– Так куда вы всё-таки меня зовёте, ми... Аван? – поспешила Вереск переменить тему.
– Куда-нибудь, откуда не видно пристани, – усмехнулся молодой человек. – Хочу хотя бы на пару часов отвлечь вас от созерцания горизонта. Тут недалеко есть вересковая пустошь. Там красиво и... что с вами?
– Ничего. – Вереск шумно выдохнула, прижав ладонь к груди. Голова закружилась, каменный пол заходил ходуном, а перед глазами замелькали разноцветные мошки. Пустошь! Вересковая пустошь! Их особое с Ладимиром место. Место, где князь признался ей в любви и хотел раскрыть самую сокровенную тайну... Хотел, но не успел.
Потому что приехал он, Аван.
– Вереск, если вам нездоровится, я...
– Со мной всё в порядке. – Она бросила взгляд поверх плеча рыжего графа. Закат догорел, и над морем вспыхнула первая, самая яркая, звезда. На миг померещилось, будто на горизонте мелькнул белый парус, но видение оказалось дымкой, что стелилась над волнами. Ещё один день без него... – Велите седлать лошадей.
Вечер пах липами, мёдом и дымом. По безоблачному небу плыла полная белобокая Луна. Трусиха мерно ступала по знакомой тропе, но на этот раз рядом с изабелловой кобылкой шёл не здоровенный гнедой жеребец, а каурый мерин. Спокойный, как море в штиль. Вереск бросала на Авана короткие взгляды и думала только об одном. О том, что он – не Ладимир...
Где ты, муж мой? Помнишь ли обо мне?
Залитая серебристым лунным светом пустошь казалась прекрасной и таинственной. Звёзды рассыпались по бархату небосвода и торжественно мерцали, встречая ночь.
– Красиво, – прошептал Аван и глубоко вздохнул.
– Красиво, – откликнулась Вереск.
Действительно, красиво. Красиво, тихо и спокойно. Лошади поодаль щипали сочную траву, где-то в лесу громко ухал филин, а с горных вершин медленно спускались клубы белёсого тумана.
– Возвращаться не хочется. – Изумрудные глаза графа блестели в сгущающихся сумерках. Щёки пылали.
Вереск внимательно посмотрела на парня. Что это с ним? За все эти бесконечно долгие недели она так привыкла к Авану, будто он жил в Приюте Рассвета всегда. А вот теперь... глядела и не узнавала. В молодом графе что-то изменилось. Неуловимо, но существенно.
Если он сейчас превратится в безликую тварь из моих кошмаров, я окончательно сойду с ума, – грустно подумала она.
– Что с вами, Аван? – Лучше уж спросить, чем ждать подвоха.
– Я... я завидую. – Юноша повернулся к ней спиной. – Завидую вашему мужу.
– Ч-что?
– Когда я увидел вас впервые, был так ослеплён яростью и злобой, что заметил лишь внешний лоск. – Молодой человек сник. – А теперь...
Аван вдруг развернулся. Шагнул к ней. Схватил за плечи.
– Скажите, чем... чем заслужил Ладимир такую чистую любовь и безграничную преданность? Раскройте секрет, что такого мужчина должен сделать, чтобы его так любили и ждали? Почему именно он, Вереск? Почему именно он владеет вашим сердцем, душой и всеми мыслями?
– Пустите. Меня. Немедленно. – Собственный голос показался Вереск чужим: так холодно он звучал. – Князь Ладимир мой супруг и ваш сюзерен. Не забывайте об этом!
– Как уж тут забудешь, – прохрипел Аван и, прежде чем Вереск успела сообразить, что происходит, притянул к себе и поцеловал.
Глава двадцать девятая
Вереск сидела на постели, стиснув подушку, и чувствовала, как из искусанной губы сочится кровь. Минувший вечер снова и снова оживал перед глазами. Опять и опять она ощущала горячие ладони Авана на талии. Слышала жаркий шёпот...
"Не трогайте меня! – кричала она, пытаясь высвободиться. – Вы сошли с ума!"
"Да, – соглашался лантийский граф, стиснув её крепче. – Так и есть. Я сошёл с ума. Лишился рассудка от любви к вам. Всё бы отдал, чтобы обладать вами, Вереск. Молю вас, дайте мне надежду. Хоть призрачную, но...".
"Надежду? – Она толкнула его так сильно, как только могла. – Надежду? Да как вы смеете! Как можете? Я – законная жена вашего сюзерена и ношу под сердцем его дитя!".
"Это ли преграда для истинной любви?" – молодой человек снова шагнул к ней. Протянул руку, намереваясь обнять...
Вереск повела плечами, вспоминая звон пощёчины. И как только хватило духу ударить?
Аван вздрогнул и отшатнулся, прижимая ладонь к лицу...
Никогда! Никогда не забуду, как он посмотрел! – Вереск уткнулась в подушку и всхлипнула. – Ох... Если бы только Ладимир вернулся! Если бы только вернулся!
Останешься одна, – звучал в голове голос многоликого призрака. – Совсем одна с младенцем на руках. Ладимир никогда не вернётся из Лантии...
Никогда...
Никогда...
Никогда не вернётся!
Надо было разбить чёртов шар, девушка.
– Нет! – вскрикнула Вереск, закрывая уши руками. – Нет! Нет! Ты не получишь надо мной власти! Тебя нет! Нет тебя, слышишь? Ты всего лишь плод моего воображения!
Все мы плод чьего-то воображения, девушка. И я... и ты.
– Заткнись! – Подушка полетела в темноту. – Заткнись!
– Миледи? – стук в дверь заставил подскочить. – Всё в порядке?
– Д-да, Милда. – Огромным усилием воли Вереск обуздала дрожащий голос. Наскоро пригладила волосы и смахнула слёзы. Хотя... К чему это всё? Милду не проведёшь... – Входи.
– Вхожу, – буркнула служанка и втиснулась в комнату. На подносе дымились её знаменитые оладьи, залитые барбарисовым мёдом. – Ну и видок у вас: краше в гроб кладут.
Вереск оставила любезность без внимания.
– Всё рыдаете? – Милда водрузила угощение на прикроватную тумбу. Зажгла свечи. – Поешьте-ка. Полегчает.
– Спасибо. – Вереск посмотрела на служанку с благодарностью, а в старческих глазах промелькнула безбрежная, точно океан Скорби, тоска.
"Милорда я люблю, словно родного сына", – сказала как-то Милда...
Она тоже переживает, – поняла Вереск. – Переживает не меньше моего.
– Он вернётся. – Вереск чуть сжала натруженную узловатую ладонь. – Непременно вернётся.
– Знаю, – кивнула Милда. – Иначе и быть не может. А вы ешьте! И чтобы больше никаких верховых прогулок, понятно? Вам ещё выносить надо и родить. Так что привыкайте себя беречь.
Вереск почувствовала, что краснеет, и смущённо улыбнулась.
– Хорошо, Милда. Буду беречь.
– Вот и славно, – фыркнула служанка и вперевалку зашагала к двери.
– Постой!
– Чего ещё? – старушка обернулась у самого выхода и упёрла руки во внушительные бока. – У меня дел по горло.
