Я оставил машину в соседнем дворе, взял набор юного фээсбешника и направился прямиком в гости к консьержке первого подъезда. Черная кепка и очки ботаника совершенно не нужны для прикрытия на случай, если мне пришлось бы вернуться в этот дом в привычном виде. Для секретных операций у меня имелось нечто более интересное.
Консьержкой оказалась женщина лет сорока с аккуратной стрижкой и строгим лицом. Долго рассматривала мою поддельную ксиву агента ФСБ. На самом деле с ФСБ мы дружим, поэтому если вдруг под личиной консьержки скрывается тайный агент службы безопасности, то мне ничего не будет кроме словесного нагоняя.
Рассмотрев ксиву, она принялась разглядывать меня. Явно хотела хорошо запомнить. Мое терпение уже было на грани, поэтому я доступно объяснил, что спешу и вынудил ее начать отвечать на вопросы.
— Нет, Майя еще сегодня не покидала квартиру. А что она сделала?
— Секретная информация. Ваше дело отвечать на вопросы.
— А меня не буду вызывать в…
Перебил ее:
— Во сколько Майя Васильевна обычно выходит из дому?
Консьержка взглянула на часы.
— В субботу обычно бегает по утрам. Сегодня, странно, пропустила… Каждую субботу бегает. Все отсыпаются обычно, а она бегать. Два года как. Что в дождь, что в снег. Хотя когда этой зимой насыпало много снега и дороги не почистили, то она, конечно, дома осталась. А сегодня вот погодка чудесная…
На душе заскребли кошки. Какого черта?.. Что должно случиться с человеком, чтобы он нарушил привычный ритуал? Что-то должно помешать. Или кто-то.
Может, я зря волнуюсь, но все же — не смогу уехать, не убедившись в том, что нервничаю понапрасну.
— Ее муж выходил?
Женщина закусила нижнюю губу, поглядывая по сторонам.
— Вообще-то, он еще вчера поздно вечером ушел. И до сих пор не вернулся. Жильцы жаловались на грохот и крики, но дозвониться в квартиру не могли. Мне утром сказали.
Это стало последней каплей. Я метнулся к лифтам, стараясь прогнать из головы страшные картины возможных причин того, почему Глеб уехал вчера поздно вечером, а сегодня утром Майя не вышла на пробежку.
По жизни мне приходилось часто сталкиваться с жестью. Почему-то не верилось, что Майя просто проспала, а вчера они всего лишь громко смотрели телевизор.
На одиннадцатый этаж лифт тащился невыносимо медленно. Я уже держал наготове набор отмычек, в красках представляя, сколько костей сломаю Глебу в зависимости от того, что он сделал с малышкой.
Только дверцы разъехались, я вылетел на этаж, быстро нашел шестьдесят третью квартиру и приложил ухо к двери, прислушиваясь. Тишина. Когда тихо, это хуже всего. Глеб никогда не был пай-мальчиком. Если его разозлить, он мог обидеть муху, собаку, девушку — да кого угодно, лишь бы доказать свое превосходство. Один из лучших способов: ограничить противнику свободу или заставить его замолчать.
Ловкие пальцы быстро прокрутили отмычки в замке, и меньше чем через полминуты, раздался щелчок. Не спеша я принялся отодвигать полотно двери, затаив дыхание.
Теперь я услышал тихие всхлипы. Фух, она хотя бы жива. Можно было бы еле слышно притворить за собой дверь и со спокойной душой уйти, но почему она все-таки не вышла? Не услышала щелчок замка и ковыряние отмычками, а я не особо пытался остаться бесшумным. Она слушает музыку в наушниках, или эта падла ее связал и запихнул в шкаф?
Нет, уйду я только после того, как увижу, что с ней все в порядке.
Войдя в прихожую, прикрыл за собой дверь. По левую сторону потянулся высокий зеркальный шкаф, по правую — одна за другой, через небольшое расстояние, три двери. Но всхлипы доносились не от них.
Мои глаза быстро привыкли к темноте. Я двинулся прямо, но вмиг застыл, как только разобрал смотрящую на меня камеру, которая держалась на полусложенном штативе.
Что за ахинея? Именно оттуда доносился плач.
Несколько секунд хватило мне, чтобы сложить два плюс два. Твою ж мать. Не кости Глебу нужно ломать, а мозги вставить! Проломить череп и прямо так и насовать их туда!
Майя сама никак не могла приложить камеру на штативе к двери ванной комнаты. И сколько она уже в ней сидит? Почти двенадцать часов?
Недолго думая, я сделал несколько шагов и замер, услышав, как всхлипы прекратились.
— Глеб? Убери фотоаппарат, не будь такой сволочью! Мне на встречу надо! — от дрожащего голоса Майи у меня внутри все перевернулось. Я какое-то время сомневался, протянув руку к камере, стоит ли ей сейчас помогать.
Она жива, не ранена — физически, но по голосу слышно, что убита морально. Как она отреагирует, если увидит меня? Изменить воспоминания ей смогу, чуть позже она и не вспомнит о том, что я приходил. Но на что их менять? На то, что камере, в конце концов, надоело стоять и она решила прогуляться по квартире?
— Глеб? — с опаской спросила Майя. — Это ведь ты? Я слышала, как хлопнула входная дверь. Я слышала твои шаги! Не прикидывайся, что тебя здесь нет! — через несколько секунд тишины добавила: — Стоишь сейчас под дверью и давишься от смеха? Да, ты не прогадал. Я не рискнула открыть дверь и разбить самую дорогую для меня вещь. Не знаю, что ты и кому хотел доказать этим поступком, но ты всего лишь добавил мне проблем. В чем виноваты мои клиентки, которые не получили вовремя свои фотографии? Или в чем виновата девушка, которой сегодня утром пришлось самой идти по магазинам и выбирать себе платье на выпускной?
Черт. Я уже достаточно напортачил. Уже придется менять ей воспоминания, ибо бедняга побежит в полицию (когда Глеб ее выпустит) и будет писать заявление: ко мне вломились странные грабители, ничего не взяли, но, сволочи, не сняли обувь и наследили в прихожей.
Можно, конечно, просто убрать камеру и выскользнуть на лестничную клетку. И пусть Майя думает, что хочет. О правде все равно не догадается.
И это было бы самым правильным решением, если бы я не ощутил острое желание ее увидеть.
Я даже представить не мог, что наша следующая встреча случится на пороге ее ванной комнаты. Она не должна была быть такой. И Майя о ней забудет, только я уйду. Будет помнить лишь то, что кто-то вошел в квартиру, отодвинул камеру и смылся.
А пока что я бережно взялся за ножки штатива, переставил его подальше с крайней осторожностью. Вернулся снова к двери и застыл перед тем, как дернуть за ручку. Не потому, что вновь засомневался, а оттого что ощутил странное волнение, подобное тому накалу адреналина, который я так люблю получать, превышая скорость. И оно мне нравилось.
Оно росло с каждой миллисекундой, пока я крепко обхватывал ручку двери, и замерло на пике, когда я потянул ее на себя. Дверь оказалась заперта, но Майя быстро справилась с защелкой и через несколько мгновений предстала передо мной с воинственным видом.
Который, впрочем, стремительно улетучился, стоило ей встретиться со мной взглядом. Но мой взгляд долго не смог задержаться на широко распахнутых карих глазках, его магнитом потянуло вниз.
