– Леди Оливия? – Оливия открыла глаза. Стоявший с другой стороны стола бухгалтер мистер Смолл указывал на перо, которое она держала в руке. – Вы капаете чернила на счет.
– О, конечно, я просто… – Как она могла так отвлечься?
– Весна в воздухе. – Он улыбнулся, скользнув взглядом по саду. – Каждый может отвлечься.
Весна в воздухе могла так сильно отвлекать ее только до замужества, и Оливия не представляла, почему это произошло сейчас. Эта весна ничем не отличалась от других, и все же она казалась ей какой-то особенно звонкой.
Непохоже, чтобы этот день был каким-то не таким, как другие. Скорее, она сама стала другой. Будто она долго спала, а теперь начала просыпаться и видеть всю окружавшую ее красоту, такую как бутон желтой розы, стоявшей на подоконнике. Оливия ничего не могла с этим поделать, как не могла остановить незаметное движение распускавшихся лепестков.
Но хотя она не могла остановить то, что с ней происходило, это не значило, что она этого хотела. Открываясь навстречу весне, она становилась уязвимой, а ей не нравилось быть уязвимой. Возможно, Оливия могла бы отдаться новым ощущениям, не теряя себя, но только если бы ей удалось изгнать из своего сознания образ американского ковбоя.
О боже! Теперь это был уже не образ, теперь она видела его. Он вышел из дома на другой стороне парка, сел на скамейку у фонтана и открыл книгу.
Оливия почувствовала, как внутри что-то дрогнуло и потянулось к нему, как лепесток розы к солнцу.
Мистер Смолл жестом указал, что ей нужно что-то подписать. Она опустила глаза, но только на мгновение, чтобы написать свое имя. Уже в следующий миг перо оторвалось от бумаги, и взгляд Оливии снова вернулся в парк.
Заметив своего героя, Виктор стремглав бросился к Джосайе и, не дожидаясь приглашения, взобрался к нему на колени.
Послышался шелест промокашки, скользнувшей по бумаге.
– И еще здесь, леди Оливия. Будьте так любезны.
– Да, да, конечно.
Она отвернулась от окна, но перед глазами продолжала стоять картина, увиденная в парке. Виктор прижался к груди ковбоя, положив на нее свою кудрявую голову. Мозолистая рука Джосайи легла на спину мальчика. Мужчина стал читать ее сыну книжку.
Как легко было представить, что это Виктор с отцом, которого ему так хотелось иметь. Представить, да только действительность рисовалась куда более печальной. Ее малыш отдал свое сердце человеку, который не считал Лондон своим домом.
Оливия почувствовала, как ее глаза увлажнились. Только бы мистер Смолл ничего не заметил.
– С вами все в порядке, миледи?
– О да, все хорошо. Мошка влетела в окно и попала мне в глаз.
– Мы почти закончили, но, если хотите, я подойду позже.
Весна царила в воздухе и, похоже, проникала в ее сердце все глубже и глубже. И если бы она вернулась к финансовым делам Фенкрофта позже, это ничего не изменило бы.
– Нет, давайте продолжим, мистер Смолл. Сколько, вы говорите, мы должны бакалейщику?
Отсюда лед, оттуда лед,
Вверху и в глубине.
Трещит, ломается, гремит,
Как звуки в тяжком сне, —
читал Джо, глядя поверх плеча Виктора, прижимавшегося к его груди. Он почувствовал, как по телу мальчика пробежала легкая дрожь.
– Что такое «тяжкий сон», сэр?
– Что-то похожее на обморок.
– А что дальше?
И напоследок Альбатрос
К нам прилетел из тьмы;
Как если б был он человек,
С ним обходились мы.
– Но птица – это же не человек?
– Конечно.
На страницы книги легла тень.
– Что за глупости вы ему читаете?
– Это не глупости, мама. – Мальчик выпрямился и оказался сидящим на одном колене Джо. Он похлопал по другому колену, показывая, что она может сесть там и присоединиться к ним. – Это поэма, и в ней говорится о старом моряке с длинной седой бородой и сверкающими глазами!
Джо сделал дразнящее движение коленом, как бы повторяя приглашение Виктора. Ему не следовало этого делать, но, казалось, какой-то шаловливый бесенок подталкивал его, и он поддался искушению.
– Поэзия – это пустая трата времени. Смотри, вон идет мисс Хопп, чтобы забрать тебя и уложить спать.
– Но, мама, я слишком большой, чтобы спать днем. Я должен узнать, что станет со свадебным гостем, который сидит на камне и слушает рассказ моряка, завороженный его глазами.
– Я уверена, все кончится хорошо. Дай руку мисс Хопп и иди с ней.
Виктор позволил себя увести, но, оглянувшись, бросил на мать хмурый взгляд.
– Наверное, он заснет тяжким сном.
– Будем надеяться, что со свадебным гостем не случится ничего плохого. – Говоря это, Оливия скользнула взглядом по колену Джо и быстро отвернулась.
– Вы можете сесть рядом со мной, – похлопал Джо по скамейке рядом с собой, – и мы все узнаем. – На самом деле он знал, что случилось со свадебным гостем. «Поэма о старом моряке» была его любимой книгой с тех пор, когда ему было столько же, сколько Виктору.
– Поэзия – это романтические глупости, – фыркнула Оливия.
– Да, если ее пишут глупцы. – Она должна была догадаться, что он говорит о ее покойном муже и его письмах к любовницам. – Насколько мне известно, Сэмюэль Тейлор Колридж к ним не относился.
– У меня нет времени на легкомысленные развлечения.
Это было совершенно неприлично, но Джо это сделал: взял ее за руку и усадил на скамейку рядом с собой. Без перчатки рука Оливии была теплой и нежной. Он сразу отпустил бы ее, если бы не почувствовал легкую дрожь ее пальцев. Какая же она милая. Обойтись с ней так, как сделал ее муж, было просто преступно.
– Оливия, не позволяйте прошлому ослепить вас.
– Прошлое учит мудрости на будущее.
– Мудрости или страху?
– Думаю, прежде всего – осторожности.
– Тогда не могли бы вы осторожно посидеть рядом со мной и послушать поэму?
Оливия кивнула и опустила глаза, но так быстро, что он едва успел заметить, как они блеснули.
– Не обещаю, что, прослушав ее, я стану поклонницей бессмысленных фраз.
– Итак, где мы остановились?
– На появлении альбатроса.
Джо подмигнул ей, чтобы она расслабилась.
Он пищу брал у нас из рук.
Кружил над головой…
Джо хорошо знал поэму и мог бы прочитать ее наизусть, но, когда он читал вслух по книге, история звучала живее.
