— Он так и говорит, — сообщила Валентина Олеговна, — но от
этого ничего не меняется. У подозреваемого найдена часть денег, которые
получила убитая. Согласитесь, что это само по себе достаточно веское основание
для задержания.
— И это все, что у вас против него есть?
— А разве мало? — когда она говорила столь мрачным и
холодным тоном, ее светлые глаза становились прозрачными и тусклыми. — Но это
не все. Дело в том, что я веду расследование по факту смерти Салима Мурсаева,
которое досталось мне от прежнего следователя, — сообщила Линовицкая, — как вам
хорошо известно, бизнесмен был убит в Париже неизвестными, и в прокуратуре
тогда принимались в расчет лишь коммерческие мотивы. Теперь мы считаем, что
есть все основания связать смерть Мурсаева не только с его бизнесом, но и с его
личной жизнью.
— Почему? — спросил Дронго.
Она помолчала. Потом отодвинула обе папки от себя,
посмотрела еще раз в окно и наконец сказала:
— Вообще-то я не обязана вам говорить. Но если хотите, то
скажу. Вам лично скажу. Дело в том, что часть акций компании «Прометей» была
заложена ее бывшим владельцем Салимом Мурсаевым в банке при получении кредита.
Двадцать пять процентов плюс одна акция. Однако эти акции были выкуплены
государственной нефтяной компанией — ОНК, которая присоединила их к своим
двадцати процентам. И таким образом у ОНК получилось сорок пять процентов плюс
одна акция. До контрольного пакета им не хватало только пяти процентов. Это не
моя заслуга, об этом узнал следователь, который раньше проводил расследование.
— Значит, они все-таки выкупили эти акции, — вздохнул
Дронго, — я так и думал. Слишком большая прибыль могла попасть им в руки. Но им
не хватало пяти процентов. И насколько я знаю, они не могли найти эти пять
процентов ни при каких обстоятельствах. Там по пять процентов принадлежало
нынешнему исполняющему обязанности президента Ивашову, какому-то пивовару,
другу семьи Мурсаевых, погибшему Авдеечеву и, кажется, одной компании…
— Вам не сказали, какой именно компании? — перебила его
Линовицкая.
Дронго медленно покачал головой.
— Странно, — сказала она, усмехнувшись, — такой умный
человек, как вы, должен был проверить и обратить на это внимание в первую
очередь. Я даже думала, что вы из-за этого ходили к погибшей. Дело в том, что
пять процентов акций компании «Прометей» принадлежали клубу «Орфей», где одним
из совладельцев и была погибшая супруга Салима Мурсаева. Таким образом, если
клуб «Орфей» соглашался продать свои акции ОНК, то у них образовывался бы
контрольный пакет акций. И на этом все для «Прометея» заканчивалось.
— Кому тогда понадобилось убивать Мурсаева, —
поинтересовался Дронго, — если можно было так легко отнять его бизнес?
— Значит, не очень легко, — сказала Линовицкая, — возможно,
что за этим кто-то стоял. Возможно, что Мурсаев имел других компаньонов, не
упомянутых в списке акционеров, которым он платил деньги, переводя их в
офшорные зоны. Мы не можем ничего точно утверждать. Но мы знаем точно, что от
позиции его супруги зависела и дальнейшая судьба не только контрольного пакета
акций, но и всей компании.
— Головин об этом знал? — печально спросил Дронго.
— Я думаю, что нет. Экономика не самый любимый предмет этого
человека.
Наступило долгое молчание.
— Теперь вы довольны? — спросила Линовицкая. — Кажется, вы
тоже начали сомневаться в искренности этого человека.
— Я начал сомневаться в мотивах поведения Головина и
погибшей, — задумчиво ответил Дронго, — вы можете рассказать мне, как погиб
Салим Мурсаев? Мне, конечно, рассказала его сестра, но она знает все только со
слов следователей.
— Его убили в Париже перед отелем «Бристоль», — сообщила
Валентина Олеговна, — убийцы сидели в автомобиле, ждали, когда он выйдет из
здания. Судя по показаниям свидетелей, перед убийством Мурсаев с кем-то
встречался. Мы считаем, что это был один из его знакомых, некий Сафиев. Кстати,
он исчез и сейчас объявлен в розыск. Мурсаева застрелили несколькими выстрелами
в упор. Причем сначала стреляли в спину, что неприятно поразило даже
французских полицейских. В общем, труп к нам доставили только через полтора
месяца, в результате всяких процедур и согласований. В Париже труп опознала
сестра убитого, в Москве — двое его сотрудников. В общем, мало приятного. Труп
согласно завещанию погибшего похоронили у него на родине, в Дагестане. Вот,
собственно, и все.
— И никаких других версий?
— Французская полиция ведет свое расследование, а мы свое.
Но пока никаких конкретных результатов. За исключением того факта, что исчез
знакомый Мурсаева, с которым он встречался за несколько минут до своей смерти.
Тот самый Сафиев. Во Франции его тоже объявили в розыск, но пока не нашли. До
сегодняшнего дня мы считали, что убийство Мурсаева так или иначе было связано с
его коммерческой деятельностью, однако после убийства его супруги мы
рассматриваем и другие версии. Погибшая была красивой женщиной, у нее было
много поклонников, и, как нам рассказал Головин, они не все были довольны тем,
что она предпочла им какого-то кавказца, — она смотрела в глаза Дронго, когда
говорила последние слова.
— И вы, очевидно, с ними согласны? — не удержался он, чтобы
не уколоть следователя.
— Я не обязана высказывать свое личное отношение к
происходящим событиям, — сухо заметила она.
— Значит, вы полагаете, что убийство вдовы Салима Мурсаева
связано с деятельностью ее мужа?
— Это одна из версий — ради крупной суммы денег. И, наконец,
третья — личная месть кого-то из знакомых. У нас не бывает гениальных озарений,
— не удержалась от ответного укола Линовицкая, — мы должны проверить все
возможные версии.
Разговор становился не слишком приятным. Они уже успели по
нескольку раз обменяться колкостями. Дронго усмехнулся. Женщина может многое
простить мужчине, но не отсутствие к себе интереса. Равнодушие хуже ненависти.
Она не могла простить себе, что проявила слабость, пригласив его домой. Он,
конечно, поступил неправильно, нельзя соглашаться на первый шаг и не делать
последнего. Нужно либо сразу отказываться, либо идти до конца. Но кто мог знать
тогда, что все сложится именно таким образом?
— У вас ко мне нет никаких вопросов? — поинтересовался
Дронго.
Кажется, она поняла, что несколько перестаралась, говоря о
«гениальных озарениях». Но взятый тон не позволял ей резко менять характер
разговора. Поэтому она, глядя на свои папки, только спросила:
— У вас есть какие-нибудь новые сведения насчет убийства
Мурсаева?
Он чуть заколебался. Рассказать ей о своей поездке в
Сыктывкар, о десяти процентах, которые Мурсаев отчислял в офшорные зоны?
Рассказать об интригах Мясникова? Но что это дает следователю? Она и без того
заморочена всеми этими акциями и офшорными компаниями. В конце концов она может
и сама все узнать, если захочет расследовать в том числе и убийство Юрия
Авдеечева. А если не захочет, значит, ей и не нужно узнавать об этом.
