Нептун похож на него, но он более глубокого синего цвета с темными пятнами возле полюсов. Другие темные пятна усеивают планету, в атмосфере бушуют штормы.
Пояс Койпера появляется и исчезает, и я не могу не думать о трех астероидах, которые «сборщик» снял с этого Пояса и швырнул в Землю, начав эту войну. В каком-то смысле все началось здесь, и когда мы проходим его, я наконец убеждаюсь, что все может закончиться.
Я смотрю на энергетическое оружие, лежащее у меня на коленях. Я был неправ? Могу ли я проскользнуть в стазис, не разгадав загадку двух мертвых солдат на старте? Теперь они – единственная нерешенная проблема.
Еда, опять же, является ограничивающим фактором. Я уже слишком долго не спал. Хотелось бы увидеть облако Оорта, но оно слишком далеко. Корабль набирает скорость, но еда закончится до того, как мы доберемся туда. Время пришло.
Я бросаю последний взгляд на трансляцию с видеокамер, расположенных в хвостовой части корабля. Солнечные элементы находятся на обратной стороне Солнца и обращены к Земле. Отсюда моему последнему взгляду на наше Солнце ничего не мешает, но с такого расстояния оно больше похоже на выцветшего желтого светлячка на просторах космоса.
Это последний раз, когда я смотрю на наше Солнце или нашу Солнечную систему. Солнечная война окончена. Мы проиграли.
Или нет? Что определяет успех на войне? Победа над врагом? Или достижение своей цели? Нашей целью было выжить – и сохранить человечность. Таким образом, мы выиграли Солнечную войну. Человечество в безопасности, и мы направляемся в новый дом, где у нас есть будущее.
В медотсеке я забираюсь в стазисный мешок. Когда механическая рука запечатает меня, каждый человек на этом корабле впервые окажется в стазисе. Тогда мы будем уязвимы. Это последняя мысль, которая крутится у меня в голове, прежде чем воздух проходит через насос, и тьма поглощает меня.
* * *
Я просыпаюсь в медотсеке, на столе, где и вошел в стазис. Вдалеке гудит сигнал тревоги, как будто он далеко, а мое тело под водой, и я пытаюсь услышать звук на поверхности.
Корабль запрограммирован на то, чтобы забрать мой стазисный мешок и разбудить меня в случае неисправности. Судя по звуку, именно это и произошло.
Я постепенно возвращаю контроль над моим телом. Это может быть не только неисправность, но и другой вариант: саботаж.
Энергетическое оружие лежит там же, где я его оставил: на вращающемся столе рядом с моим стазисным мешком. Я хватаю его, а затем протягиваю руку и выключаю будильник. Просмотрев панель состояния системы, я вижу, что проверки прошли нормально.
Ложная тревога?
Я надеваю форму армии Атлантического Союза и иду на мостик, где на главном экране отображается вид «Иерихона». На горизонте простирается массивный Пояс астероидов. Облако Оорта. Так что это правда – о нем уже давно говорят, и человечество впервые подтвердило эту теорию.
В коридоре позади меня раздаются шаги. Я сжимаю оружие и отступаю в кают-компанию, глядя на вход на мостик.
Поднимаю оружие.
Делаю вдох.
Через порог переступает фигура, и я опускаю оружие.
– Джеймс, – говорит Григорий, изучая меня. – Ты был на ногах все это время?
– Нет. Я только проснулся.
Тогда это имеет смысл.
– Меня разбудил сигнал тревоги, да? Ты запрограммировал корабль так, чтобы он разбудил тебя, и аномалия отключила мой сенсорный экран.
Он показывает на экран.
– Я хотел посмотреть, действительно ли существует облако Оорта.
Его взгляд скользит к оружию в моей руке. Кажется, его осеняет.
– Это было не для Артура.
– Нет. Не для него.
– Ты не сказал мне… потому что знал, что я разорву корабль на части.
– Именно.
После долгого взгляда на Оорта Григорий плюхается на одну из консолей и складывает экран вниз, образуя стол.
– Как долго ты не спал?
– Пока мы не миновали Пояс Койпера.
Григорий кивает.
– Это было умно. Не говорить мне.
Он лезет под консоль, и я слышу, как открывается замок. Он приносит небольшую коробку.
– Кункен
[6] или шахматы?
Я сажусь напротив него.
– Кункен.
* * *
Спустя сто лет нашего путешествия я просыпаюсь от стазиса и проверяю корабль. Все системы в норме. Это нереально, сто лет проходит в мгновение ока, как будто я только что вздремнул. Здесь, в этом стерильном сосуде, нет никаких признаков того, что время идет, только изображения на обзорном экране другие – звезды меняются местами.
Я просыпаюсь каждые сто лет. И каждый раз системы в норме. Корабль движется с максимальной скоростью, на дороге нет даже неровностей.
Спустя пятьсот лет я начинаю подозревать. Я ожидал, что нам придется разобраться по крайней мере с одной проблемой. Журналы девственно чисты. По моему опыту, ни один план, каким бы хорошим он ни был, не работает безукоризненно.
Почему?
Варианта два: проблем действительно не было – или они есть, и журналы их не показывают. Есть только две причины, по которым в журналах не отображаются незначительные неисправности. Первая: журналы сами работали со сбоями. Или вторая: они были изменены, чтобы стереть признаки беды.
Мы держали Артура подальше от программного обеспечения по вполне понятной причине, и поэтому мне пришлось заниматься всеми аспектами программирования корабля, а не только компонентами дронов. В дополнение к основным системным журналам каждая подсистема имеет подробные журналы аппаратного уровня, которые не пересекаются с журналами основного корабля. Гарри и я разработали их таким образом, чтобы мы могли тестировать каждый компонент независимо – и с ожиданием того, что корабль может быть разобран на Эосе, а потому компонентам, возможно, потребуется работать независимо или в новой конфигурации.
Сначала я проверяю журналы двигателей. Я шокирован размером файлов: они огромные, намного больше, чем должны быть. Я фильтрую критические предупреждения. То, что я вижу, невозможно. Строки текста прокручиваются вниз по экрану. Предупреждения об уровне топлива в реакторе. Отказы силовой установки. Вероятность расплавления трех реакторов.
Как?
Зачем?
Я поднимаюсь на ноги, и меня охватывают шок и ужас.
«Иерихон» спасался от бедствий бесчисленное количество раз. Это невозможно.
Совершенно невозможно.
У меня пересыхает во рту, когда я вижу отметки даты и времени на событиях. У меня кружится голова, и я хватаюсь за стул, прикрученный к полу.
