– Так нужно, – пояснил он. – Изображаю богача на отдыхе. Я вас жду уже три дня.
– Отлично. У вас есть новости об этом…
– О Батлере? Никаких. Я, как приехал, велел отнести ему письмо от Руана и сообщил, где меня можно найти, но ответа до сих пор так и не дождался. Не нравится мне, по правде говоря, вся эта история. Надежен ли этот человек, вот в чем вопрос.
– А мне вообще непонятно, зачем нам нужна его помощь? Разве трудно нанять судно в порту?
– Труднее, чем вы думаете. По крайней мере здесь. Время корсаров и авантюристов давно прошло. Тут теперь одни военные да торговцы. Боевой корабль только один, он называется «Юнона». Этот фрегат все время стоит в порту и только иногда выходит в море патрулировать замок Торо. Он охраняет все подходы к крепости. На фрегате мощные пушки и хорошее снаряжение. Так что меры предосторожности для нас вовсе не излишни. Именно поэтому Бюше сделал вас ирландкой, а вашу подругу компаньонкой.
– Вы и вправду считаете, что в этой роли от нас может быть какая-то польза? Не думаю, чтобы Батлер пошел на риск лишь ради удовольствия какой-то неизвестной ему женщины, пусть даже он считает ее соотечественницей или своей дальней родственницей.
Дюшан взял Гортензию под руку и увлек ее к выходу.
– Под этими сводами такой резонанс… В церкви никогда нельзя быть уверенным в том, что тебя не услышат. Давайте лучше пройдемся.
Они вместе спустились к порту, где пока не было видно никакого военного корабля. На улицах было относительно тихо, и какое-то время они шли молча. Дюшан опустил голову. Время от времени он бросал пытливый взгляд на лицо своей спутницы, словно тщился прочесть на нем разгадку какой-то своей тайны. Гортензии это в конце концов надоело.
– У меня такое впечатление, будто вы хотите мне что-то сказать, но не решаетесь, – заявила она.
– Вы не ошиблись. И, признаюсь, я просто взбешен, что приходится давать вам такие инструкции. Бюше, видно, с ума сошел, если решил поставить на слабость мужчины.
– Какого мужчины? И какую слабость?
– Батлера, конечно. Руан-старший рассказал, что он обожает все ирландское. А еще у него слабость к красивым блондинкам. Ну, в общем… вам просто-напросто предлагают его соблазнить.
– Вы шутите? – чуть не задохнулась от возмущения Гортензия.
– Хотел бы я, чтобы это была всего лишь шутка!
– Почему же мне сразу не сказали?
– Боялись, вы откажетесь. Даже не захотите ехать сюда из Парижа.
– Как это может быть? Как будто они не знали, что там мне угрожает опасность. Все равно пришлось бы ехать. Теперь понятно, почему Бюше сказал, что именно вы дадите последние указания. Это бессовестно, ну просто бессовестно! Вот почему вы хотели встретиться со мной наедине, без Фелисии? Вы прекрасно знали, что она никогда бы не согласилась подвергнуть меня такому унижению, а сама была бы обречена терзаться, поставленная перед таким выбором: ведь грешно во имя чего бы то ни было упускать возможность спасти человека, да? И вы, вы мне это говорите!
– Прошу вас, не смотрите на меня так! – взмолился Дюшан. – Если бы вы знали, чего мне стоило передать вам это… эту низость.
Ей показалось, что он вот-вот заплачет, и гнев ее вмиг утих.
– Вам ведь и вправду жаль?
Он отвернулся, и теперь ей виден был лишь его четкий профиль.
– Больше, чем вы думаете… Вы ведь из тех редких женщин… встреча с которыми не может не разбудить чувства… – Он вдруг умолк, словно испугался, что слишком много сказал. И в бешенстве затряс головой: – До чего же идиотское у меня положение! Если бы речь шла не о жизни товарища, то никогда бы не согласился участвовать в этом деле!
– Мы ведь оба уже согласились, – тихо сказала Гортензия. – И, боюсь, нас заставят доиграть свои роли до конца.
– Сжальтесь! Не говорите мне, что собираетесь выполнить то, о чем вас просят! Играть такую унизительную роль! Забудьте обо всем, умоляю вас! Мы сделаем по-другому. Я украду лодку и…
– И дадите им себя убить? Это будет просто глупо и никому не поможет. Полно, друг мой, успокойтесь! Одно дело благосклонно принимать ухаживания мужчины, а совсем другое – сдаться. Есть порог, который я не переступлю. Даже ради дорогой для меня графини Морозини, которой я столь многим обязана. Я все равно останусь верной себе… и кое-кому еще.
– Вы… кого-то любите? – с болью в голосе спросил он.
Гортензия пожалела робкого поклонника, едва решившегося намекнуть ей о своих чувствах. Но уважение к полковнику не позволило ей скрыть от него правду.
– Да. И никогда не полюблю никого другого. Но, – видя, как поспешно он вдруг отвернулся, добавила: – В моем сердце всегда останется место для настоящей дружбы. Хотите?
Он опять взглянул на нее и на этот раз улыбнулся.
– И это уже много для меня.
– Вы слишком скромны. Герои империи завоевали себе право на любые чувства. И потом, вы же спасли мне жизнь. Я дорожу вашим расположением и постараюсь его не потерять. Да в конце концов, – уже веселее добавила она, желая разрядить обстановку, – почему вы так уверены, что Батлер позволит мне себя соблазнить?
– Как только он вас увидит…
– Быть может, он посмотрит на меня не вашими глазами. И вообще, мне кажется, уже теперь пора нам провести разведку и выяснить, нет ли здесь какого-нибудь судна, на котором мы могли бы отплыть в Англию. Вы ведь должны были приехать с двумя товарищами. Где они?
– Поехали в Карантек осматривать подступы к крепости. Жан Ледрю – бретонец, он попытается наняться к какому-нибудь рыбаку. А Буше изображает клерка нантского нотариуса и делает вид, будто разыскивает чье-то пропавшее наследство. Это открывает ему все двери и дает возможность угостить выпивкой множество людей, а значит, получить возможно больше сведений и заодно подружиться тут со всеми. Я сам рассчитываю отправиться туда завтра. Что до вас, если погода не изменится, вы послезавтра можете установить свой мольберт на мысе Пен-Лан. Оттуда до Торо рукой подать.
– Послезавтра? Надеюсь, удастся уговорить мою подругу потерпеть, а то ей уже не сидится на месте.
– Это вполне понятно. А теперь разойдемся в разные стороны. Я дам вам знать, если появятся новости.
Она рассталась с ним, тепло улыбнувшись, и неторопливо пошла к гостинице. Там она застала Фелисию, также закончившую свой обход. Гортензия, конечно, рассказала о встрече в церкви, умолчав, однако, о неприятных указаниях Бюше.
– Пусть! – вздохнула Фелисия. – Значит, завтра не придется изображать из себя художниц, но только уж никакая сила в мире не заставит меня отказаться от морской прогулки.
– Если, конечно, будет хорошая погода. Ни одна уважающая себя дама не станет рисковать, выходя в море при плохой погоде и особенно… без сопровождающего.
Ужин получился мрачным. Фелисия не проронила ни слова, взволнованная тем, что брат был так близко и в то же время бесконечно далеко. Ей во что бы то ни стало требовалось хоть издали увидеть крепость, где его заточили, и Гортензия, понимая ее беспокойство, не обижалась.
