Я завороженно смотрю, как ребёнка выкладывают ей на грудь. Рита перебирает пальцами жиденькие волосики и светится от счастья.
– Как ты себя чувствуешь? – прочистив горло, спрашиваю у неё.
– Словно только что вот это вылезло из меня, – фыркает она и закатывает глаза, но тут же добавляет серьёзным тоном: – Всё в порядке, Ярослав. Жить буду.
– Слава Богу, – выдыхаю я.
– Так, Маргариточка, давай займёмся пуповиной и закончим с делами, пока Ярослав Сергеевич приглядит за нашей девочкой, – говорит Марина Семёновна.
Женщина шустро и слаженно проводит манипуляции, укутывает младенчика в пелёнку и вручает мне.
– Посиди с ней рядом, – просит Ритка.
– Не переживай, мы тут, – говорю, не отрывая взгляда от крохотного личика с обиженными пуговками глаз. Маленький, вздёрнутый кверху нос морщится, когда она снова начинает плакать. Курносая, как мама.
– Эй, – глажу пальцем по щёчке, – не плачь, пуговка. Здесь не так плохо, как кажется на первый взгляд.
Увлечённый малышкой не сразу понимаю, что роды ещё не совсем закончились.
– Только не говорите, что там ещё один… – начинаю я, но Ритка усмехается:
– Не бойся, это всего лишь плодный пузырь. Я не собираюсь повесить на тебя ещё одного ребёнка.
– Собираешься, – заверяю её. – Просто не прямо сейчас.
Перехватываю удивлённый взгляд девушки и улыбаюсь. За окном сквозь плотную пелену снежных туч пробивается закат, освещая лучами дорожку от окна прямо до кряхтящего младенца на моих руках, и она часто сопит и затихает, согретая внезапным теплом. Просто идеальный весенний день.
Руки затекли, но я не шевелюсь, пока Марина Семёновна не заканчивает с Ритой и не прибирает всё вокруг. Женщина забирает у меня девочку и идёт в ванную, а я словно привязанный следую за ней.
Смотрю, как она омывает детское тельце, закутывает в полотенце. Надевает огромный подгузник, плотно пеленает.
Я бросаю взгляд на заснувшую Ритку и спрашиваю:
– И что теперь?
– Два-три дня покоя, а там встанет и начнёт крепнуть. Молоко придёт, надеюсь. Следите за температурой. Минимум дважды в день измеряйте. Если будет стоять высокая, позвоните мне. Питание диетическое, преимущественно, белковое. Для скорейшей выработки молока.
– Погодите, вы уезжаете?
– Да, Маргарите отдохнуть нужно. Мне тоже – возраст уже не тот, да и у меня тоже есть семья. Но вы можете звонить в любое время. В экстренном случае я приеду. А так, завтра навещу. Не бойтесь. Всё будет хорошо. Если малышка будет плакать, пускай Рита даст грудь.
– Так там же пусто, – озадаченно бросаю ей, принимая тугой свёрток с ребёнком.
Женщина усмехается:
– Молозиво-то есть. Не нервничайте вы так, папаша, всё пройдёт хорошо.
И уходит, оставляя меня один на один с двумя девочками, одна из которых спит, а другая – смотрит круглыми глазами, словно сейчас будет рыдать.
Ищу среди покупок пустышку, с осторожностью спускаюсь по лестнице и кипячу воду в чайнике, чтобы обдать кипятком латекс с большим пластиковым цветочком вокруг. Дожидаюсь, пока соска остынет, неуверенно подсовываю малышке, и она сосредоточенно начинает причмокивать ею.
Судя по выражению лица, девочке не нравится такой вариант, но другого у меня нет. Я боюсь будить Риту. Отчего-то наличие новоиспечённого человека пугает меня не так сильно. Младенчик внушает мне доверие. Спокойствие разливается по венам. Я уверен, всё будет хорошо. Самое страшное – роды – позади. А уж с ней я как-нибудь справлюсь.
Спустя несколько минут сосания пустышки глазки смотрят осоловело, и полупрозрачные веки, задрожав, смыкаются. Я снова поднимаюсь в спальню, нахожу телефон, пристраиваюсь к изголовью кровати, укладывая малышку на грудь, и поглаживаю ладонью. Всё привычно, та же рука, тот же ребёнок, просто пузожитель теперь не прячется в Ритином животе. Мой мозг цепляется за эти аналогии, видимо, чтобы справиться со стрессом.
Открываю список пропущенных вызовов. Власова звонила раз пять. И прислала сообщение. Надеюсь, в нём есть ответ на мой вопрос.
«Власов, не смогла дозвониться. Докладываю: перед смертью Туманов переписал завещание, но подробностей нотариус сообщить не успел. Ему стало плохо, и меня выставили. Придётся ждать, пока нам снова не позволят побеседовать с ним!»
Удовлетворённо хмыкаю себе под нос, и малышка вздрагивает, выпуская изо рта соску. Смотрю на неё, удивляясь, какая же она красавица. Вся в Ритку.
И у меня теперь одна задача: сберечь их обеих.
23. Ярослав
Вздрагиваю и открываю глаза, натыкаясь взглядом на блестящие синие бусинки. Кривит личико, морщит нос и… Я успеваю подсунуть пустышку вовремя, до того, как плач огласит требования маленькой принцессы. Пару мгновений смотрю, как она причмокивает, хмуря бровки, и перевожу взгляд на Ритку.
Пробегаюсь пальцами по лбу. Температуры вроде нет. Глажу по щеке.
– Рита, Рит, думаю, тебе нужно покормить малышку.
Девушка тут же распахивает глаза и кивает:
– Давай, конечно.
Я помогаю ей устроиться поудобнее на подушке, подкладываю на руки ребёнка и оставляю их наедине. Пока Рита поднялась, ей тоже нужно поесть. Ну и что, что стоит глубокая ночь, верно?
Проверяю содержимое сковородок. Рис и курица. Вполне съедобно. Грею еду, наливаю сладкий чай и возвращаюсь в спальню.
Рита с улыбкой любуется своей дочерью. Усталая. Невозможно прекрасная. Девушка поднимает на меня взгляд:
– Она такое чудо, правда?
– Да. Она красавица, вся в тебя.
– Поможешь..? – нерешительно спрашивает Туманова. – Нужно переодеть её.
– Конечно, говори, что делать, чего принести?
– Подгузник, влажные салфетки, комбинезон на кнопочках спереди, пледик, тот, розовый, мягкий, – перечисляет она. – И впитывающую пелёнку тоже захвати.
Я отыскиваю всё необходимое и выкладываю на кровати. Рита распаковывает малышку, стягивает перепачканный подгузник, ловко протирает салфетками и оставляет девочку на пару минут на пелёнке, откидываясь на подушки.
– Ты как, Рит?
– Не очень, Ярослав. Всё болит. Это совсем некстати, да?
– Ну что за глупости, – отмахиваюсь я. – Что значит – кстати, некстати? Это всё условности. Не хандри. Отдохнёшь, поправишься, и всё будет хорошо. Марина Семёновна сказала, что тебе нужно отлежаться пару-тройку дней, а потом будешь как огурчик!
– Сейчас я себя чувствую разбитой.
– Я понимаю, – терпеливо говорю ей. На самом деле, я, конечно, понятия не имею, что чувствует человек, из которого появился другой человек. Но кем я буду, если не поддержу, не пожалею? – Тебе не о чем волноваться, я рядом, и вместе мы обязательно со всем справимся.
