Семизоров-то за Шаляпиным, конечно, с восторгом пойдет. Но только для успеха переворота нужно еще как минимум три персоны подтянуть. Чтобы та телега, которую он запряжет, на четыре колеса опиралась. Одно в его собственном лице есть – это спецслужба. И заодно правительственная спецсвязь. Она, слава богу, тоже главе КГБ подчиняется. Но необходим еще – обязателен! – человек из армии, причем из высочайших кругов. Это – раз. Два – и тоже в непременном порядке – кто-то из руководителей партийного аппарата, все крючочки и тумблеры для управления КПСС знающий. И третий человек – это хоть и важная, неизбежная, но больше декоративная фигура: кто-то из правительства, то есть Совета Министров.
Да, без этих троих никак не обойдешься. И беда в том, что нет никого, на кого точно можно положиться. Кто гарантированно не побежит стучать Никите о заговоре. Нужны люди, которые не просто не сдадут, а еще захотят рискнуть. Притом хоть и наверху властной пирамиды находятся, но не такие сильные, чтобы потом его самого, Шаляпина, перехитрить, сместить и в лагерную пыль стереть. В итоге получалось, нужно совсем диковинное существо – потенциальный предатель, авантюрист, но не самый умный и хитрый.
И Шаляпин стал просматривать секретный телефонный справочник – список абонентов ВЧ-связи, куда, совершенно естественно, попадали только самые сильные мира сего в СССР.
Петренко рассказывал: переворот против Хрущева затеялся в шестьдесят четвертом году. И настолько к тому времени кукурузник допек своих товарищей по Президиуму ЦК, подчиненных в обкомах и министерствах, что все против него охотно выступили, никто в его защиту не вякнул. Даже верный Микоян всего лишь промолчал. Ну а сейчас? Дозрели руководители до градуса, чтобы против Хруща выступить? А если им намекнуть, что и выступать-то не придется – того просто не станет? На таких-то условиях пойдут партийные бюрократы и советские военачальники против нынешнего первого секретаря и премьер-министра?
Никто заранее ему этого не скажет. Определится все только эмпирическим путем. И не надо бояться, что донесут. Ну и пусть доносят. Разговаривать он будет так, чтоб не записали. А пойдут на него Хрущу стучать – пожалуйста. Всегда найдется оправдание: он провоцировал подозрительных типов. Глава КГБ, имеет право.
Наметил троих. Первого – ни много ни мало маршала. Второго – члена Президиума ЦК родной партии. И третьего – заместителя председателя Совета Министров. Теперь следовало с ними со всеми встретиться, непременно лично, и перетолковать. А предварительно продумать: что им пообещать и под каким соусом представить все дело.
А пока он вызвал ближайшего своего помощника Бережного и вопросил:
– Помнишь сидельца, который у нас с конспиративной квартиры сбежал?
– А надо помнить?
– Пока надо. Так вот, его, пока закрыт был, усиленно разрабатывали. Я тебя прошу: изыми протоколы его допросов. И все пленки – его ведь писали? – тоже. Доставь все это лично мне.
Надо изучить, что пацан болтал о будущем. Наверняка найдутся подсказки, зацепки. Про персоналии побольше узнаем, кто и как из сильных мира сего себя в грядущем проявит. И про события – как и что можно предотвратить, а что, наоборот, усилить.
Участкового уполномоченного милиции старшего лейтенанта Прокутина вызвал сам начальник отделения майор Карамов. Не ответив на уставное приветствие и не предложив сесть, он взял со стола рукописную бумагу и помахал перед старлеем:
– Ты писал рапорт-закладушку про своего подопечного, некоего Петренко с улицы Чернышевского, дом тридцать пять?
– Было такое.
– Так вот: возьми и забудь. – Подполковник швырнул в сторону Прокутина листок. Бумажка покружилась и спланировала на пол. Старлей поспешно нагнулся и поднял ее. – Нет для нас такого человека. Понял? Не существует.
Участковый уполномоченный знал, что вопросы начальству, тем более неудобные, лучше не задавать. Но удержаться не смог – да и начальник, кажется, пребывал не в самом дурном настроении.
– А что случилось? – спросил он.
– Приказ с самого верха, – расщедрился на пояснения Карамов. – Агент он. На коллег работает.
Данилов
Данилов вернулся домой, то есть к Варе на Ленинский проспект, дом тридцать семь «а», и сразу, еще во дворе, почувствовал: что-то не то. Что-то случилось. Хотя никаких вроде поводов для беспокойства не наблюдалось. Солнце светило, девочки прыгали в классики, балконы щетинились телевизионными антеннами. Но что-то тревожное оказалось разлито в воздухе. «Может, – подумалось Данилову мимоходом, – я стал предчувствовать, ко мне возвращается мой дар?»
Он поднялся на лифте на шестой этаж. Отомкнул Варину дверь своим ключом. Квартира встретила тишиной, и сразу стало понятно: что-то не так – по всему полу в прихожей разбросаны осколки разбитой вазы. В тревоге он заглянул в комнату, а там – два тела.
И отчим, и мать Вари были очевидно мертвы. Лежит на диване не собранный до конца, раскрытый чемодан. И навзничь два полуодетых человека: Варварина мама и Аркадий Афанасьевич. Пулевые ранения в голову. Натекшая на паркет кровь.
– Варя! – в страхе выкрикнул Данилов и в испуге пробежал по всем комнатам.
Его девушки нигде не было. С одной стороны, отлегло. Значит, скорее всего, Варя жива. Но где же она? И что с ней?
И в этот момент раздался телефонный звонок. Не колеблясь, Данилов снял трубку.
Петренко
Часом ранее телефон зазвонил в коммуналке на Чернышевского, тридцать пять. Соседка позвала квартиранта.
«Кто там? – подумал полковник, следуя длинным коммунальным коридором. – Неужели опять Шаляпин? Хочет сказать, что пора действовать? Но я еще не готов».
Но в трубке раздался незнакомый голос. Послышался смешок:
– Привет, товарищ Петренко, бывший полковник ФСБ, бывший капитан Советской армии. Узнал?
Не узнать было мудрено – кто еще здесь, в прошлом, ведал о нем такие подробности.
– Да. Ты Кордубцев.
– Правильно. А звоню я тебе вот зачем. Твоя девчонка у меня. Ты понимаешь, о ком речь?
– Понимаю. О Варе.
– Правильно.
– Только она не моя девчонка.
– Сказки будешь другим рассказывать. Я-то знаю, что она тебе дорога и ты ради нее все что угодно сделаешь. Вот я и извещаю тебя: Варя находится при мне. Пока она жива и более-менее здорова. И останется таковой до тех самых пор, пока ты тут будешь вести себя тише воды ниже травы – не лезть больше ни ко мне лично, ни к моим бабушкам-дедушкам. Останутся мои предки живы и здоровы – будет и с Варварой твоей все хорошо.
Тут Кордубцев, хоть и лишился в новом теле всех своих сверхъестественных способностей, будто почувствовал заминку со стороны Петренко. Оставался бы он, как прежде, экстрасенсом, прозрел бы: нет больше в живых ни Веры, ни Александра Чигиревых. Но в пятьдесят девятом году он не мог ничего понять. Лишь предчувствовать. И злиться. И угрожать.
