— Именно поэтому и не прощают, — сказал Дронго, — что вы
всегда чего-то боитесь. Боитесь оказаться не в той команде, боитесь прослыть
«чужаками», боитесь испортить отношения с чиновниками. Они нагло закрывают
дело, которому вы отдали часть своей жизни, а вы пишете письма с жалобами в
арбитраж, надеясь, что вас услышат.
— Вы хотите, чтобы я взял ружье и пошел кого-нибудь
стрелять? — спросил Ивашов. — Вы на это меня толкаете? Но я так не могу. Это не
мой метод.
— Неужели ваши акционеры так спокойно реагируют на закрытие
фирмы?
— Какие акционеры? — переспросил Ивашов. — Я могу вам
показать последний список акционеров. Двадцать пять процентов плюс одну акцию
Салим заложил в банк, чтобы взять кредит. Пять процентов были у Авдеечева и
сейчас должны перейти к его наследникам. Пять процентов у меня. Еще разная
мелочовка. Пять процентов имел один пивовар, земляк нашего Мурсаева. Правда,
часть акций была у государственной нефтяной компании. И они скупали их у
различных мелких держателей. Насколько я знаю, они имели уже до двадцати процентов
акций. Но на большее не могли претендовать. Остальные акционеры им ничего не
продавали.
— Я не понял, — вдруг сказал Дронго, — вы говорили, что
государственная нефтяная компания ОНК конкурирует с вами. А сейчас выясняется,
что у них есть двадцать процентов ваших акций? Как это возможно?
— В нашей стране все возможно, — усмехнулся Ивашов, — все,
что хотите. Хотя такое возможно и в любой другой стране. Зачем разорять
конкурента, если можно купить его компанию? Это называется бороться
по-капиталистически. А когда нас давят налоговыми проверками и отказываются без
вразумительных объяснений поставлять нефть, то это уже борьба
по-социалистически. Хотя какая нам разница? В общем, ОНК владеет двадцатью
процентами акций, и слава богу, что у них нет контрольного пакета.
— Но двадцать пять процентов плюс одна акция заложены в
банке, — напомнил Дронго, — и если ОНК перекупит ваш долг, присоединив к нему
пять процентов, то они автоматически станут владельцами «Прометея»?
— До этого дело не дойдет, — уверенно сказал Ивашов, — пять
процентов акций есть у меня, у нашего друга-пивовара, у семьи Юры Авдеечева и
еще у одной компании. И никто из нас не собирается рисковать своим пакетом
акций. Мы все уверены, что «Прометей» еще себя покажет. Я говорил с женой
Авдеечева, она категорически отказывается продавать акции.
— В таком случае остается пожелать вам удачи, — пробормотал
Дронго, — и дайте мне телефон семьи Авдеечева.
— Зачем это вам нужно? — удивился Ивашов. — Прошло столько
времени после его смерти. Уже четвертый месяц.
— Вдруг понадобится, — сказал Дронго. — Говоря вашими
словами, два убийства подряд так просто не бывают. Значит, кто-то был
заинтересован в этих убийствах. И вы посмотрите, какая география. Салима
Мурсаева убили в Париже, а его друга застрелили в Сыктывкаре. Странно, что они
решились на такое преступление в столь маленьком городе.
Ивашов вздрогнул, посмотрел на Дронго и покачал головой.
— Вы опасный человек, — сказал он, — боюсь, что у Эльзы
будут с вами проблемы.
— Наверно, — согласился Дронго, — именно поэтому она и
попросила меня заняться ее делами.
Глава 5
Когда они вышли из здания компании, был уже полдень.
— Вот видите, — сказала Мурсаева, — мы ничего нового не
узнали. Ни дома у Аллы, ни здесь, в компании. Я была права. Нам нужно сразу лететь
в Париж и искать там исчезнувшего Сафиева.
— Нет, — возразил Дронго, — сначала мне нужно отправиться в
Сыктывкар.
— Куда? — изумилась она. — Вы это серьезно? В какой такой
Сыктывкар? Только этого мне не хватало. И вообще я не понимаю, зачем нам туда
ехать, — в сердцах сказала она.
— Женская логика меня иногда поражает, — пробормотал Дронго,
— в Париж у вас есть время лететь, а в Сыктывкар вы не можете.
— Я могу как-то объяснить свою поездку в Париж, — пояснила
она, — наш журнал — всего лишь русский вариант известного французского издания.
Поэтому насчет Парижа никаких лишних вопросов не будет. К тому же, я думала, вы
знаете, чем отличается Париж от Сыктывкара.
— Знаю. Но вы плохо меня слушаете. Я не говорил, что мы
поедем в Сыктывкар вместе. Я отправлюсь туда один.
— Зачем? — все еще не понимала она. — Что вы хотите там
найти? Вы вообще представляете, где это находится? И как туда добираться?
— Во всяком случае, не на полюсе. Кроме того, сейчас конец
марта, и, значит, там будет не особенно холодно.
— Вы рискуете, — тихо сказала она, — неужели вы не
понимаете, что можете не вернуться оттуда живым. Там убили Юру Авдеечева…
Они сели в автомобиль. Водитель обернулся к Дронго.
— Вам звонили, — доложил он. Дронго вывел свой городской
телефон на мобильный аппарат, и теперь каждый звонок ему домой одновременно
дублировался и на мобильном аппарате. Водитель слышал, как идет запись на
автоответчик, но сам в разговор не встревал.
— Звонил какой-то Паша, — сообщил водитель, — по-моему, он
напуган.
— Он и вчера был испуганный, — холодно сказала женщина.
— Он оставил номер своего телефона? — спросил Дронго.
— Да. Его номер записан на автоответчике.
Дронго взял аппарат и прослушал сообщение. Затем набрал
номер мобильного телефона Паши.
— Господи, — жалобно простонал Паша, — как хорошо, что вы
позвонили.
— Что у вас случилось?
— Сегодня утром меня встретили двое мужчин. Когда я хотел
навестить Аллу. Она после вчерашнего очень напугана. А тут еще эти типы. Они
спрашивали меня о вашем визите. Я, конечно, попытался отмолчаться…
— Но потом решили рассказать, — перебил его Дронго, — они
вам угрожали?
— Еще как. По-моему, они отбили мне почки, — признался Паша,
— я сейчас лежу дома. Вы бы видели, как они меня обрабатывали.
— Что они хотели?
— Узнавали про вас. Спрашивали, зачем вы приходили к Алле. В
общем, я, конечно, не все им рассказал, но вам лучше больше туда не приходить.
— Это они вас просили мне сказать об этом, — понял Дронго, —
сами вы бы не решились на такой мужественный шаг.
— Сегодня в час дня они будут вам звонить. Я звонил,
предупреждал, но вас не было дома.
Дронго взглянул на часы. Было уже двадцать минут первого.
Для того чтобы выслушать незнакомцев, ему не обязательно ехать домой.
Он убрал аппарат.
— Его избили и напугали, — пояснил он сидевшей рядом
женщине, — кто-то идет за нами по следам. Вы уверены, что никому не говорили о
своем решении обратиться ко мне?
