– Проживете вы еще тридцать пять лет, до девяносто четвертого года, – с каким-то отчаянием почти выкрикнул незнакомец, – но главное-то не это! Скоро, очень скоро, ваша карьера по нисходящей пойдет. И каждая новая ступенька будет все ниже и ниже. Хотя через пять лет, в шестьдесят четвертом, вы все-таки членом Президиума ЦК станете, но потом никаких серьезных постов вам не светит. Брежнев в вас будет видеть конкурента и потому в аппаратной борьбе обыграет. С шестьдесят седьмого года вы – председатель ВЦСПС, руководитель профсоюзов, да разве это должность для вас? А с семьдесят пятого – и вовсе: заместитель министра профтехобразования! Еще на две ступени вниз! Куда уж ниже! А потом, с восемьдесят четвертого, и вовсе на пенсии. Разве это карьера для вас? Вы мне не верите – так допросите Данилова, он мальчик умненький, хоть и не в деталях, но примерно то же вам, о вас же расскажет. А вы ведь не просто на большее способны – на гораздо большее! Не только для себя и своей семьи, но и для всей страны нашей! Понимаете, почему мы на вас вышли – не на кого, получается, больше рассчитывать! Никита Сергеевич, при всем к нему уважении, все сильнее и сильнее в своих экспериментах путается. Сейчас – догоним Америку по мясу и молоку и давайте все засадим кукурузой, а кончится это разделением райкомов-обкомов на городские и сельские, неурожаем и покупкой зерна за границей. И в шестьдесят четвертом году здоровые силы – и вы в том числе – кукурузника на пленуме ЦК с поста сместите – да только лучше ведь в стране не станет. Власть фактически в руках Брежнева и его камарильи окажется – и на восемнадцать лет! Вас оттеснят, и друзей ваших комсомольских, того же Семизорова. А Леня, сибарит и любитель красивой жизни, только и будет что в Завидове на охоте пропадать и зубровку пить, а страна сама по себе догнивать потихоньку. И к восьмидесятым годам до того дойдет: советским людям настолько перемен захочется, что они будут готовы любого авантюриста поддержать. И ведь Советский Союз рассыплется. На отдельные, независимые и даже не дружественные друг к другу государства: Россию, Украину, Грузию – и так далее. И наступит для нас самый настоящий звериный капитализм, которым сейчас политинформаторы советских людей пугают: коррупция, продажная пресса и полиция, платная медицина и образование… Пожалуйста, пожалуйста, Александр Николаевич! Вы один-единственный, кто может ситуацию исправить! Видите, Данилов на Никиту Сергеича ставил – однако тот слаб оказался, неуравновешен, гневлив. Вон как все для Данилова кончилось, а ведь он, как и я, готов и может советовать умному, интеллигентному человеку, как вести себя. Служить своего рода лоцманом во времени, советовать, какие реформы проводить и надо ли вообще их затевать, или назад, во времена Иосифа Виссарионовича, вернуться.
– А что Америка? Европа? – вдруг вопросил Шаляпин. – Они там как, в вашем времени? Стали наконец социалистическими?
– О чем вы говорите! – с тоской и досадой выкрикнул Петренко. – Почти все соцстраны – Польша, Чехословакия, Болгария и другие – тоже к капитализму примкнули. В НАТО вступили. ФРГ поглотила ГДР. Социалистическим продолжает числиться только Китай да еще мелочь всякая, типа Кубы и Северной Кореи. Но Китай тоже капитализм допустил – зато сейчас, ну то есть в двадцатых годах двадцать первого века, – это вторая по силе экономика, сразу за США, и нас обошли.
– Китаезы?! – с презрением и недоверием проговорил Александр Николаевич. – Обогнали нас?
– Вот именно! А Европа слилась, считай, в единое государство и тоже нас обставила по своему экономическому потенциалу! Почему мы из будущего именно к вам кинулись?! На вас одна надежда! Да вы посмотрите вокруг: а на кого еще?! Конечно, скрывать не буду, мы и другие кандидатуры рассматривали, но никто, никто не подходит! Жуков отстранен и поэтому вообще ничего не может, Фрол Козлов скоро умрет – инсульт, Брежнев уже показал себя в истории в самом неприглядном виде. Об остальных и говорить смешно! Не Суслов же, не Микоян!..
– Значит, – с усмешечкой проговорил Александр Николаевич, – время, так сказать, вывихнуто в суставе, а я рожден, чтобы его вправить?
[23]
– Примерно так.
– Хм. Ладно, идемте, ваша дама заждалась… А откуда вы узнали, что у нас с Олей пред войной был роман? Тоже из будущего? И как у нее личная судьба сложится?
– Так и будет преподавать во ВГИКе, докторскую диссертацию защитит. Скончается в возрасте восьмидесяти восьми лет, в две тысячи пятнадцатом году, прямо на лекции. Замуж не выйдет.
– Ах, Оля, Оля… Вы ей рассказали?
– Нет. Она ничего о моем всеведении не знает. Только вы. И только у вас есть возможность свою судьбу переменить – прожить дольше, интересней. И страну нашу переменить.
…Когда Петренко с Крестовской уехали – на том же комендантском «ЗИСе», что и привез их, – Шаляпин немедленно позвонил по ВЧ помощнику своему Бережному. Вроде бы, как ему докладывали, разговор по «кремлевке» прослушать или записать невозможно, но кто его знает, какие появились умельцы в собственном же ведомстве, в ОПС – отделе правительственной связи. Или у контрразведчиков в Генштабе. Поэтому выражался председатель КГБ с осторожностью.
– Помнишь того человечка, о котором ты мне докладывал? Отставник, что в столицу из Ленобласти прибыл?
– Помню, конечно.
– Надо пустить за ним наружку.
– Понял. А за девушкой его?
– Нет, за ней необязательно. И еще. В нашем ведомстве имеется один сиделец. Зовут его Данилов Сергей Владиленович. Прошу тебя его отыскать и доставить ко мне лично на допрос. На одну из конспиративных квартир. Во время нашего разговора нас не писать, и чтобы никаких сопровождающих-охраны на квартире тоже не было. Только я и он. Понятно? Впрочем, завтра зайдешь ко мне прямо с утра, и я тебе все указания дам более подробные.
– Так точно, Александр Николаевич.
* * *
Учиться в Московском технологическом Варе не нравилось.
Для начала – все это она уже проходила, когда грызла науку на своем ВМК в начале двадцать первого века: матан – дифференциальное, интегральное исчисление, и физика точно такая же, как тогда, и химия. Только вот еще начерталка добавилась – сиречь начертательная геометрия. Требовалось безо всякого компа проекции чертить на миллиметровках и ватманах.
Но это ладно – однако существовал еще истпарт, история партии, как первая часть огромного предмета под названием «марксизм-ленинизм». Они ведь даже в пятьдесят девятом еще по «Краткому курсу»
[24] предмет учат, ничего лучше найти не могли! Тоска и скучища, голая идеология. Пропаганда и без истории КПСС изо всех щелей лезет. Комсомольские собрания, получается, чуть не раз в неделю: то группы, то курса, то всего факультета. Или стенгазету рисуй-пиши, или на партийно-комсомольскую конференцию отправляйся, или на воскресник.
Значит, такого будущего хочет для всех нас Петренко в двадцать первом веке? Чтобы все осталось как сейчас? Фу.
