– И что было дальше? – с любопытством спрашивает Ангелина.
– Да, собственно, на этом всё. Рита как ходила в школу, так и продолжала ходить. Разве что совершенно не реагировала на выпады одноклассников, которых хоть и стали побаиваться Пелевину, но шпынять не прекращали вплоть о выпускного. Знаете, мне даже жаль её было. Всегда одна. Встанет в стороне у окна и читает книгу. Никогда не повышала голос, не спорила. Послушная и тихая, да, наверно, это как раз полностью её характеризует.
– В тихом омуте… Сами знаете, кто водится, – вставляет Ангелина. – Ангелочек, а челюсть подруге выбила.
– Никто не знает, что там было на самом деле, – разводит руками директор, и мы торопимся проститься.
Сегодня долгожданная пятница, и я рассчитываю уехать в дом тёти Нюры. Весьма невежливо прощаюсь с Власовой до понедельника, ссылаясь на плохое самочувствие. И это вовсе не ложь. Воспаление от пореза беспокоит меня, но не настолько, чтобы я бросил всё и отстранился от дела. Я чувствую, что мы уже близки к разгадке.
– Ангелин, попроси ребят отыскать этих Дружинину и Проскурякова, поболтаем на неделе с ребятами, если они в городе, авось и приоткроется завеса тайны, что же тогда случилось после школы.
– Боже, Власов, ты ещё не понял? Туманова опасна. Сколько тебе ещё нужно доказательств её неадекватности?
– Вот получим выписку из её медицинской карты и поймём, что за проблемы вынудили Пелевиных обратиться к психотерапевту. А до тех пор не будем торопиться с выводами, ладно? Ты тоже можешь выбить кому-нибудь челюсть, но это вовсе не означает, что ты психованная.
– Мне кажется, или ты не веришь в причастность Тумановой к убийствам родителей и мужа? – проницательно интересуется Власова. – Я тебя прекрасно знаю, ты же оттягиваешь момент её задержания, откладываешь поиски беглой преступницы…
– Не говори глупостей, – отмахиваюсь от неё словно от назойливой мухи. – Будь это так, у меня, наверное, был бы в разработке кто-то другой… А мы всё, что делаем, так только носимся как оголтелые вокруг этой девчонки.
– Я тебе не верю, – заявляет Ангелина.
– Твоё право. Я тоже мало кому верю. Но тех, кому я верю, я всегда буду защищать до конца.
Ангелина внимательно смотрит на меня, обдумывая мои слова, и медленно кивает:
– Окей, Власов. Чёрт его знает, на кой тебе это надо, но если ты попадёшь в историю…
– Никакой истории нет, Геля. Я просто пытаюсь донести до тебя одну простую вещь: мне не нравится это дело. Слишком лихо всё закручено, ты не видишь?
– Я вижу очевидное: Туманова – манипуляторша, искусная лгунья, вероятно, вообще, психически нездоровая. Она строит из себя миленькую, а потом наносит удар со спины. Об этом мне говорят свидетельские показания и многолетний опыт работы в органах.
– А я слышу наряду с этим ещё нечто абсолютно противоположное, – возражаю ей. – Умница, отличница, хорошая и послушная дочь…
– Вот именно, Власов. Ангелочек, который умеет показывать зубки.
Я с досадой ударяю по рулю.
– Давай просто поскорее закроем это грёбанное дело!
– Так я же не возражаю, Ярик. Это ты у нас в сомнениях мечешься.
– Я сказал, закроем дело, а не Туманову. Гель, поверь моей чуйке, в этом деле не всё так очевидно, как кажется на первый взгляд.
– Ты у нас главный, – просто говорит она. – Если следствие зайдёт в тупик и у тебя не будет доказательств невиновности Тумановой, ты понимаешь, что тебе придётся признать очевидное, даже несмотря на твоё легендарное чутьё?
– Понимаю.
Сложно не понимать, когда всё, что у меня есть, только беспрекословная вера и моя любовь.
20. Маргарита
Я просыпаюсь от яркого солнечного света, что пробивается даже сквозь сомкнутые веки. С улицы доносится смех, и я иду на этот звук, самый любимый звук в целом мире. Выхожу на крыльцо, отодвигая в сторону тюль на двери, босыми ногами спрыгиваю со ступеньки на ступеньку и утопаю в росистой траве. Щурюсь на солнце, пытаясь отыскать глазами источник звука, а отыскав, не хочу больше терять ни секунды. Иду к ним.
Ярослав сидит, прислонившись спиной к шершавому стволу цветущей яблони, а у него на руках, оттягивая в стороны уши мужчины, весело хохочет моя малышка.
Яр поднимает взгляд на меня, щекочет маленький животик, целует крохотный носик и говорит ей:
– А кто это у нас проснулся? Смотри скорее, принцесса, – поворачивает малышку ко мне. – Наша мамочка!
Девочка задорно хохочет и дёргается в крепких мужских руках, а я понимаю, что не могу ступить и шагу. Ноги становятся ватными, огромный болезненный ком встаёт поперёк груди, мешая дышать. И я замираю на месте. Ярослав хмурится и поджимает губы.
– Рита, поздоровайся с ребёнком, – говорит он мне.
Если быть точнее, скорее, приказывает. А я не могу пересилить себя. Ненавижу её. Не люблю, хоть ты тресни.
Ведь она просто вылитая копия Аркадия Туманова.
Я распахиваю глаза от резкой боли внизу живота. Это всего лишь кошмар, – проносится в голове мысль, и я чувствую облегчение. На одно короткое мгновение, заблудившись в своём сне, мне на самом деле показалось, что я не чувствую этой всепоглощающей любви к своему ребёнку. Только ради него я продолжаю держаться, когда больше всего на свете мне хочется сдаться.
Я никогда не была сильной, но всегда стремилась таковой казаться. Будь то жестокие шутки одноклассников, несправедливые решения родителей, пьяные приставания ненавистного муженька, я продолжала держать спину прямо, а подбородок – гордо поднятым кверху. И никогда никому не показывала, что чувствую на самом деле.
А сейчас я устала. Беременность отнимает всё больше сил, мне особенно тяжело даются заключительные недели. Я хочу лежать и плакать. На большее нет ни сил, ни желания.
Мне грустно оттого, что Ярослав, при всей своей мужественности и хорошим отношением ко мне, на самом деле ведёт какую-то свою игру. И я вынуждена таиться до поры до времени, потому что, в противном случае, когда придёт это время, крыть мне будет нечем.
Конечно, у меня есть некоторые сбережения. Любая девочка из обеспеченной семьи рано или поздно заводит такой тайник. Но я рискну выбраться к нему только в очень критичной ситуации. Если другого выбора совсем не останется. Если Ярослав сдержит слово, мне не придётся бежать. Не придётся прятаться с младенцем, продав на первое время свои кольца. Не придётся искать возможность вернуться незамеченной в дом родителей и забрать свой тайничок.
Сейчас я не хочу даже думать в обратном направлении. Так хочется положиться на сильного и уверенного в себе мужчину, не оглядываясь на возможные причины его интереса. И даже если я совершаю непоправимую ошибку, я полагаюсь на Ярослава. Пока могу, я делаю это, но не тороплюсь открывать своих карт, ожидая его следующего хода.