Теперь точно моя.
Домой возвращаемся только после посещения детского магазина. Лиса очень хотела купить игрушку для Роберты, и в этом я не мог ей отказать. Собственно, как и в любом ее желании. Я, как хвостик, ходил за ней по пятам, боясь выпустить ее ладошку из своей. Ловил каждый взгляд, который она кидала на вещи для новорожденных, и мысленно уже составил список будущих покупок. Даже мысль закралась приобрести новую, более просторную недвижимость. Ведь останавливаться на одном малыше я совершенно не хочу. Я хочу как можно больше развести вокруг себя наших частичек, которые соединяются в новом человечке.
Эпилог
Семь месяцев спустя…
— Мамоська, — подползает ко мне на диван под махровый плед Ромашка, аккуратно обнимая ладошками уже значительно округлившийся живот. — А когда блатик вылезет из твоего зивотика? — шепчет тихонько, словно боится напугать малыша.
Уже последние пару недель это любимый вопрос нашей голубоглазки. Она была готова буквально по пятам ходить “за моим животиком” и прислушиваться, а не выдаст ли чего ляля в ответ. Пожалуй, больше, чем мы с Русланом, появлениЯ на свет малыша ждет только дочурка. Такая забавная, заботливая Роберта.
— Совсем скоро, сладкая, — поглаживаю по кудрявой головке свою любопытную непоседу.
Честно говоря, я очень долго опасалась говорить Ромашке, что у нее будет братик. Как мама заметила, дети в таком возрасте могут очень ревностно отнестись к новому члену семьи. Но это оказалось абсолютно не про нашу дочурку. Она была на седьмом небе от счастья и, кажется, прикипела ко мне только сильнее за эти месяцы.
Иногда смотрю на нее, на эти густые реснички, голубые глазки и пухленькие губки — она же моя! Нет, правда, моя копия. Не знаю, как у такой, как Нелли, получилось такое милейшее чудо, но тут, думаю, во многом заслуга Руса. Его воспитание, любовь и полная отдача всего себя своей семье.
— Мамоська, а посему он не пинается? — прикладывает ушко к животу Роберта, внимательно прислушиваясь и поглядывая на меня. — Он спит, да?
— Спит, мамочка сегодня всю ночь с твоим братиком проворочалась, — слышим неожиданное за спиной и оборачиваемся. В пороге с двумя букетами изумительных ромашек появляется наш любимый мужчина.
— Папоська! — по традиции заскакивает на руки к отцу Ромашка, встречая, а я, неловкая, как колобок. пытаюсь скатитЬся с дивана под тихий смех мужа.
— Смейся, смейся, вот родится, и ночами вместе будем смеяться, — бубню и, привстав на носочки, целую любимые губы. — Привет.
— Привет, — улыбается Рус, тяжело-тяжело вздыхая и отпуская дочурку с цветочками, которая тут же улепетывает на кухню за вазочкой.
— Ты сегодня долго.
— Сумасшедший день. Соскучился по вам ужасно, — ловит меня в кольцо рук, насколько позволяет моя “фигура”, Рус и утыкается лбом в мой лоб.
— Что такое? — обхватываю ладошками любимое лицо, на котором сегодня написана прямо вселенская усталость. И это заставляет напрячься. Неспроста так хмурится мой мужчина. — Что то случилось?
— Отец твой снова… пакостит.
— Да что же ему неймется-то опять? Все серьезно?
— Так, по мелочи. Но, Лис… — говорит и тут же поджимает губы мой муж, словно не хочет продолжать. Вот только сказанного уже не воротишь.
— Говори.
— Тебе нельзя волноваться и переживать.
— Вот после этих слов я уже волнуюсь и переживаю, Рус! — чуть отстраняюсь, заглядывая в его чарующие глаза. — Что?
— На Воротынцева завели уголовное дело. Где-то он серьезно прокололся, и ему светит срок… приличный срок.
С мгновение перевариваю то, что сейчас услышала, и пытаюсь понять, а как такая новость отзывается в моем сердце? Переживаю ли я за него? Волнуюсь? Боюсь?
Нет.
Наверное, я плохая дочь, что так глухо мое сердце осталось к проблемам биологического родителя. Но и он далеко не идеальный папа.
— Лис… ничего не скажешь? — обхватывает пальцами за подбородок Руслан, обеспокоенно рассматривая мое лицо, на котором, наверное, и отразился весь мыслительный процесс. Вообще, кажется, он за то время, что мы вместе, уже научился, как сканер, считывать малейшее изменение в моем настроении.
— Ясно. Наверное, это все, что я могу сказать. А еще… он знал, во что ввязывается. Еще с теми документами, украденными Олесей, ему грозила статья. Так что… мне жаль его, нет, ты не подумай, что я злюка, или неблагодарная, или еще что-то в таком духе, — начинаю тараторить, но Рус останавливает меня легким касанием своих губ.
— Я люблю тебя. И я так не считаю. И никогда не считал, малыш.
— Он сам выбрал такой путь. Теперь он за него будет расплачиваться, — подвожу итог всему вышесказанному. — Так что… — пожимаю плечами. — Мама звонила, у нее все отлично, они с Геной обещали на неделе заехать.
— Угу, если мы не умчим в роддом, — посмеивается Рус, укладывая свои большие ладони на мой круглый живот. — Как себя чувствуешь?
— Как может чувствовать себя колобок, которого то и дело бомбардируют изнутри по ребрам, печени, почкам и вообще по всему, до чего может дотянуться его ма-а-аленькие рученки и ножки? — смеюсь я, слегка отстраняясь от любимого. — Просто великолепно, — смеюсь, а в глазах любимого мужчины вижу столько нежности, тепла и любви, что не передать словами. Иногда кажется, что больше и быть не может. Но каждый раз он все больше и больше меня удивляет, убеждая, что нет границ у этих чувств. У его внимания, заботы и полной отдачи всего себя мне. Нам! Мне, нашему маленькому цветочку — Ромашке — и крохотному карапузу, который вот-вот должен увидеть этот свет.
И познакомиться с нами сынок решил именно сегодня…
Неожиданно среди ночи я чувствую, что со мной что-то происходит. Слабая тянущая боль в пояснице и в низу живота.
Честно думала протянуть до утра, но никак не могу улечься, чем и разбудила Руса.
— Что такое? — тут же взволнованно посмотрел на меня муж. — Лис? Ты в порядке?
— По-моему, сыночек решил нас увидеть, — натягиваю улыбку и чувствую приступ боли, отчего непроизвольно издаю сдавленный стон, а Рус подскакивает с кровати.
— Так, — тут же натягивает футболку мужчина. — Собираемся, — командует, хватая мобильный.
— А как же Ромашка? С кем ее оставить? — начинаю лихорадочно соображать. — Просто вызови мне скорую и все, — пытаюсь успокоить Руса, который, кажется, переживает даже больше, чем я.
— Сейчас Нину Федоровну вызову, она говорила, чтобы ее беспокоили, если что, — тут же набирает нашу няню.
Все, что происходило потом, в моей голове было обрывками моментов, как ярких кадров. То ли боли, то ли неверие, что уже вот-вот наш малыш появится на свет, то ли еще непонятно что, но состояние у меня было легкой прострации.
