Не мигая смотрю в посеревшее лицо нотариуса в ожидании ответа. Собственно, всё, что мне нужно, чтобы оценить масштабы бедствия, может дать мне пациент в крайне тяжелом состоянии. Хочется поторопить его. Мне кажется, что время слишком медленно тянется, тогда как у меня от нетерпения свербит внутри.
Чувствую вибрацию телефона в кармане, но игнорирую. Снова. Снова. Снова. Кому там не терпится? Бросаю короткий взгляд на экран и чертыхаюсь. Домашний.
– Гель, помягче тут, ладно? Опроси, это срочно, – киваю на трубку в руках и выхожу из палаты, не дожидаясь ответа от коллеги.
– Да? – напряжённо бросаю в телефон, едва свайпнув по экрану.
– Ярослав, – стонет Ритка. – Началось.
– Ты уверена? Точно началось? – уточняю я, бросая взгляд на часы.
– Да, в этот раз точно, – сдавленно пищит Ритка. – У меня… пробка отошла.
До хруста сжимаю челюсть, сдерживая потоки ругательств, что рвутся изнутри. Она не виновата! Против природы не попрёшь! Но почему-то раздражает меня сейчас именно Ритка. Ведь наверняка чувствовала предвестники этого радостного события, но снова ни слова не сказала!
– Ты позвонила Марине Семёновне? – спрашиваю вместо того, чтобы учинять разборки.
– Да, она уже едет ко мне.
– Хорошо. Я приеду в течение получаса, если повезёт со светофорами. Продержишься одна или вызвать скорую?
– Яр, я продержусь. Ты обещал. Пожалуйста. Я справлюсь. Всё будет хорошо, вот увидишь. Я не могу попасть в больницу, ты прекрасно знаешь.
Да, я знаю. Но одно дело – обсуждать различные варианты. И совсем другое – столкнуться с этими вариантами здесь и сейчас. Когда я так близко к разгадке, но всё-таки мне недостаёт нескольких кусочков пазла.
– Не волнуйся, я сдержу слово, если всё будет идти гладко. Но рисковать вами я не собираюсь, – предупреждаю её. – Повиси секунду, матрёшка. Сейчас я вернусь.
Ставлю вызов на удержание и заглядываю в палату. Власова стоит, склонившись над нотариусом. Судя по её недовольному виду, говорить он не торопится. Прямо сейчас я не могу размышлять над этим.
– Ангелин, мне срочно нужно ехать, – бросаю я. – Доберись, пожалуйста, сама, как закончишь здесь, ладно?
– Да, конечно. Только боюсь, пациента не назовёшь особо сговорчивым.
– Геля, мне кровь из носу нужна информация. – предупреждаю её и покидаю больницу.
Весь путь я вслушиваюсь в Риткины охи и вздохи. Чуть проще становится, когда приезжает доула – я слышу фоново, как женщина развивает бешеную активность.
– Яр, если я умру, обещай, что позаботишься о моей дочери! – шепчет в трубку Рита, пока Марина Семёновна не начинает её ругать.
Я солидарен с женщиной. Думать о плохом сейчас не время, но я стараюсь понять и чувства самой Риты, поэтому заверяю, что никому не отдам девочку. Глупо объяснять Ритке, что мне придётся пройти семь кругов бюрократического ада, прежде чем мне отдадут её ребёнка.
Спустя 22 минуты и 19 секунд я бросаю тачку у дома и врываюсь внутрь. Меня пугает зловещая тишина. Я тихо прохожу на второй этаж. Пот катится градом по спине. От напряжения крутит живот. Почему в доме так тихо?!
Болезненный вскрик оглушает. Я распахиваю дверь спальни, врываясь внутрь.
– Ты тут! – вымученно улыбается Туманова и тут же смущённо гонит прочь: – Уходи.
Я мотаю головой и скрываюсь в ванной. Наскоро принимаю душ и надеваю домашнюю одежду. Меня трясёт от страха. Для меня рождение ребёнка на свет подобно чуду. Настоящее таинство. Но я изучал статистику неблагоприятных исходов. И точно уверен, что Маргарита не станет еще одной цифрой сухой сводки.
Стараясь не обращать внимание на то, как руки бьёт мелкой дрожью, берусь за ручку и открываю дверь в спальню.
– Как тут у нас дела? – спрашиваю у доулы с самым невозмутимым видом.
– Нормально идёт процесс, не о чем волноваться.
– Ярослав, уходи! – пыхтит Ритка.
– Я не смотрю, – отмахиваюсь я. – Только помогу, если понадобится что-то.
Она морщится. Так жалобно, что мне хочется просто облегчить её боль, но я не знаю как.
– А-а-а-й! – протяжно выкрикивает девушка. Я беру её руку и сжимаю.
– Я с тобой, Рит, – бормочу себе под нос, перехватывая косой взгляд Марины Семёновны.
Время тянется медленно. Мучительно медленно. Риткина агония растягивается на бесконечные часы. Крики становятся просто невыносимыми, но я сижу рядом с ней, протирая лицо влажным полотенцем, убирая прилипшие ко лбу волосы, пока она цепляется пальцами за мою руку.
– А сейчас дыши и тужься, – ласково говорит ей Марина Семёновна. – У тебя всё получится. Ты большая умничка, Маргаритка.
На четвёртом подходе Рита сжимает мою руку особо сильно. Смотрит мне в глаза, словно хочет что-то сказать, но слышится непонятное кряхтение. А потом раздаётся плач.
Я поворачиваюсь на этот звук. Источник звука в руках у доулы: красненький скукоженный “кабачок”. Осматриваю внимательно конечности, пересчитываю пальцы, уши, глаза. Кажется, даже забываю, как дышать, пока смотрю на сморщенное тельце в красно-белых разводах, беззубый ротик, который издаёт громкий мяукающий звук. Сирена.
– Девочка, Маргарит, – на краю сознания слышу голос Марины Семёновны. – Ты – молодец, смотри, какая у тебя славная дочурка!
Хватка на моей руке ослабевает. Рита откидывает простынь с груди и тянет руки к младенцу.
– Дайте мне… – просит хрипло.
