В гостиной Брайтвелл стоит в углу и смотрит на Артура. Он стоит у подвижного терминала и работает за ноутбуком, его пальцы молниеносно двигаются по клавиатуре.
– Было бы проще, если бы вы позволили мне подключиться без проводов, – говорит он.
– Ты знаешь, что мы не можем этого сделать, – отвечаю я.
Я киваю Брайтвелл, и она выходит из комнаты – ее смена окончилась.
Плюхнувшись на диван, я закрываю глаза и чувствую, как изнеможение просачивается в меня. Мне бы хотелось поспать несколько часов, но я не очень доверяю Артуру.
– Дела идут? – спрашиваю я его.
Он подходит к огромной дыре в земле.
– Идут.
* * *
В конце моей смены я сначала проверяю Григория, который бормочет что-то по-русски, работая над массивной бомбой. В качестве контейнера он использует большой резервуар для воды. Пол усыпан деталями, большинство из которых мне не знакомы.
– Нужно что-нибудь? – спрашиваю я.
Он закатывает глаза.
– Еда, сон, мир и покой.
– Еда и спокойствие – выполнимые условия. Со сном придется подождать. Мир не обсуждается.
* * *
Коллекция искусственных бомб Гарри и Мина похожа на разнообразные пиньяты в форме куба. Для изготовления разноцветных коробок они использовали все – от детских игрушек до деталей домов и кондиционеров.
– Они не красивые, – говорит Гарри, – но сработают.
– Только это и имеет значение.
* * *
Сейчас отапливаются лишь несколько секций склада: командный пункт, несколько лабораторий и домов, которые мы используем в качестве казарм, и лазарет, в котором находится руководство и их семьи. Когда я прихожу в лазарет, меня там ждут Алекс, Дэвид, Мэдисон и Эбби.
– Нас переведут в стазис сегодня вечером, – говорит Алекс.
– Я знаю. Мы должны это сделать, потому что без солнечного поля мы не сможем обогреть здание.
– Да, но у вас есть более масштабный план, не так ли, Джеймс?
Прежде чем я успеваю ответить, он добавляет:
– Мы хотим помочь.
Я качаю головой.
– Оставь это нам. Солдаты обучены для таких задач.
– Я не полезу в этот мешок и не оставлю тебя здесь, чтобы защищать нас. Дай мне что-нибудь сделать. Что угодно, Джеймс. Пожалуйста.
Какое-то мгновение я в задумчивости кусаю губу. Я точно знаю, что он чувствует, и если бы я был на его месте – сказал бы то же самое.
– Хорошо.
* * *
Один за другим части моего плана становятся на свои места.
Дни и ночи тянутся как вечность.
Чендлер и я обмениваемся колкостями по рации.
Наземные мины взрываются, как дедушкины часы, звенящие в начале каждого часа. Обе армии постоянно наготове, следят друг за другом через снежное поле битвы, обе сидят в вырытых окопах, всегда готовые к бою.
К счастью, банки, выпущенные из картофельных пушек, остановились после первоначальной атаки на солнечные батареи. Это позволило нам раскрыть панели на крыше и собрать энергию. Если нет, я не знаю, что бы мы делали. С очень небольшим коэффициентом безопасности у нас достаточно сил, чтобы закончить наши приготовления сегодня. После заката мы примем наш последний бой. Через десять часов мы будем жить или умрем.
Идзуми уговаривала меня поспать, настаивая на том, чтобы я принял снотворное. Но я не буду. Мне нужно, чтобы сегодня вечером мой разум был ясен. Любая ошибка может стать приговором для нас всех.
Я захожу в одну из комнат, где хранятся стазисные мешки, и, идя по проходу, останавливаюсь у того, где находится Эмма. Протянув руку, я прикасаюсь к ней, желая подержать ее за руку в последний раз. Более того, я хотел бы, чтобы она была рядом со мной в этой битве, как это было раньше, на Церере, когда мы поставили на карту все так же, как собираемся сделать сегодня вечером.
– Сэр, – окликает меня из-за спины солдат.
Я поворачиваюсь и вижу рядового в боевом обмундировании и полной зимней экипировке. Солдат уставился на меня, его дыхание вырывается белыми клубами пара.
– Сэр, извините, но нам было приказано начать транспортировку мешков.
– Продолжайте, – бормочу я, выходя из комнаты.
Оглянувшись, я желаю, чтобы у меня было больше времени.
Время.
Это та валюта, которую мы потратили, капитал, который мы вложили в наше выживание. Теперь у нас нет времени, и скоро мы увидим отдачу от этих инвестиций. Ответ будет двойственным. Если мы вложили наше время с умом, мы победим. Мы выживем. Если нет, мы погибнем.
Я один принял решения, которые будут определять этот результат. Не было времени на обсуждения. Я слышал выражение «на вершине одиноко», но до сих пор не понимал его. В этот момент я чувствую себя совершенно одиноко. Одиночество, как пустота вокруг, лишает меня здравомыслия.
Я бы хотел, чтобы Эмма была здесь со мной. Но я иду на линию огня, а потому радуюсь, что ее нет рядом.
Возле помещения, где Григорий делает бомбу, я останавливаюсь, кивая двум солдатам на входе, прежде чем войти.
Григорий сидит, скрестив ноги, на полу, глядя на созданную им громадину.
– Ты уверен, что это сработает?
– Это сработает, – бормочет он, не глядя мне в глаза.
Мы не можем точно проверить это, так что слово Григория – все, что у нас есть.
Если эта бомба не взорвется, наши шансы на выживание упадут до нуля.
* * *
В командном пункте я изучаю видеотрансляции, чувствуя, что наступило затишье перед бурей или долгое молчание перед битвой. Предстоящие часы определят ход истории человечества.
На данный момент единственными людьми, которые не находятся в стазисе, являются ученые и солдаты, а также несколько гражданских лиц – Алекс, Эбби, Мэдисон и Дэвид. Мы закрыли еще больше мест для проживания, оставив весь склад в заморозке, за исключением командного пункта, оперативного центра, лазарета и арсенала. Температура даже в этих комнатах далека от комфортной.
Принтеры потребляли больше энергии, чем мы ожидали, чтобы произвести детали, которые нам нужны. Дронам требуется большая часть оставшейся энергии и все, что солнечные панели выработают сегодня. К нашим проблемам добавляется тот факт, что солнце становится темнее с каждым днем. Мы на несколько месяцев опередили крайний срок Артура, когда весь мир станет совершенно темным, но для меня ясно, что планета сейчас почти необитаема. Вероятно, он солгал о том, сколько времени у нас было. Могу поспорить, он предположил, что, если бы мы думали, будто у нас больше времени, мы стали бы работать медленнее. Если бы поступили так, то сейчас оказались бы на грани исчезновения. Но мы старались изо всех сил, и это единственная причина, по которой мы готовы уйти.