С другой стороны: совершенно не факт, что у Петренко получится. А даже если получится: вот закрутят гайки в пятьдесят девятом году, и что это даст спустя шестьдесят лет? Может, эффект будет совершенно обратный? Россия – страна своеобычная и непредсказуемая, может, их усилия принесут к веку двадцать первому нечто совершенно невообразимое, противоположное?
В общем: не можешь избежать насилия – расслабься и постарайся получить удовольствие. Мало она в своей жизни идиотских приказов от начальства слышала? Да сколько угодно! И что оставалось? Крепко сжать зубы и с отвращением выполнять. А что еще военнослужащий может?
Вдобавок Петренко прямо говорит: я спасу Данилова и смогу тебя и его переправить назад, в будущее, в привычное тело. А нет – действительно отключат их от аппаратов, и прощай мечта вернуться. Да и вовсе: прощай, жизнь.
Значит: ничего не остается, как выполнять волю Петренко, плясать под его дудку. Примирившаяся с этой мыслью, Варя наконец заснула.
Конечно, не следовало ни в коем случае саботировать указания Петренко. Сказал: «быть как штык» – и она послушно прибыла к десяти ноль-ноль в Лефортовский парк. А там и начальник в теле собственного папаши, в том же костюмчике и галстучке, при той же шляпе и ботинках, правда, рубашечку сменил.
– Товарищ полковник, – вопросила девушка, – расскажите подробней о себе здешнем.
– Ты хорошо знаешь, как препарат олигарха Корюкина работает. Твоя сущность перемещается в прошлое и оказывается в теле собственного предка. Ведь ты – в теле своей бабушки пребываешь?
– Так точно, – вздохнула она.
– И зовут ее тоже Варвара – правильно?
– Да, меня когда-то в ее честь назвали.
– Очень удобно, нет путаницы с именами. Только ты по фамилии Семугова, верно?
– Так точно.
– А я здесь и сейчас Александр Тимофеевич и пребываю в теле собственного отца. Он ведь у меня военный. Служит в Ленинградской области. Кстати, как и ты, по званию капитан. Я уже скоро три месяца нахожусь в его теле. В окружном госпитале в Ленинграде лежал, симулировал, чтобы добиться отставки. Очень кстати оказалось, что Хрущ совсем военных не ценит, армию сокращает. Думает с врагами одними ракетами справиться. Меня поэтому в рядах и не удерживали. Пока я нахожусь в отпуске, но скоро поеду назад, в городок, в расположение части – вчистую увольняться. Видишь, военную карьеру своему собственному отцу ломаю ради интересов дела. Ведь он у меня служака был еще тот. Если помнишь: генералом в отставку в девяностом году вышел. А я ему, получается, подкузьмил, напакостил! Но мне, конечно, удобнее здесь быть гражданским, а никак не военнослужащим, чтобы задание Центра выполнять.
Настроен Петренко оказался благодушнее, чем вчера. А тут еще и весеннее солнце сквозь юную листву светило, ласкало лица. Парочка уселась на лавочку. Со стороны – совершенно явное свидание: мужчина в самом соку, состоявшийся, под тридцать, и юная трепетная девушка, младшекурсница. Но послушали бы случайные наблюдатели разговоры, что эти двое вели, – хватило бы и для психушки, и для срока за антисоветчину.
– Кто же это вас, товарищ полковник, сюда, в прошлое, надумал со спецзаданием отправить? Генерал – винторогий козел – Марголин?
– Я ж тебе говорю: решение принималось на самом верху. Все решал Сам. Папа.
– И что же вы собираетесь здесь творить? У вас есть план?
– Пока эскизные наметки.
– Поделитесь со мной?
– Конечно, кукурузник Хрущев на роль диктатора и закручивателя гаек никак не годится. Взбалмошный, непредсказуемый. Вдобавок слишком он людей любит, жалеет их. Все это масштабное жилищное строительство, что он развернул, бассейн «Москва» и Дворцы пионеров, а также возвращение безвинно репрессированных… Нет, с нашими задачами по реставрации он никак не справится. Никиту надо убирать. И чем жестче – тем лучше. Можно расстрелять для острастки. А если нет – так загнать за можай, чтоб не только мемуары не смог писать, как позволили ему в реальной действительности
[11], а даже пискнуть не смел.
Покоробило Варю, конечно, заявление петренковское: «Можно расстрелять для острастки». Совсем на любимого начальника не похоже: всегда он такой вдумчивый был, интеллигентный, даже трепетный. Может, психофизика – то есть новое тело – сказывается? Возможно, его отец действительно беспринципным подлецом был, настоящим сталинцем? И теперь внешняя оболочка, то есть тело, меняет внутреннее содержание, душу и взгляды подселенца? Не случайно она и сама замечала, что с тех пор превратилась в восемнадцатилетнюю советскую девчонку: стала гораздо более целомудренной, робкой, несмелой. Или Петренко настолько будущее с вирусами и радиоактивными авариями напугало, что он поменял взгляды на диаметрально противоположные?
– Кардинальное решение – избавиться от Никиты Сергеича, – вздохнула девушка. – Только как мы его с вами вдвоем выполнять будем?
– Подумаем. И заодно надо решить – на кого Хруща заменить.
– Может, на маршала Жукова?
– Он кандидатура подходящая, и диктатор из него бы вышел отменный – в войну ни чужих, ни своих не жалел генерал. Но увы! Жуков нынче – сбитый летчик. В ноябре пятьдесят седьмого отправлен в почетную отставку, живет на даче под постоянным призором КГБ. Все разговоры пишутся, встречи фиксируются. Стоит только нам с тобой у него на горизонте появиться – сразу рапорт пойдет, разбираться станут: кто такие, ради чего к отставнику приходили? Спалимся, попадем в разработку, свяжут нам руки. Да и не может Жуков сейчас ничего. Ни власти у него, ни силы нет. Года бы три назад, до отставки, он бы развернулся, конечно, с нашей помощью!
– Кто тогда?
– Есть такой председатель КГБ Александр Шаляпин. Кличка Железный Шурик. В известной нам реальности был одним из организаторов заговора против Хрущева, случившегося в шестьдесят четвертом. Многие именно ему и его дружку, комсомольскому лидеру Александру Семизорову, пророчили, что они возьмут настоящую власть в стране. Шаляпин и тогда, и тем более сейчас человек молодой, ему нынче всего сорок один! Вся жизнь впереди, еще лет сорок, до нового века, сможет править, если у нас с ним все получится! А в двухтысячном найдется кому его сменить. Но в существующей действительности после переворота шестьдесят четвертого потихоньку, год за годом, Брежнев и его камарилья оттеснили Железного Шурика от рычагов управления и в итоге сместили: сначала дали ничего не решающий пост главаря советских профсоюзов, а потом, в семьдесят пятом, и вовсе замминистра профтехобразования. А после выпроводили на пенсию.
– Но если он один раз не сумел власть взять – сдюжит ли снова?
– А мы с тобой рядом с ним будем. И объяснять, рассказывать станем – что к чему и почему. С нашей помощью выйдет в Бонапарты.
