За окном замелькали серо-жёлтые корпуса больницы, и Варина подруга сбавила скорость.
- Ладно, дома поговорим, - тяжело вздохнула она и, кособоко втиснув бочку между двумя скорыми, заглушила мотор. - Отстёгивайся. Приехали.
=45. Старший сержант Евгений Тихонов
- Можете одеваться, - скомандовал врач, и Женя натянул футболку. Перевязка стесняла движения, и он чувствовал себя неуклюжим, как пьяный пингвин. - Рекомендации по уходу получите у сестры.
Евгений послушно кивнул. Поднялся.
- СЛЕДУЮЩИЙ!!!! - проревел доктор голосом раненого Кинг-Конга, теряя к нему всякий интерес.
- Вот инструкции, - медсестра смерила его равнодушным взглядом, и устало вздохнула. - А вот направления.
- Направления? - нахмурился Женя. - Какие направления? Куда?
Безучастный взгляд стал колючим.
- Молодой человек, вы читать умеете? - выцедил ангел милосердия, изображая самую кислую мину из всех, которые приходилось когда-либо видеть. - Там всё написано, и, вроде бы, даже по-русски. Нет? Сто восьмой кабинет. Идите, не мешайте работать.
И Женя пошёл.
Лена дожидается в фойе, но предупреждать её смысла ноль. Зачем? Сто восьмой кабинет совсем рядом, рукой подать - прямо за поворотом. И, судя по пустому коридору, он, Евгений Тихонов, туда первый, последний и единственный пациент - очередью даже не пахнет.
Везуха!
"Побыстрее бы разделаться со всей этой больничной канителью, и домой", - подумал он.
А уж дома, в спокойной обстановке, он точно сумеет убедить Лену в том, что поступает правильно. Даже если до самого рассвета убеждать придётся.
Сжимая в руке направление, Женя решительно двинулся на штурм белой двери с загадочной табличкой "зам. зав. АХО ТТО".
- Можно? - Евгений просунул голову, но ответа так и не дождался. Пришлось войти целиком.
Интересно, что могло от него потребоваться зам. зав. что-то там кого-то там? Бред какой-то. Тупая бюрократия.
Сто восьмой кабинет оказался больше, чем подумалось сразу. Стол, кресло, кушетку и присутственный стул от остального пространства отделяла ширма, за которой вроде бы мелькнула чья-то тень.
- Здравствуйте, я по направлению, - решительно заявил Евгений и тут же застыл. И не просто застыл. Врос в пол.
Перед ним, в белом халате с торчащим из кармана стетоскопом, стоял...
- Ну, привет, маленький друг. - Белозубая голливудская улыбка сияла на загорелом лице. Гусиные лапки вокруг смеющихся зелёных глаз почти не угадывались, а вот морщины, пересекающие высокий лоб, напоминали борозды. - Удивлён?
Женя сглотнул. Попятился. На какой-то безумный миг показалось, будто ноги вот-вот подогнутся, и он рухнет на колени...
... перед Тем, кого надо забыть.
Господин. Теперь я твой Господин. Ты принадлежишь мне. Навсегда...
- Ты правда думал, что убил меня?
Ничего такого Евгений не думал. В ночь побега он был слаб, как полудохлая мышь: бесконечные побои и истощение сделали своё дело. Женя помнил, как ударил его... своего Господина. С бешеной яростью и лютой ненавистью. Да вот только сил отправить гада на тот свет не хватило: проклятущий извращенец отлетел к стене, врезался в неё затылком и мешком повалился на земляной пол хижины. Но выжил.
И теперь пришёл за мной...
Женя пятился, пока не упёрся в дверь. Схватился за ручку. Нажал, толкнул... Заперто!
Что за?
Тот, кто называл себя Джоном, улыбнулся ещё шире.
- Как у вас говорят... "всё схвачено", - хмыкнул он. - Не суетись, мой сладкий мальчик.
Женя скрипнул зубами. По спине струился холодный пот. К горлу подкатила тошнота, а кишки скрутило так, что в пору пополам согнуться. Но...
"Он не увидит моего страха, - решил Евгений и набычился. - Ни за что. Никогда".
- Только дёрнись, башку проломлю, - прохрипел он, с хрустом сжимая кулак.
- О! Не сомневаюсь! - Работорговец даже бровью не повёл. - Ты даже не представлять, насколько хорош сейчас. Полон сил, глаза горят...
Джон облизнул губы, и стало мерзко до тошноты. Женя с трудом сдержался, чтобы не вздрогнуть. До чего сальный взгляд. Смотрит, как педофил на восьмиклассницу.
- Знаешь, - усмехнулся Тот, кого надо забыть, усаживаясь в кресло как ни в чём не бывало. - В нашем ремесле имеется своя специфика.
Слушать об особенностях работорговли не слишком хотелось. Выбить, что ли, дверь ко всем чертям?
- Предпочтение отдаётся женщинам и мальчикам, - продолжил Джон. - Их проще сломать. Легче запугать. Они слабы. Боятся боли. Сжимаются в комок при виде кнута и готовы на всё. Абсолютно на всё. А такие, как ты...
Он снова скользнул похотливым взглядом, и Евгения таки передёрнуло.
- Таких, как ты, покупают настоящие...ммм... - Тот, кого надо забыть, нахмурился, видимо подбирая нужное слово. - Настоящие... гурманы. Ценители, знающие толк в удовольствиях.
Женя сжал зубы так, что на скулах заиграли желваки.
- Кто-то любит объезженных лошадок, а кому-то подавай норовистого жеребца. - Работорговец скривил толстые губы и причмокнул. - Мне вот по нраву мустанги.
- Чего тебе надо? - Женя с облегчением обнаружил, что голос его твёрд, как скала и холоден, словно ледяная глыба.
Это хорошо. Это правильно.
- Увидеть тебя. - И опять улыбка в тридцать два зуба. Такая дьявольски искренняя, что руки чешутся кулаком стереть. - Это хороший причина. Разве нет?
Евгений помрачнел. Он уже примерно представлял, что будет дальше. Сейчас этот мудила поднимется и шагнёт навстречу, и тогда он, Женя, втащит ему по морде. Причём гораздо основательнее, чем тогда, в пропахшей потом и порохом лачуге. Врежет, вырубит, а потом снесёт дверь с петель. Если Джон поставил в коридоре караульных - не беда. Справится и с ними. А самое главное - поднимет шум. Можно заорать всё, что угодно. Особенно эффективно сработает, если крикнуть: "Пожар". Это уж точно всех переполошит. Особенно Лену. А уж она не подведёт...
Мысли мелькнули в голове молнией, но, похоже, недостаточно быстро: Тот, кого надо забыть потемнел лицом.
- Даже не вздумай, - сказал он без малейшего намёка на акцент. - Любая твоя идиотская выходка дорого обойдётся той шлюшке, что ждёт тебя внизу.
Сердце ухнулось куда-то вниз, в район пупка, а потом подпрыгнуло вверх до самого горла.
Нет... Нет!
- Если сболтнёшь кому о нашей встрече, - Джон всё-таки встал. Ростом он был чуть выше Жени, но из-за мощного сложения казался настоящим великаном. - Дама твоего сердца не доживёт до утра. Ты всё понял, мой маленький друг?
