Но Данилов был на колесах, потому добрался еще быстрее. А во дворе дома один по улице Колпакова его ждало мероприятие, каких никогда он ни разу не видывал в своей прежней жизни, в начале двадцать первого века, но которые далеко не редкостью были здесь, в СССР конца пятидесятых: гуляли свадьбу прямо во дворе многоэтажки! К стационарному столу (рядом две врытых в землю скамьи), на котором в обычные дни зашибали козла, вынесли еще пять-шесть дополнительных, накрыли их собранными с бору по сосенке скатертями, уставили закусками – главные из которых холодец и винегрет в тазах, – и пошел пир горой! Во главе, как водится, молодожены, но невеста одета по-простецки, не пришла еще мода на богатые, дорогие свадебные наряды. Платьице праздничное, но обычное, пестренькое – зато фата имеется. И жених принарядился, в костюмчике с галстуком. Все галдят и чокаются, желают счастья и кричат горько! А рядом орет – нет, не патефон и даже не радиола, а чудо из чудес – огромный, двадцатичетырехкилограммовый катушечный магнитофон «Мелодия МГ-56». И распевает он песню, которую Данилов здесь, в Советском Союзе конца пятидесятых, пока не слышал:
Не делили мы тебя и не ласкали,
А что любили – так это позади, —
Я ношу в душе твой светлый образ, Валя,
А Леша выколол твой образ на груди
[39].
Голос еще тоненький и совершенно не хрипатый, не рычащий на согласных, но по обертонам и поэтическому лексикону очень узнаваемый.
Вокруг носились и орали мальчишки, а многие жильцы – не удостоенные приглашения или сами не пожелавшие почтить празднество, – выглядывали из окон, посматривая свысока на сабантуй.
Данилов аккуратно подошел к дальнему концу стола:
– Скажите, пожалуйста, а Саня Чигарев здесь?
Уже изрядно нагрузившийся парень прохрипел:
– Не, их нету с Веркой.
– А где ж они?
– Выпьешь со мной?
Отказываться явно было не с руки – пришлось с парнем чокнуться и сделать вид, что пригубляет. А какая-то доброхотка уже кричала через стол:
– Вова! Ты давай мне тут! Посторонних не приваживай! – И Данилову: – А ты иди своей дорогой, нечего тут на шару захмеляться!
– Так где Чигаревы-то?
– А не живут они здесь больше. Брешут, что в Москве фатеру снимают. Верке никак со свекровью не ужиться.
– Да? А кто-то знает их адрес?
– У бати чигаревского спроси.
– А где он?
– Да вон, грибочки наворачивает.
Алексей пересел к кряжистому мужичку, тоже изрядно уже нагрузившемуся.
– Здрасьте, – сказал он, – я друг Сани Чигарева старый.
– По армии, что ль?
– По ней, – бездумно соврал Данилов. – Вот, разыскиваю своего дружбана. Вы мне адресок его не подскажете?
– Это тебе в Москву надо. Санька с Веркой теперь там. Снима-ают жилье-то. Богатые!
– А как найти-то их?
– Есть чем записать?
– А как же!
– Ну, пиши.
На обороте квитанции из горсправки Алексей химическим карандашом вывел, со слов отца, не только адрес молодых, сбежавших от свекрови, но и указания, как найти-проехать.
Едва успел он многословные пояснения законспектировать, как явилась-таки давешняя строгая дама и хмуро-подозрительно у мужика вопросила:
– Это кто еще? Чего вынюхивает?
– Дружок армейский Санькин.
– Еще один?! – грозно нахмурилась она.
– Что значит: «Еще один»? – насторожился Данилов.
– Давай иди отсюда, прощелыга! – нацелилась на него тетенька. – Нечего по чужим столам побираться!
Кажется, Алексей начинал понимать молодую супругу Веру, которая от такой свекрови сбежала на другую квартиру. Он встал и поспешно ретировался со двора, с развеселой свадебки. Вслед ему несся громовой тост:
– Так выпьем же за новую молодую советскую семью! Успехов вам в труде и в личной жизни! Горько!
И голосил магнитофон:
Я был душой дурного общества,
И я могу сказать тебе:
Мою фамилью-имя-отчество
Прекрасно знали в КГБ
[40].
Данилов отправился назад в Москву.
В эпоху, когда ни навигаторов, ни Гугл-мэпа не было – да и обычные бумажные карты в Советском Союзе не продавались, имелись только схемы, весьма приблизительные и намеренно неточные, огромную ценность приобретал не только сам адрес, но и ноу-хау: как найти, как доехать. Вот и теперь Данилов оказался вооружен листочком, на котором расписывался путь к съемному жилищу молодой семьи Чигаревых. Дом находился хоть и в Москве, да по тогдашним меркам на самой окраине, далеко на востоке – в Сталинском районе, на Измайловском бульваре.
Вообще бывший диктатор, несмотря на хрущевские разоблачения на двадцатом съезде, в топонимике всюду присутствовал. Дымил всеми трубами завод имени Сталина, разъезжали машины «ЗИС», газеты печатались в типографиях имени Сталина, и пароходы шли по каналу его имени. Вот из газет, с радио и из речей исчез усатый совершенно. Однако памятники ему по-прежнему повсюду стояли. До двадцать второго съезда, когда хлынет вторая волна десталинизации и улицы начнут переименовывать, а памятники сносить, оставалось еще более двух лет. Но, судя по зловещим планам Петренко – придет ли оно, то времечко?
Ввиду отсутствия МКАДа обратно пришлось опять ехать по Ярославке, потом по проспекту Мира, Ростокинской эстакаде, набережной Яузы.
На месте бывшего аэродрома «Измайлово» тоже кипела стройка: быстро росли новые пятиэтажки вдоль не существующей пока улицы, которую позже нарекут Сиреневым бульваром.
По пути Алексей думал, что людоедские планы Петренко уничтожить предков Кордубцева очень даже в коммунистическом духе, который Варин начальник и олицетворяет: что значит в сравнении со счастьем народным (как чекисты его понимают) жизнь и судьба двух-трех-четырех человек!
Но как убедить юное семейство Чигаревых, что они в опасности? Уговорить бросить все и отправиться куда-нибудь в Сибирь, на стройки коммунизма, на ту же Братскую ГЭС, где полковнику явно труднее будет их разыскать?
Данилов уповал, что слухи о нем как о странном молодом человеке, которого вдруг возвысили до личного помощника самого Хрущева за то, что он в состоянии предвидеть грядущее, успели распространиться по Москве. Не раз и не два случалось, что его находили незнакомцы, смотрели, как на чудотворную икону, просили предсказать будущее, чуть не ручку предлагали позолотить, вызнавая, к примеру, назначат ли Петра Степаныча начальником главка. Так, может, он и Чигаревых убедит? Скажет твердо: я, мол, точно знаю, что должно случиться, вы – в опасности, собирайтесь-ка, друзья, и отправляйтесь немедленно на вокзал. Прям даже с работы не увольняйтесь, вам трудовые книжки после из отдела кадров перешлют.
