Рядом громко шмыгнула носом блондинка лет двадцати. Когда её заталкивали в фургон, она кричала и брыкалась, словно дикая кобылица. Чтобы унять её хватило двух ударов: по лицу и в живот.
Сабитова вздохнула. Она могла бы попытаться успокоить девчонку. Сказать, что всё будет хорошо, но... Какой смысл врать? Ничего хорошего впереди их не ждёт. Наверняка на каждую уже нашёлся покупатель. Перед продажей скорее всего их будут бить и насиловать, добиваясь полного подчинения, а уж только потом представят "законным" владельцам.
Ленара грустно усмехнулась. Да уж. Так близко подобраться к работорговцам не удавалось ещё никому из её коллег. Ну, ничего. Случается. Впадать в отчаяние она не собиралась. Да, досталось ей основательно, но она точно знала, что Степан обнаружил её исчезновение сразу же и мгновенно поставил в известность Котова. А уж Николай Степанович наверняка поднял на уши всю Контору. Ещё б догадались они Женю посадить под замок и охрану приставить, цены бы им не было.
А так... Эти бородатые упыри сами ещё не знают, какое сокровище везут в своём сраном фургоне. Вот только...
"А если меня не найдут?" - мелькнула крамольная мысль.
Случается же так, что не находят. Ищут годами, да без толку. И если не найдут, что тогда её ждёт? Она станет бесправной рабыней какого-нибудь толстопузого упыря, который будет пользовать её на все лады, накачивая спермой, пока она не понесёт. А если воспротивится, лишится какой-нибудь части тела, или...
Ленара сглотнула подступивший к горлу ком. Дремучий страх магмой разлился по жилам, и остро захотелось присоединиться к поскуливаниям сидящей рядом блондиночки.
Но... нет.
Блондиночка - всего лишь обычная девчушка. Добрая, светлая. Возможно, чья-то любимая дочка, внучка или сестрёнка. Ласковая домашняя кошечка, которая главной проблемой считала сессию, а воплощениями зла - вредных преподов, отказавшихся ставить пятёрку автоматом. Может, у неё даже жених есть...
И все они здесь такие. Все. Кроме неё, Ленары.
"Они имеют право бояться, а я нет", - сказала она себе, снова сжимая кулаки. Потеряла она это право. Много лет назад потеряла, когда решила идти по стопам отца.
Ты будешь гордиться мной, папочка...
Ленара вздохнула, вспоминая с какой лёгкостью расправляются с врагами женщины-агенты из голливудский боевиков. Эх, жаль, что на самом деле нельзя крикнуть "Кий-йя" и размотать пятерых вооруженных гадов и водителя одной левой. А когда сила на стороне противника, рассчитывать можно только на свои мозги. Так её учил Котов. А значит... всеми правдами надо сохранить способность мыслить здраво.
Она смежила веки, и перед мысленным взором моментально предстал Тихонов. В голубых глазах плескались горечь, обида и бескрайняя тоска.
" - Ты просто бл*дь в погонах", - сказал он ей, и ушёл.
Бл*дь в погонах...
Да хоть крокодил в противогазе, плевать! От слов не больно.
Главное чтобы ты, Подарочек, был в безопасности. Цел и невредим.
Ленара снова скользнула взглядом по товаркам и в очередной раз убедилась, что искать среди них союзницу совершенно бессмысленно и даже опасно. Девчонки перепуганы насмерть, шелохнуться боятся. Жмутся друг к другу и дрожат, как кролики. Знамо дело...
Она бы тоже так хотела, но нельзя. Надо быть смелой: должность обязывает.
Фургон сбавил ход и остановился. Дверцы с лязгом распахнулись, и внутрь хлынул пропахший дымом, смолой и соснами ночной воздух.
- Пo двое, - скомандовал один из кавказцев и выразительно мотнул головой. - Поссать и назад. Быстро.
Девушки парами выбирались из фургона. Один из горячих горцев развязывал им руки, и несчастные справляли малую нужду под дулом автоматов. Романтика!
Процедура повторялась каждый день. Именно благодаря этому адову унижению, удавалось не запутаться во времени окончательно и бесповоротно.
Сегодня был четвёртый день кошмара, и Ленара теперь точно знала, как поступит. О морально-этической стороне вопроса она старалась не думать. Чай не девочка давно.
Когда подошла их с Блондиночкой очередь, Сабитова так посмотрела на горца, освободившего её от верёвок, что тот просто не мог не среагировать.
- Чэго вылупилась? - спросил он и харкнул под ноги.
- Понравился, - спокойно сказала Ленара, продолжая жечь бородача взглядом.
Приятели кавказца заржали, как кони. Утробный смех разнёсся над соснами и растворился в антрацитовом небе. Горец злобно зыркнул на дружков, больно ухватил Ленару за волосы и поволок в сторону от дороги. Она пыталась высвободиться, распаляя его сопротивлением и увлекая всё дальше в мрачную темень чащобы. Наконец он остановился. Силой поставил её на колени и, приспустив штаны цвета хаки, вытащил член.
- Соси, шлюха, - приказал бородач и глянул так, что стало понятно: одним минетом дело явно не ограничится.
=50. Старший сержант Евгений Тихонов
Стены крошечной комнаты были мягкими и чем-то напоминали обивку сидений в автобусе. Женя сидел в углу, туго спеленатый смирительной рубашкой, и не понимал ничего от слова совсем. Где он? Как оказался здесь? Где Лена? Почему он связан и в изоляторе? Что случилось?
Тревога грозила перерасти в панику. Евгений вскочил, но тут же рухнул обратно: ноги превратились в китайскую лапшу, а голова кружилась так, что ни один похмельный вертолёт не шёл в сравнение. Ему уже приходилось испытывать подобные ощущения. В плену, чтобы сломить сопротивление, его накачивали всякой дрянью и частенько силой вливали в глотку самогон. А в госпитале пичкали пилюлями и ставили уколы, после которых он ничего не соображал.
Но... что происходит сейчас?
Женя зажмурился, чтобы ухватить за хвост последнее внятное воспоминание.
Лена... Лена оказалась не той, за кого себя выдавала. Они поругались, и он ушёл. Потом был дождь. Сильный дождь. Настоящий ливень. Женя помнил раскаты грома, и то, как хлюпала в кедах вода. Он помнил рыжего соседа. Тот вроде бы пытался уговорить его вернуться. А потом...
Потом всё как будто стёрлось. Смешалось. Подёрнулось дымкой забытья.
На него напали... Или... Или это он сам с кем-то сцепился? Но... зачем? И как он оказался здесь?
Лампа под потолком начала противно жужжать, заморгала и погасла, оставляя Женю во мгле, полной страхов. Он часто и рвано дышал, чувствуя, как по спине течёт холодный пот. Тогда тоже было темно. Очень темно. Темно и тесно. И он также не понимал, что происходит, пока о крышку гроба не застучали комья земли. Его закапывали в землю. Живьём. Наказывали раба за непокорность.
Евгений судорожно сглотнул и плотнее вжался в мягкий угол. Он совсем не умел молиться, но ничего другого не оставалось. Женя закрыл глаза и сам не понял, как уснул.
Поначалу ему пригрезились зелёные, заросшие можжевельником и скальным дубом, склоны Кавказских гор, но потом холмы и овраги превратились в соблазнительные изгибы самого желанного тела. Он гладил ладонями горячую кожу. Целовал и шептал: "Прости, что я ушёл тогда. Прости, если сможешь". И она прощала. Прощала и плакала, крепче прижимая его к себе. А Женя губами ловил слёзы, что катились по её бледным щекам.
