Ладно, можно сохранить секрет в пределах семьи, но если весь город в курсе..? Какая-то мысль молниеносно вспыхивает в моём сознании, но я не успеваю ухватить её за кончик. Участковый вздыхает и продолжает рассказывать:
– Болтали, конечно, всякое…
– Что именно? – сухо уточняет Власова.
Она смотрит на меня. Её взгляд кричащий, взволнованный. Ей также не нравится происходящее. Слишком много тайн, недомолвок. Слишком загадочная, мрачная атмосфера.
– Болтали, что дочка пелевинская их сынка того… Кто-то из них ведь наблюдался в диспансере, – отвечает участковый. – Насколько всё серьёзно никто не знал, а тут – такое происшествие! Конечно, пошли разговоры.
– А вы сами как думаете? – интересуется Геля.
– Я думаю, случайность это была. Лёд в том году рано пошёл трещинами, дети мал мала меньше, лет пять младшей было на момент происшествия, значит, около семи старшему, ну какие серьёзные проблемы могут быть в таком возрасте? Я бы ещё поверил, если бы мы о подростках говорили, а так…
– То есть, тело так и не нашли, – констатирую я.
Думаю, очевидно, в какую сторону стекаются мои мысли. Мальчик, если и ушёл под лёд, выжил. И вырос. И теперь отравляет жизнь своей сестры. Зачем и почему яснее ясного, а вот знал ли он всё это время о том, что у него есть семья, или же узнал относительно недавно, это большой вопрос. И как найти того, кто более десятка лет числился умершим?!
– По весне километрах в двадцати вниз по течению рыбак выудил куртку его, – говорит участковый. – Снова вызвали водолазов, излазили весь участок от места пропажи до места, где стоял рыбак. За одну из коряг зацепился сапожок, шапку нашли, а мальчонку, видать, так и протащило дальше вниз по течению… Может, когда и обнаружатся останки, хоть части скелета где-то да выплывут.
– А как вы считаете, мог ребёнок выжить? Могли родители подстроить это происшествие? – задаю вопрос, который мучает меня.
Участковый внимательно обдумывает, прежде чем выдать ответ:
– На момент происшествия Пелевиных не было в городе, вылетели с Москвы первым рейсом. Дети несколько дней жили с няней, от присмотра которой и ушли. Уж как Елена убивалась, Вам весь город может рассказать. Мать просто обезумела от горя, на лёд бросалась, только и успевали ловить. Они и переехали только после того, как нашли вещи… Всё, что осталось от их сына. Закопали пустой гроб на городском кладбище, собрали вещи и уехали. Сомневаюсь, что такое можно сыграть на публику. Это же просто… бесчеловечно.
Согласен, да. Но, к сожалению, по долгу службы мне приходилось сталкиваться с такими немыслимыми вещами, что я, кажется, мало чему способен удивиться.
Мы прощаемся с участковым и выходим к точке сбора. Пока мы беседовали, наша опергруппа провела опрос соседей. Власова устраивается на переднем сидении моего авто, прикуривает сигарету и расспрашивает, удалось ли узнать что-то полезное ребятам, а я усиленно соображаю.
Разум, затуманенный таблетками, отказывается складывать разрозненные кусочки пазла воедино. Мне приходится прикладывать недюжинные способности, концентрируясь на отчётах и ведя мысленный диалог с самим собой.
Я уверен, что пацан, брат Риты, жив. Ну кто ещё может иметь на неё такой зуб?
– Последняя задача на сегодня: узнать все подробности дела о пропаже сына Пелевиных. Меня интересуют даже малейшие детали. Вплоть до пропажи других детей того же возраста по области.
– Господи, Власов, да что с тобой не так? – раздражённо выдыхает Геля струйку сизого дыма в мою сторону. – Мы все порядком устали.
– А я не планирую торчать здесь до скончания веков.
– Знаешь, что я думаю?
– Честно? Даже не интересно.
– А всё же послушай, Ярик, – Ангелина поднимается и шагает мне навстречу. – Я думаю, что гражданка Туманова и есть пациентка психоневрологического диспансера. Что она убила брата. Что она убила родителей. Что она убила мужа. И мы теряем время на какую-то ерунду вместо того, чтобы искать настоящую преступницу.
– Можешь засунуть свои умозаключения знаешь куда?
– Куда, Власов? – Геля усмехается и шутливо бьёт меня в бок.
Тот самый чёртов порезанный бок. Заставляя меня сложиться пополам. Пока я хапаю ртом воздух, готовый выть от боли, Геля обеспокоенно наклоняется, заглядывая мне в лицо.
– Иди к чёрту, Власова! – рычу я, предвосхищая все вопросы. – На сегодня оперативно-розыскные мероприятия окончены. Завтра в восемь приступим к дальнейшим действиям.
Мы едем в единственную на весь город гостиницу, снимаем номера. Всё, чего я хочу, это принять душ, нажраться таблеток и поспать.
Но для начала позвонить тете Нюре и удостовериться, что мои девочки в норме.
Но Ангелина фурией влетает в мой номер и требовательно говорит:
– Показывай, Ярик. Ты же знаешь, что меня придётся выставлять силой. Сама я не уйду.
Знаю, да. И сейчас я не в том состоянии, чтобы спорить. Поэтому послушно скидываю вещи и снимаю бинт.
Геля опускается на колени, закусывая дрожащую губу.
– Кто это сделал?
– Без понятия. Влез ко мне в дом какой-то чудик.
– Это связано с делом Туманова?
– Я уверен, что да.
– Ты сообщил..?
– Конечно, нет, Гель, и тебя попрошу держать это в тайне.
– До или после?
– После сообщения полковника.
– Значит, мы на верном пути.
– Я тоже склонен так считать.
Я не говорю ей правду. Зачем? Я не хочу усложнять собственное незавидное положение и подставлять Ритку.
– Я спрошу у администратора аптечку, – бросает Власова поднимаясь.
– Спасибо, Ангелин.
Когда за ней закрывается дверь, я раздеваюсь донага и встаю под душ. Сквозь жгучую боль ощупываю порез, разгоняя кровь. Если в нём остались частички стекла, я надеюсь, что смогу избавиться от них самостоятельно. У меня просто нет времени и возможности обращаться за медицинской помощью прямо сейчас.
От этой боли разве что искры не сыплются из глаз. Но я снова и снова свожу пальцы к краям раны, наблюдая, как из меня выплёскивается кровь.
