Лозарг.
– Действительно добрая новость, но тогда хотелось бы знать, что здесь сегодня делал приспешник принца Сан-Северо?
И Гортензия рассказала о том, что она видела. Поведала она и о своем страхе, и о сомнениях относительно того, что следует предпринять.
– Вы ведь знаете, эти люди ни перед чем не отступят, и мне ни за что на свете не хотелось бы подвергать опасности нашу славную госпожу Моризе, а ведь ей несдобровать, если меня здесь найдут. Так что лучше бы мне уехать… С другой стороны, она привязалась к Этьену, да и малышу так хорошо здесь… куда его везти? Где спрятать? Ума не приложу.
В отчаянии она опустила голову и закрыла глаза. Наступила тишина. Фелисия размышляла.
– Вовсе не надо его прятать, – наконец изрекла она. – Этьен ведь обычный ребенок, его никто не ищет, и маркиз еще не знает, что малыша отняли у кормилицы. Значит, для него здесь никакой опасности нет, и он может спокойно оставаться, если эта милая дама согласится подержать его у себя. Что до вас…
– Если маркиз уехал, то, может, мне лучше вернуться на улицу Бабилон? Ведь за вашим домом, наверное, уже не следят?
– Не следят. Все вышло так, как задумала герцогиня. Ливия понесла письмо. Какой-то неизвестный толкнул нашу актрису и вырвал его. Через два дня уехал маркиз.
– Это и есть ваша вторая добрая новость?
– Есть и третья: я знаю, где мой брат.
Сказано это было так торжествующе, что Гортензия, несмотря на снедавшую ее тревогу, даже улыбнулась.
– А вы уверены?
– Вполне. Наш «брат» Руан-старший, который отвечает за Бретань, напал наконец-то на его след и сообщил Бюше, а тот мне: Джанфранко заточили в местечке Морле в крепость, которая называется замок Торо. И он жив! Итак, я уезжаю.
– Уезжаете? Да, да, понимаю, вы хотите быть поближе к нему.
– Нет. Я хочу помочь ему бежать. Полковник Дюшан изъявил желание сопровождать меня, с нами едут еще двое наших товарищей. И, конечно, я повезу с собой моих людей. Но если вы захотите вернуться на улицу Бабилон, я оставлю вам Тимура. Во всяком случае, Ливия остается здесь, будет следить за порядком в доме. Так что я приехала попрощаться: сказать вам «до свидания», а может быть, «прощай» и передать некоторую сумму денег.
– Но это же безумное предприятие! Как вы собираетесь брать крепость, находящуюся к тому же в открытом море?
– Еще не знаю, но хочу по крайней мере попробовать. Я сама понимаю, что совершаю безрассудство, но, милая, поймите и меня тоже: австрияки уже отняли у меня мужа. Я не могу теперь без боя отдать французам еще и брата. Он… единственное, что у меня осталось.
Гортензия почувствовала, как от волнения к горлу ее подкатил комок: она впервые увидела, как по красивому лицу подруги катятся слезы. Гортензия ласково тронула ее за руку и прошептала:
– В таком случае было бы преступно лишать вас такой мощной защиты, какую может предоставить Тимур. А я… не лучше ли мне поехать вместе с вами, если только госпожа Моризе согласится позаботиться об Этьене?
От удивления слезы Фелисии вмиг просохли.
– Вы с ума сошли, Гортензия? Известно ли вам, чем мы рискуем, собираясь устроить заключенному побег? Вы можете потерять свободу, а быть может, и жизнь. Я-то иду на риск ради брата, это естественно, но вы?! Подумайте о своем сыне!
– Я о нем и думаю, да только счастливо ли сложится его жизнь, если его мать вскоре убьют приспешники Сан-Северо? Если меня разыскивают, то уж отыщут обязательно, а вместе со мной найдут и малыша Этьена… я даже не уверена, пощадят ли они его. Принцу, должно быть, нежелательно с кем бы то ни было делить мое состояние.
– Не преувеличивайте! Маркиз – его друг и сообщник, а он, конечно же…
– Случается, волки, взбесившись от голода, пожирают и друг друга. И я ведь уже сказала, Фелисия: мы едем вместе. В Бретани сам черт меня не найдет. Подождите, пожалуйста, здесь!
Госпожа Моризе уже шла обратно, вооружившись флаконом с большущей ложкой. Гортензия побежала ей навстречу и, взяв старушку за руку, отвела ее в сторону, к огороду. Там она остановилась, уверенная, что никто, кроме лягушек у ручья, их не услышит.
– Вы ведь любите Этьена, не правда ли?
На глазах у старушки тотчас же выступили слезы, и, заломив руки, она взмолилась:
– Ох, не забирайте его от меня! О, мое дорогое дитя, сердце подсказывает мне, что вы собрались уезжать!
– Это правда… Только не волнуйтесь, – поспешила добавить Гортензия, заметив, как по милой морщинистой щеке побежала слезинка. – Я как раз хотела попросить вас: пусть Этьен побудет у вас. Там, куда я еду, ему не место. И потом, здесь он просто счастлив…
