Более того. Если в «стаде» и заводилась паршивая овца, то
есть человек, который отказывался пользоваться благами, данными ему самой
должностью, то такого быстро выживали из «стада». Но в последние годы таких
«паршивых овец» уже не было. Тридцатилетние и сорокалетние чиновники родились
еще в советское время, когда общее равенство не только декларировалось, но и
всячески охранялось государством. Но когда в девяносто первом рухнула вся
прежняя система, с ней вместе рухнули и все прежние моральные ценности. Исчезли
такие понятия, как совесть, честь, достоинство, мораль. Каждый бросился
наживаться. Под видом капитализации шла узаконенная торговля собственной
страной. Выживали самые бессовестные, самые циничные, самые подлые, самые
ловкие.
Сушков и был одним из таких «выживших». Он начинал в
девяносто первом году очень скромно, на должности председателя исполкома одного
из районов на Урале. Затем был переведен в Москву на должность начальника
отдела в Министерство финансов. Потом успел потрудиться в Министерстве
экономики. Некоторое время проработал заместителем руководителя налоговой
полиции. Он продавал лицензии, брал взятки, наживался на поставках леса,
избавлял от уплаты налогов крупные компании. И успел к сорока двум годам
сколотить капитал в несколько миллионов долларов. Но капиталу требовалось и
политическое прикрытие. Если чиновник оставался без должности, его сразу
бросали все друзья и им начинали интересоваться те самые правоохранительные
органы, которым досталось меньше других в процессе «капитализации». Сушков с
благодарностью принял предложение стать управляющим делами кабинета министров,
справедливо полагая, что в данной должности он не только обеспечит политическое
прикрытие своим капиталам, но и сумеет их приумножить.
Кружков позвонил в приемную Сушкова в десять часов утра. Он
узнал, что в этот день не планировалось заседание правительства, так как
премьер улетел в зарубежную поездку и должен был вернуться только через два
дня.
— Здравствуйте, — взволнованно начал Кружков, — я хочу
срочно поговорить с Ефимом Петровичем.
— Извините, — ответила вышколенный секретарь, — он сейчас
занят, вы не могли бы представиться и перезвонить попозже?
— Да, конечно, — согласился Кружков, — дело в том, что я
работаю в компании «Прометей» и у меня есть очень важные документы, которые
могут быть интересны Ефиму Петровичу. Я бы хотел их лично показать ему.
— Он не принимает посетителей, — возразила секретарь.
— Это очень важно, — взволнованно сказал Кружков, — скажите
ему, что речь идет об акциях этой компании. Дело в том, что нам прислали
документы из Парижа, от погибшего Салима Мурсаева.
— Перезвоните через пять минут, — ответила секретарь.
Когда Кружков перезвонил через пять минут, трубку взял
помощник Ефима Петровича.
— О каких документах вы говорите? — поинтересовался
помощник.
— Я представляю аудиторскую фирму, — пояснил Кружков, — и у
нас оказались документы фирмы «Прометей», присланные нам из Франции. Если Ефим
Петрович занят, мы передадим документы в прокуратуру для разбирательства…
— Подождите, — торопливо сказал помощник, — я сейчас узнаю.
Через несколько минут помощник сообщил, что Сушков готов
выделить несколько минут для приема посетителей. На имена Дронго и Кружкова
были оставлены пропуска для прохода в здание правительства. Через полчаса
Дронго со своим напарником прошли в здание.
Еще через несколько минут они уже сидели в приемной.
Очевидно, у Сушкова действительно было много дел, так как двое посетителей
ушли, так и не сумев попасть к нему на прием. Гостей провели в кабинет. Дронго
держал в руках папку. Навстречу им шел мужчина среднего роста, седоволосый, с
немного вытянутым лицом. Он недовольно посмотрел на пришельцев, сел за стол. И
сказал:
— У вас десять минут. — Сушков кивнул своему помощнику,
чтобы тот вышел из кабинета. Затем спросил: — Какие у вас документы?
Дронго протянул ему папку. Сушков с недовольной миной взял
ее, открыл. Перед ним лежал чистый лист бумаги. Он убрал этот лист. Следующий
тоже был чистым. И третий, и четвертый…
— Так, — сказал Сушков, закрывая папку и взглянув на своих
гостей, — я вполне оценил вашу шутку. У вас больше ничего нет?
— Есть, — сказал Дронго, — вы дали нам десять минут.
— Я не люблю, когда меня обманывают. Вы обманули моего
помощника, сказав, что у вас есть какие-то документы. Если их нет, то нам не о
чем разговаривать. И я настоятельно советую вам больше никогда не устраивать
подобных трюков. Это неприлично, — он поморщился и поднялся со своего места, —
до свидания, — добавил он, поворачиваясь, чтобы пройти к своему столу.
— Вам не кажется, что сначала нужно выяснить, что именно мы
знаем? — спросил Дронго.
— Нет, не кажется, — Сушков подошел к своему столу, — я не
люблю, когда меня шантажируют подобным способом, — он протянул руку к
селектору, чтобы вызвать помощника…
— Но если мы смогли узнать про Салима Мурсаева и ваш интерес
к его компании, то вполне вероятно, что мы знаем гораздо больше и лучше нас
выслушать, пока мы здесь, а не в другом месте, — добавил Дронго.
Рука Сушкова замерла. Он посмотрел на Дронго, потом на
Леонида. И затем кисло улыбнулся.
— Что вы мне хотите сказать?
— Будет лучше, если вы сядете напротив, — предложил Дронго,
— совсем не обязательно, чтобы я кричал на весь кабинет.
Сушков знал, сколько неправедных дел числилось за ним, и
поэтому не мог так просто выгнать этих наглых посетителей, не выслушав их. Он
сел напротив.
— Только прошу меня не перебивать, — предупредил Дронго. —
Итак, начнем с самого начала. Государственная нефтяная компания — ОНК поставила
себе цель убрать конкурента в лице стремительно растущей компании «Прометей»,
которая стала посредником между добычей северной нефти и ее продажей за рубеж.
Среди акционеров ОНК есть известные и влиятельные люди. Однако все попытки
потеснить конкурентов не имели успеха. И тогда было принято решение
использовать финансовую ситуацию, сложившуюся вокруг «Прометея». К этому
времени президент «Прометея» Салим Мурсаев заложил двадцать пять процентов
своих акций, чтобы взять кредит в банке и помочь своей компании. Однако после
его смерти вы, воспользовавшись ситуацией, перекупили кредит и, присоединив
деньги к уже имевшимся двадцати процентам, стали крупнейшим акционером в
компании. Через некоторое время вы убедили одного акционера, владевшего пятью
процентами акций, также продать их вам. И у вас оказалось пятьдесят процентов
плюс одна акция. Теперь вы стали полновластными хозяевами «Прометея».
— Все правильно, — спокойно ответил Сушков, — ну и что? Я не
понимаю, зачем вы мне это рассказываете? Все абсолютно законно и так, как
должно быть. Акционер, имеющий пятьдесят процентов плюс одна акция, является
главным и решающим акционером в компании. ОНК купила акции. Что здесь
криминального? Теперь в соответствии с законом главным акционером «Прометея»
будет ОНК. Как и должно быть.
