– Знаете, сэр Гарри, в чем секрет настоящего мужчины?
– В чем? – заинтересовался сэр, вися на своем верном паже.
– В том, чтобы всегда слушаться маму!
– А ты слушался?
– Еще как! И потому вырос большим, сильным и очень умным!
– Прошу всех умников проследовать в ванную для умывания! – скомандовала Соня и пошла готовить завтрак своим мужчинам.
Когда Игорек доел третью порцию пельменей и побежал жить своей насыщенной жизнью, Соня снова завела прежний разговор. Лёнчик понимал – ей нужно выговориться.
– Повзрослев, я стала еще неправильнее, чем в детстве. Вот мужа, например, выбрала неподходящего. Нина как-то сказала, что лохи – это те, кто ни гадости сделать не умеют, ни ответить на нее. Тогда я не поняла, кого она имела в виду, и пропустила слова мимо ушей. Теперь я понимаю – себя она точно лохом не считала. Вот скажи, зачем ей нужно было убивать Агату?
Лёнчик пожал плечом и приналег на яичницу.
– Не так уж сильно Нина была привязана к отцу, чтобы сделать это из ревности. Мне вообще всегда казалось, что она не способна на шекспировские страсти.
– Таких страстей конец бывает страшен. Ромео и Джульетта. Второй акт.
Соня вздохнула. Она не хотела шутить. Лёнчик понял и замолчал.
– Даже Марка она любила так же ровно и спокойно, как жила.
Рыков взял ее руку, перевернул и поцеловал в ладонь.
– Выходит, ты ошибалась на ее счет.
– Мне казалось, я неплохо знала сестру.
– Человек сам себя не знает. Знаешь, что мне отец Дмитрий сказал? Ну, тот былинный богатырь, помнишь? Он говорил, в Библии сказано – никто не знает какую ношу поднимет. Я думаю, так и Нина. Пока у нее все было, как ты говоришь, гладко да ровно, она тоже была… гладкой и ровной. Правильной. А потом раз – асфальт закончился. Надо через ров прыгнуть и тогда снова на хорошую дорогу попадешь. И тут она не сдюжила. Не смогла эту ношу поднять, понимаешь?
– Не такая уж непосильная ей ноша досталась – сестра.
– Которая у нее отняла половину наследства и право быть единственной настоящей Корц.
– Все из-за того, что она не хотела отдавать?
– Она не хотела делиться. Просто не умела.
Тут Соня, внезапно вспомнив, сказала:
– А ведь я была права, когда заметила, что мама и Агата похожи! Конечно, мне и голову не могло прийти, что мы сестры, но согласись, глаз у меня – алмаз!
– Не то слово! Бриллиант! Яхонт! Смарагд!
Лёнчик притянул Соню и смачно чмокнул в губы.
– Ишь ты, какие мы слова знаем! Не думала, что в полиции такие образованные люди работают!
– Это еще что! Я еще и вышивать, и на машинке…
Соня любовно посмотрела на свое сокровище и твердо заявила:
– Во всем этом кошмаре точно есть одно хорошее – я нашла сестру. И она мне очень нравится!
Лёнчик кивнул.
– Вы с ней похожи. Ты в одиночку поехала на разборки с Генрихом, она полезла в подвал сестру спасать. Налицо фамильные поведенческие штампы. Кстати, именно после того, как ты заметила сходство Агаты с твоей матерью, я стал ковыряться в вашей семейке и потянул за правильную ниточку. Так что ты мне очень помогла своей наблюдательностью. Настоящая жена сыщика!
Соня сделала удивленное лицо.
– Это ты о ком?
– Да все о нем. О законном браке. Или ты думаешь, что я из тех, кто поматросит и бросит? У нас, у Рыковых такого не водится. Мы стреляем редко, но метко.
Соня сложила губы бантиком.
– А ты уверен, что попал?
– Уверен, что вы с Игорем – мои. И я вас никому не отдам.
Соня спрятала лицо на волосатой груди своего рыцаря и незаметно смахнула слезу. Неужели так бывает?
Она ничего не спросила о Станко. Просто не смогла, хотя многие вопросы остались без ответа. Может быть когда-нибудь потом, когда боль утихнет, Рыков расскажет ей всю правду. Но не сейчас. Не сейчас.
Прощание
Жилище Лёнчика находилось в таком старом доме, что увидев это обшарпанное строение о трех этажах в первый раз, люди предполагали найти внутри что-то вроде бомжатника с тараканами. Марк знал, что впечатление обманчиво. Лёнчик выбрал это место, потому что окна квартиры выходили на Обводный канал. Имелся даже балкончик со столиком и двумя креслицами. Это было основное преимущество. Ведь нет ничего лучше, чем посиживать на балкончике с баночкой пивка и наблюдать за снующими по воде катерками с беззаботными туристами. В квартире также имелись две большие комнаты с высоченными потолками, приличная сантехника и кухня с огромным холодильником, полным пива и банок с разносолами, присланными заботливыми родственниками. Лёнчик вообще был ужасно хозяйственным и, даже будучи волком-одиночкой с ненормированным рабочим днем, свою холостяцкую берлогу любил и обустраивал.
Марк немного посидел на кухне, пытаясь залить в себя немного пива в надежде расслабиться, потом плюнул на это дело и улегся на диване, закутавшись в плед. Он был уверен, что не уснет, и провалился в сон, не успев додумать ни одной даже коротенькой мысли.
Агата. Это было первое, что он произнес про себя, проснувшись наутро. Марк посмотрел на часы. Восемь. Через час начнется первый послепраздничный рабочий день. Сотрудники его фирмы уже садятся в свои машины, чтобы выехать со своих загородных дачек. А он даже представить себе не может, чем будет заниматься на работе. Марк резко поднялся и пошел в душ. Вода освежила, но рабочего энтузиазма не прибавила ни на йоту. Он сварил кофе, поглядывая на часы, и позвонил Агате. Теперь он знал ее номер. Он долго слушал гудки в трубке, рассвирепел и, прыгнув в машину, помчался на Гороховую.
Марк ворвался в квартиру, уже готовый прибить первого, кто попадется. Попалась только Агата, и он сходу наорал на нее за то, что она не берет трубку. Она не возмутилась и не оправдывалась, просто сидела на диване и смотрела на него. Марк испугался. Он сбросил пальто на пол и сел рядом.
– Марк, я уезжаю.
– Зачем?
– Глупый вопрос, не находишь?
– Нахожу. Но все равно не понимаю.
Агата глубоко вздохнула, поднялась и ушла от него в дальний угол.
– Ты все прекрасно понимаешь. Все закончилось, и я могу вернуться домой. Мама ждет. Работа – тоже. Моя жизнь там.
Марк поднялся и подошел.
– Твоя жизнь? А моя? Моя где? Где-то в другом месте? Отдельном от тебя?
Какие же они синие, его глаза. Не голубые, а именно синие. Сейчас они горят возмущением и оттого еще прекраснее. Агата закрыла глаза, чтобы не видеть и не умереть от любви к нему прямо тут, на этом самом месте. Его губы коснулись ее век, потом щек, шеи… Целоваться с ним, чувствовать его руки на плечах, спине, бедрах, зарыться пальцами в густые волосы, любить его, отдаться целиком, полностью, без остатка – на свете не может быть ничего лучше и желаннее. Но именно этого делать нельзя. Неправильно. Их разделяет сейчас так много всего, что Великая Китайская стена, по сравнению с этим, просто картонная прокладка.
