– На «ты», Шурик, мы с тобой брудершафт пили, помнишь?! А что скажу, – осторожно начал маршал, – все мы под Богом ходим, все мы смертны.
– Так ведь надо будет кому-то власть, из рук Никитушки выпавшую, подобрать?
– А с чего вдруг, хочу спросить, ему дуба давать? Мужик он крепкий, семидесяти нет.
– А вот это обстоятельство пусть моей заботой будет, и тебе, Кирилл Семеныч, до нее касаться не надобно… Но ведь свято место не бывает пусто, и после кукурузника кому-то править придется.
– Ты мне, что ль, скипетр и державу предлагаешь?
– Тебе, Кирилл Семеныч, но и не только.
– А кому еще?
– Мне, конечно, иначе б я ничего не затевал и тебе не предлагал.
– Логично. А еще кому?
– Трем человечкам предложу, но ты средь них самый первый.
– И что ж ты мне предложишь? Министра обороны?
– Поднимай выше, Кирилл Семеныч! Председателя Совета Министров. И одновременно исполняющего обязанности министра обороны.
– Ишь ты! – воскликнул и удивленный, и польщенный Вакуленко. – Меня в премьер-министры! Ловко! А сам-то кем станешь?
– Председателем Президиума Верховного Совета Союза ССР. Проще говоря, президентом.
– А на партию кого планируешь поставить? Будешь совмещать?
– Нет, другого человечка. Но кого – пока секрет. Хотя человек надежный, хороший.
– Интересная перспектива! И как же ре-а-ли-зо-вывать будем?
Пьяным Вакуленко не выглядел, но сложные слова стал выговаривать более отчетливо.
– Как? В один прекрасный день, и, возможно, очень скоро, я тебе, Кирилл Семеныч, позвоню и скажу, что дело сделано, наш дорогой и горячо любимый руководитель отошли-с от дел с концами-с. После этого ты незамедлительно выдвигаешь свои войска в Москву, берешь под контроль все правительственные и важные стратегические объекты: телеграф, телефон, почту, газеты, радио и телевидение, вокзалы и аэропорты. Кроме того: интернируешь всех членов Президиума ЦК, зампредов Совмина и секретарей ЦК. Всю команду хрущевскую, конечно, и семью: Аджубея, Раду Никитичну, прочих.
– Интернируешь – это что такое?
– Ну, вроде как изолируешь. Сажаешь под домашний арест.
– Зачем домашний? Можно и в тюрьму. Или расстрелять.
– Зачем же сразу стрелять?
– А чтоб боялись.
– С кем мы тогда дальше работать будем?.. Нет, думаю, торопиться не надо. Поговорим потом с каждым: согласен он на перемены – будет с нами честно трудиться. Нет – отвали от раздаточной… А мы с тобой и с теми тремя доверенными людьми, о ком я упоминал, в первый же день проведем пресс-конференцию для советских и иностранных журналистов. Дескать, подлые империалистические наймиты расправились с нашим горячо любимым. Во имя поддержания порядка и спокойствия в стране мы образуем временный комитет национального спасения. На всей территории СССР объявляется чрезвычайное положение и комендантский час сроком на один месяц. Ну, в течение этого месяца мы всех, кто вдруг начнет против нас вякать, – на цугундер и на Колыму. А мы пока на пленумах распределим портфели. Или, может, так и будем править, квинтетом.
– Кем-кем? – переспросил не шибко образованный маршал.
– Впятером, я говорю, править будем.
– Хорошо изложил, Шурик. Недаром тебя «Железным» кличут. Значит, буду я премьер-министром и заодно министром обороны? В форме ходить стану? Делегации принимать? За границу с визитами ездить? А что, парадная форма мне идет!
– Значит, Семеныч, по рукам?
– А то ж!
Соглашаясь, Вакуленко ничем не рисковал. Даже напротив – получал джокера в рукаве против Шаляпина. Если вдруг что – почему бы ему не выдать шефа КГБ Хрущу? Да и потом: действовать пока не требовалось. Все самое грязное брал на себя Шаляпин. А скажет он – кукурузник убит, можно будет еще прикинуть, чью сторону принять. Хотя и то, что предлагает визитер, – в высшей степени соблазнительно. Стать главой правительства самой крупной в мире державы – о том он, дончак-бедняк из села Гришино Екатеринославской губернии, и мечтать не мог.
Они плотно пожали друг другу руки. Выпили еще по рюмочке за близкое знакомство. За успех предприятия Шаляпин вздымать тост отказался: «За будущее не пьют». И париться дальше отказался тоже, сослался на дела.
Прощаясь, обнялись и троекратно поцеловались.
Но когда Шаляпин возвращался к себе в Новогорск, ему после общения с маршалом, несмотря на баньку, хотелось тщательно вымыться.
Вторым столпом своего заговора – опорой на партийный аппарат – Шаляпин, несмотря на предупреждения Петренко, решил сделать Бурцеву. Да, женщина. В патриархальном советском обществе дама во власти – это странно. Но с другой стороны, недаром Катьку Бурцеву Екатериной Третьей кличут. Катька Великая, она же Вторая, вона как со всей страной управлялась. А Петренко говорит, что вообще за тетками у руля будущее. Дескать, они со временем и Индией править будут, и Великобританией, и Германией. Да и хорошенькая она, Катька Бурцева, в самом женском соку – сорок девять лет. Большой партийный опыт имеется. Московскую парторганизацию возглавляла, а сейчас в Президиуме ЦК КПСС состоит, между прочим, единственный член (хе-хе, извините за каламбур) Президиума из всех планируемых участников заговора.
С Бурцевой Шаляпин в хороших отношениях состоял. Даже ухаживал за ней пару раз на приемах, на брудершафт пил, но ничего такого интимного меж ними не проскакивало, никаких, как говорится, искр, хотя ходили разговоры, что Екатерина Алексеевна, дескать, слаба на передок.
Возможно, поэтому и договориться с ней получилось проще.
Он тоже приехал к дамочке на дачу, но безо всяких банек, конечно. Привез огромный букет роз, целовал ручки. Они выпили чаю с тортиком в доме, потом погуляли по участку – там-то шеф спецслужбы Бурцеву во все и посвятил. Запугал: мол, по его сведениям, кресло под ней шатается. Никита хочет из Президиума ЦК единственную женщину вывести да сделать «всего лишь» министром культуры – о том ему и по службе докладывали, и Петренко в ходе их совместных прогулок о подобной перспективе для Бурцевой рассказывал. А дальше – предложил присоединиться к путчу и в качестве награды пообещал, ни много ни мало, роль первого секретаря ЦК. То есть, по сути, кресло, на котором в течение тридцати с лишним лет сам Сталин сидел! Еще бы у Екатерины Алексевны от такого предложения головка не закружилась! Она даже чуть на Шаляпина не набросилась, не отдалась прямо на открытом воздухе – там же, на лавочке под вековой сосной, стала на радостях тормошить, целовать. Он постарался свести ее домогательства в шутку – соратникам по борьбе пристало иметь пусть и глубокие, доверительные, но товарищеские отношения.
Четвертым соучастником он, конечно, сделал своего верного дружка, комсомольского лидера Сашку Семизорова. А со стороны технократов, производственников, министров предложил роль сухарю и зампреду совмина Алексею Николаевичу Сыпягину.
