— Сэр, посадка вот-вот начнется, — повторяет он. — Вы можете не успеть.
— Что поделать, надеюсь, вы быстро справитесь с моими данными. А я испытаю удачу.
Он стискивает зубы и, с силой ударяя по клавишам, распечатывает мне посадочный талон. Я выхватываю его и несусь со всех ног. Слава Богу, что Санта Барбара — не Лос-Анджелес. Очередь на контроль безопасности не такая ужасная, но я все равно нервно подпрыгиваю на месте, заставляя людей вокруг себя тоже нервничать.
Пройдя наконец контроль безопасности, я стартую с места и бегу к выходу. Параллельно сканирую взглядом все пространство перед выходом на посадку, но Анны там нет.
Ну же, ну же! Я обхожу нескольких "улиток". Когда наконец подхожу ближе, объявляют посадку. Пассажиры начинают подниматься с мест и перемещаться. Тут замечаю светлую макушку и, выдохнув, смеюсь.
— Анна!
Всего мгновение и она поворачивает голову. У нее покрасневшие и опухшие глаза. Моим первым инстинктом было подбежать к ней, но, наверняка, она этому не обрадуется. Она может и отказать — оттолкнуть, как делал это множество раз до этого я. Но я обязан попробовать. Я встаю в ее очередь, и в то время как остальные движутся на посадку, я иду только к Анне.
Похоже, она в шоке, замерла на месте и смотрит на меня, а я, кажется, застрял в конце очереди.
— Что случилось? — спрашивает она со страхом в голосе.
— Я… — оглядываюсь, выискивая шептунов. — Да ничего.
Она хмурит лоб.
— Как ты обошел контроль безопасности?
— Я билет купил. — Его и показываю ей. Люди в очереди следят за нами как зрители на теннисном матче.
— Ты… ты полетишь? — спрашивает она.
Происходящее явно нетипично для меня, неудивительно, что она в замешательстве.
— Нет, просто эти мудаки отказались вызывать тебя по громкой связи, а ты свой телефон выключила.
Когда до нее доходит цель моего здесь нахождения, она медленно поднимается на ноги и идет мне навстречу. Я так боюсь, что она пошлет меня. Надо что-то сделать, пока она не села на самолет.
— Я… я просто… — Ох, чтоб меня, речи — это реально не мое. Да, я могу всю ночь пошлить и нести непристойности, но говорить о своих чувствах это совершенно другое — слишком интимно. Произнести эти слова — значит показать себя полностью уязвимым. Но Анна должна узнать. Она обязательно должна услышать от меня эти слова.
Придурок. Да говори уже! Я понижаю голос.
— Анна… — Так. Это уже начало. А что дальше? Расскажи, когда все для тебя изменилось. — Тогда на саммите, когда тебя спасли… — Она смотрит на меня и ловит каждое слово. — То был единственный раз, когда я благодарил за что-то Бога.
Она моргает и выдыхает. Я знаю, что слова достигли цели, потому что Анна понимает, что это для меня значит. Когда она открывает глаза, мы ненасытно смотрим друг на друга. Она берет мое лицо в свои сладкие ладошки, не давая возможности отвернуться.
— Я люблю тебя, Кай.
Теперь глаза закрываю я, смакуя эти замечательные слова. Впервые мне кто-то говорит их, при этом искренне.
Я хочу ответить, но слишком охвачен чувствами. Снова нападает желание разрыдаться, и я никак не могу его побороть. Я крепко зажмуриваюсь, пытаясь отмахнуться от жжения. Когда я снова смотрю на Анну, то обнимаю ее лицо, а она хватается за мои запястья. А затем я выпаливаю:
— Проведи со мной ночь.
Ее глаза расширяются.
— Кай… Нам не следует. — Но ее слова неубедительны. Она прямо молит меня убедить ее согласиться — сказать нечто такое, что она жаждет услышать. Я хочу дать ей это, дать ей все, что она захочет.
— Я устал жить так, словно не живу. — Я беру ее за плечи. — Чертовски устал. Я хочу почувствовать вкус жизни, хотя бы на одну ночь. С тобой. — Опускаю свой лоб на ее, и теперь уже и сам молю. — Прошу тебя, Анна. Всего одна ночь, и мы снова вернемся к предосторожностям. Мне нужно это. Мне нужна ты.
Я поднимаю голову и смотрю на нее так, чтобы она понимала, — я совершенно серьезен, но в ее глазах я читаю волнение. И не виню ее за это недоверие.
— Не бойся. Ничего не будет.
Мы так и стоим, глядя в глаза друг другу, и молчаливое ожидание убивает. Мне так нужно, чтобы она согласилась. Не представляю, что со мной будет, если она откажется.
Анна проводит руками по моим предплечьям, опуская руки, и переплетает наши пальцы.
— Пойдем, — говорит она.
Она нервно кусает нижнюю губу, в то время как у меня на лице растягивается улыбка. Мы оба нервно посмеиваемся, не веря, что это происходит на самом деле. Я подхватываю ее сумку, и мы одновременно оглядываемся по сторонам. Шептунов нет. А я ни за что не выпущу руки Анны.
И впервые в своей жизни я думаю — так вот оно как, чувствовать себя живым.
Впервые в жизни я действительно живу.
Глава 24. Позволь поцеловать тебя
"Наша ночь освещена луной, и я вижу в тебе свое отражение."
"Aviation High" Semi Precious Weapons
Весь день полнился катастрофическими неловкостями. Сперва, когда мы приехали ко мне на квартиру, Майкл устроил мне взбучку за пропуск очередной репетиции, а затем я осознал, что вся квартира просто расхреначена после вечеринки, что была в четверг. И Анна еще и решила самостоятельно убраться. Пардон, но мне стало как-то унизительно при мысли, что нам придется все там чистить. А потом она нашла слова к "Good Thing" и узнала мой почерк. Фантастика. Ну и как вишенка сверху всего этого — на журнальном столике Анна обнаружила остатки кокаина и показала свою темную сторону, обрушив на меня всю силу Белиалового наследия. Не стоит даже упоминать, как в тот момент она была сексуальна, ведь когда Анна чего-то жаждет, умирая от желания, — это чертовски горячо.
Я потер пальцем место, где были остатки порошка и спросил:
— Подумай, что ты сейчас чувствуешь? Вот это я постоянно испытываю к тебе. — Редкий случай, когда я в состоянии описать ей свое внутреннее безумие.
Если бы она не сбежала из квартиры, отговорившись отсутствием чистящих средств, у меня бы не хватило выдержки, чтобы не наброситься на нее и не воплотить все те грязные вещи, которые я давненько уже представлял с ее участием.
Только вот теперь я стою посреди комнаты и смотрю на аккуратные стопочки одежды, разложенные по цветам. И качаю головой. Поверить не могу, что ей удалось втянуть меня в это. Анне вообще не следовало ничего здесь убирать.
Я вскидываю голову на аромат чего-то божественного, доносящегося снизу. Медленно следую за ним и замираю в дверях кухни. Анна стоит, уперев руки в бедра перед кастрюлями и сковородками, которые, кажется, впервые познакомились с моей плитой. Она тихонько напевает себе под нос:
